Я толком не присматривался, но судя по виду, стоимость часиков с княжеской руки полностью покрывал двухлетний доход водилы. Минимум. Камушки там точно были, не говоря уж о драгметаллах. Удачно он сегодня покатался. Или неудачно — тут как посмотреть.
К сожалению, с полицией провернуть такой же трюк не получилось — хотя не сказать, что Григорий не пытался. Перепуганные пальбой в тихом и провинциальном курортном городе стражи порядка мурыжили нас в итоге около часа. Могли и больше — мне ли не знать. Но сработали служебные удостоверения, дворянские титулы и… включенный видеорегистратор машины из «Волны», который всю пальбу, от начала и до конца, заснял. Забавно, что так вышло — я ведь эти девайсы с прошлой жизни не очень люблю. Всегда их считал подспорьем для автоподставщиков. Профдеформация, что уж тут сделаешь.
Претензии к нам снялись сразу же, но вот от оформления целой кучи бумаг это все равно не спасло. В итоге, ни в какой замечательный ресторан дяди Гела мы, конечно же не поехали. Воронина вызвала такси, князь Орбелиани, в очередной раз сообщивший, что он мой должник, укатил на чуть помятом, но все еще целом внедорожнике, а я отправился в клинику на той же машине.
По пути, правда, заскочил в уличную палатку, чтобы купить фаршированный мясом блин — что за сон на голодный желудок? Но потом уже добрался до кровати и вырубился. Что после такого насыщенного событиями дня было совсем не удивительно.
А вот утро не задалось. То есть проснулся я бодрым, полным сил и в прекрасном расположении духа. Почему-то думалось, что сегодня мы точно выйдем не на подозреваемого в краже документов семьи Воронцовых, а на самого похитителя. Фиг знает почему — сон, может, какой приснился. Но я их редко когда помнил по пробуждении.
Так что позавтракав, я сразу же отправился на процедуры — точнее, они заявились в мои покои. Алхимик Дранников притащил на подносе свои микстуры, я залпом выпил первую, потянулся ко второй и… рухнул на пол, скручиваемый спазмами такой силы, что из глаз слезы брызнули.
Тело горело огнем… Нет, не так — каждая клеточка полыхала нестерпимым жаром! От боли даже дыхание перехватило, так что я даже закричать или хотя бы захрипеть не мог. Перепуганный Дранников носился вокруг, не понимая, что произошло, но потом наконец сообразил, что от метаний толку ноль, и умчался за помощью.
Через пару минут меня уже закинули на каталку и куда-то повезли. Боль к этому моменту немного утихла, но лишь настолько, чтобы я смог не очень глубоко дышать и тихонько постанывать. Потом в глаза ударил яркий свет, перед глазами появилось лицо Жанны Жигаловой, а к руке прикоснулось что-то острое и холодное. После чего боль стала быстро отступать, а сознание — уплывать далекие края.
— Не спать! — Жанна Владимировна наклонилась еще ближе, положив руки мне на голову. — Сейчас нельзя спать! Нужно продержаться совсем немного.
Кому нужно? Мне вот — совсем не нужно! Я хотел вырубиться и забыться сном, но главврач клиники продолжала меня тормошить и что-то говорить. Не знаю, сколько так прошло времени, но вскоре «вертолеты» улетели и я смог немного соображать. И сразу же услышал гневное:
— Да что же вы такое с собой творите, Михаил Юрьевич! Все лечение чуть псу под хвост не пустили!
Я? Когда? Не, в самом деле, я же чуть ли не впервые за обе жизни полностью выполнял предписания врачей. Пил лекарства, гулял, вел спокойный образ жизни и даже не пил алкоголя. Где я накосячил?
— Или вы считаете, что феноменальная плотность ваших манопроводящих каналов всегда будет приходить вам на помощь? — продолжала распекать меня Жигалова. — Так нельзя, Михаил Юрьевич, понимаете вы это?
— Что я сделал? — спросил я негромко. Голос, к счастью, тоже вернулся.
— Вчера пользовались даром! — не спросила, а припечатала гневно эта валькирия.
— Да…
Ну, так-то мне выбора особого не представил никто. Защищайся или умри — все, как я люблю. А что, нельзя было, да?
— Категорически! — ответила на последний вопрос Жигалова. — Вы сейчас пьете очень сильные составы. И активность манопотоков вам абсолютно противопоказана! Чудо, что они у вас не порвались вообще!
