ИЗ КНИГИ «Торжество жизни» ЖАН НУАРРЬО Отрывок из поэмы Когда вернется осень снова, Я счастья не хочу иного, Как леса бледно-золотого, Как песни жалобной слепого, Как колокольчика коровы… Когда придет зима с дождями, Хочу я, чтобы в печке пламя Шумело красными углями, Чтоб свет виднелся вечерами В лавчонке с горькими хлебами… Весной мне ничего не надо, Как ветра острого прохлады, Расцветшего без листьев сада, Тропинки мокрой у ограды И ландышей, что утру рады. ИЗ КНИГИ «ПРОГАЛИНЫ В НЕБЕ»
«Уж завтра будет год…» Уж завтра будет год, как я в Одо печальный Срывал цветы на мокрой от дождя опушке. Сегодня самый лучший день из дней пасхальных, А я поехал мимо дальней деревушки И мимо рощ, лугов, покрытых вешней влагой. Как, сердце, ты не перестало биться за год?.. Я мучаю тебя, вернувшись к той долине, Где в прошлый год я столько муки вынес. Увидев розы в садике убогой церкви И белую сирень, нависшую над дверцей, Я вспомнил о своей прошедшей боли И удивляюсь, как я не упал невольно, Никем не сдержанный, в отчаяньи, в бессильи На узкую тропинку, желтую от пыли. Нет никого — и все, и все на свете пусто… Зачем я родился, зачем теперь живу я. О, если бы сложить к твоим коленям душу, Что валится как нищенка на мостовую. Уснуть, забыться бы, суметь уснуть надолго Под синим ливнем, под грозой, под тучей желтой. Не видеть ни холмов и ни лазури синей, Повисшей тяжело над синею долиной. Мне кажется, что кто-то плачет в сердце этом, Кого на самом деле в этом сердце нету. Деревня засыпает, наступает вечер, И радостно трещит в густой траве кузнечик; И в домике, спокойно задремавшем к ночи, Меж сит белеют шляпы круглые рабочих. «Висит на белой стенке у кровати…» Висит на белой стенке у кровати Похожая на негритянку-богоматерь. И я ее люблю слегка по-итальянски. Вирго Лауретана, в золотом уборе Ты мне напоминаешь городок у моря, Где продают, крича, на набережных длинных Полипов, всякие плоды и апельсины. Вирго Лауретана, в эти дни печали, Когда она моей любви не принимает, Меня один твой строгий образ утешает. «Молитвы, как цветы, восходят к богу…» Молитвы, как цветы, восходят к богу; Никто не знает как… Одни богаты И с запахом тяжелым туберозы, Другие бледные, без аромата, Как чахлый одуванчик у дороги, Они идут к небесному владыке, И только он один судить умеет, Что бедность кроткая вербены дикой Перед творцом богаче иль беднее Какой-нибудь изысканной гвоздики… «В это утро…» В это утро наша церковь весело звонила, Оттого что дочь соседа замуж выходила, И она звонила в славу пышной кукурузы… И она звонила над гумнами, над сараем. Где скрипели цепи заржавелые, стихая. И она звонила над амбарами, над кладовыми И над девушками темными и золотыми, Что пришли толпой на свадьбу их подруги милой. И она звонила… о любви она звонила. И волы, ступая важно, изумленно словно, Поворачивали бледные рога к решетке, Где краснел меж изгороди вьющийся шиповник. И она звонила… Голуби, топорщась, кротко Ворковали на блестящих черепицах крыши. Дочь соседа, как цветок, задумчиво качалась На своем крыльце меж курами и петухами. Церковь весело звонила… Каждый звук, казалось, Расплывался широко над дальними полями. Пары выстроились у начала огорода, И подруги подошли к застенчивой невесте. Музыка наивная играла перед шествием. А поэт, молившись богу, говорил: «Когда-то Так вступала в Ханаан невеста Исаака, Скромная Ревекка из столь доблестного рода, Времена не изменились к тем, кто верит в бога… Может, вот колодец, где Рахиль, ступая босой, Смуглыми руками робко оправляла косы, Между тем как Яков ждал ее в тени оливы, Точно крепкую, созревшую на солнце сливу». «В городке, где показалась богоматерь…» В городке, где показалась богоматерь, Тихие ручьи меж зелени струятся. Камни, стертые водой, блестят сильнее, И печально голубеют Пиренеи. На холмистых склонах много трав лечебных, И звучит, как вздох, торжественное пенье Всех пришедших, чтоб просить об исцеленьи. В гроте темном пресвятая богоматерь, Облаченная, решила показаться Пред ребенком, мудро ставшим на колени, Бедным и печальным, как ее младенец. Божьи гроты в Гефсимане, в Вифлееме, Ныне снова явлены вы пред всеми. В дымном гроте, преклонив колени, В сладком для моей души смиреньи, Уподобившись безграмотным крестьянам, Я молюсь. Кругом морщинистые лица, Руки грубые перебирают четки, И Господь, как в яслях, глубоко гнездится В этой вере бедной, сладостной и кроткой. |