И тогда до меня дошло. Вчера я попользовался немного магией, а сегодня выпил элитную алхимию. И меня скрутило. Примерно так могут сработать сильные антибиотики в совокупности с алкоголем — был у меня такой печальный опыт в прошлом. Точнее, у настоящего княжича Шувалов — редкий был долбоклюй, все же. Память услужливо подтолкнула наружу воспоминание, где восемнадцатилетний дебил закрылся в ванной и кричал, чтобы все перестали ходить на руках.
— Простите, — покаянно шепнул я. — Обстоятельства так сложились. Выбора не было.
— Сегодня вам повезло, Михаил Юрьевич, — строго произнесла Жанна Владимировна, выслушав краткую историю нападения на дороге. — Но никто вам не гарантирует, что в следующий раз обойдется. Поймите, напряжение манопотоков вкупе с сильнодействующими препаратами может не просто обнулить наше лечение, но и отбросить вас на несколько шагов назад. А при неблагоприятном исходе — и вовсе сделать вас магическим инвалидом.
— Я понял. Буду беречься.
— Уж пожалуйста! — все еще раздраженно фыркнула Жигалов. — Сегодня у вас восстановительные процедуры. Будем выводить вас из этого состояния. Завтра лечение продолжится в прежнем режиме. Вам очень повезло, что маноканалы были укреплены. Скажите спасибо тому ёкаю, что занимался вашим случаем.
— Обязательно.
В итоге, процедуры длились не половину дня, как обычно, а до самого вечера. В промежутке между ними я позвонил Ворониной и сообщил, что сегодня невыездной. Та меня «успокоила»:
— Тут сейчас все равно нечего ловить, Миша, — произнесла она с горьким смешком. — Семейство собралось и узнало, что их замечательная мать и тетка не собирается умирать, а просто использовала ложь, чтобы собрать всех вместе. Скандал, я тебе скажу был — страшный.
— Разъедуться? — было бы плохо, если все предпринятые Софьей Ильиничной меры окажутся ненужными. И мы не сможем пообщаться с каждым членом семьи.
— Кажется, обойдется. Настя как-то умудрилась всех помирить, хотя по дому моя родня ходит исключительно с обиженными физиономиями. А еще предложила на завтра устроить небольшой банкет.
— И все согласились?
— Так уже все равно приехали, — хихикнула напарница. — Федю, это младшенький Настин, вообще военным бортом с Дальнего Востока привезли, представляешь. Что же ему теперь говорить, что у него тетка сумасшедшая и дальнюю авиацию гоняли через всю страну просто так?
— Ну, да. Как-то криво бы вышло.
— В общем, лежи и поправляйся, Шувалов. Сегодня мы как-нибудь без тебя обойдемся. А завтра — жду на банкет. Там всех и опросим.
— Дурацкая мысль, Аника, — не согласился я. — Банкет какой-то еще…
— Я с тобой на день рождения к брату ходила? — напомнила она. — Ты мне должен, понял.
— Понял, понял. Буду. Форма одежды парадная.
— Все, поправляйся.
На самом деле, провести разговоры с Воронцовыми, пока они будут фланировать между столиками с выпивками и закусками, не так уж и плоха. А если присмотреться, то и вовсе даже хороша. Все будут расслаблены, не будут ждать подвоха, можно спокойно подводить к нужным вопросам. Да, пожалуй, что молодец, Анастасия Ильинична. Не усложнила, а даже облегчила мне работу.
К тому же, у меня появилась еще одна идея. Как получить по-настоящему правдивые ответы на свои вопросы. Ну или по-крайней мере узнать, когда твой собеседник врет.
— Хотели меня видеть, Михаил Юрьевич? — ближе к вечеру зашла в мой номер Жигалова. — Что-то беспокоит.
— Не совсем, — ответил я. — Скорее, нужна ваша профессиональная помощь.
— Слушаю.
Когда я рассказал ей свой план — пришлось немного, без особых подробностей, поведать и о расследовании — она поморщилась и сразу же отрицательно покачала головой. Начала говорить о врачебной этике, недопустимости применять свой дар по отношению к тем, кто об этом не осведомлен, и о том, что использовать ее показания все равно будет невозможно — существовала, оказывается, такая норма закона.
