Город и так-то не суетился днем, а тут вообще замедлился до предела. Люди прогуливались неторопливо, с моря тянуло прохладой, где-то вдали хрипло гудел теплоход. Я поймал себя на мысли, что давно не чувствовал себя так спокойно… и так настороженно одновременно.

Наверное, просто устал. Или слишком привык ждать беды.

И, видимо, поэтому среагировал на женскую фигуру, выделяющуюся среди гуляющих резкой, стремительной походкой. А потом вдруг понял, что узнаю ее! Вскочил, чуть не опрокинув кофе, и крикнул:

— Аника?

Какого черта происходит? Она же куда-то по семейным делам умотала. Сюда? В Крым? Не, все, конечно, бывает, случались совпадения и интереснее в моей непростой биографии, но это точно сейчас занимало место где-то в первой десятке.

Она обернулась — резко, напряженно и, кажется, слегка испуганно. Просканировала взглядом гуляющих, остановилась на мне и замерла, растерянно раскрыв рот. В этот момент она показалась мне совсем юной: в легком распахнутом желтом плаще, со слегка растрепанными волосами, которые еще утром были привычно собраны в хвост на затылке.

— Шувалов?.. — протянула она медленно. А потом вдруг ускорилась, оказалась рядом с бортиком летней веранды и обвиняюще ткнула меня пальцем в грудь. — Ты следил за мной?

Я, честно говоря, завис на пару секунд от таких претензий. Следил? Я? За ней? Да какого черта она о себе думает? Нет, между нами, конечно, потеплели отношения, но не думает же она, что я по этой причине решил последовать за ней и форсировать события?

Или думает?

— Я тут на лечении, Аника, — все же я не пацан двадцатипятилетний, чтобы с ходу устраивать скандал из-за банального (и довольно нелепого) умозаключения. Поэтому постарался помягче. — Клиника «Волна», уже пятый день. А ты что тут делаешь?

— Не твое… — она явно собиралась меня привычным образом отбрить, но почему-то передумала прямо посреди фразы. И, словно сдувшийся шарик, осунулась. — Слушай, Михаил, закажи девушке кофе, а?

— Сию минуту, сударыня! Черный или с молоком?

— Пусть будет черный.

Пока я подзывал официанта, а Воронина обходила бортик и шла к моему столику, я много чего успел подумать. Например, как с ней строить разговор. Она явно напряжена, неслась куда-то, глаза выпучив. Вся в делах и заботах, короче. Возможно, действительно, семейных, ради разруливания которых и взяла неделю отпуска.

И тут я такой красивый и расслабленный, кофе пью в ресторации. Поневоле задумаешься о какой-нибудь подставе. Значит, нужно с ней помягче, а то, я смотрю, ее крепко на поворотах заносит.

Уселась напротив, положила руки на стол и требовательно уставилась на меня.

— Ну?

— Дорогая, это не то, что ты подумала, я все могу объяснить!.. — шутовским тоном произнес я.

— Шувалов, хватит паясничать!

— А ты не «нукай», я тебе не конь, — фыркнул я. — Знаешь такой анекдот про студентов, угнавших самолет?

— При чем тут…

— Давай расскажу. Сидят они такие в пилотских креслах, и один другому говорит: «Серега, прибор!» Второй отвечает: «Сорок!» Первый: «Что „сорок“?» А второй в ответ: «А что „прибор“?»

Начальница несколько секунд смотрела на меня, даже не мигала. А потом вдруг отмерла и улыбнулась.

— Я поняла. Смешно.

— Вот! И я про тоже! Двое коллег встретились в солнечном Крыму, и вместо того, чтобы порадоваться этому удивительному стечению обстоятельств, сразу же начали друг на друга наезжать! Так что предлагаю начать все сначала. Привет, Аника! Рад тебя видеть! Какими судьбами в Ялте? А я, представляешь, отправился сюда на лечение, помнишь, рассказывал тебе о проблемах с даром?

— Не рассказывал, — покачала головой Воронина.

— Но упоминал, что есть некоторые трудности.

— Это да.

— Ну вот же! Пятый день пью микстуры, делаю зарядку и получаю током по нежным местам. А еще с нейромантом работал четыре дня, чуть не помер. Но с сегодняшнего дня у меня вторая половина дня свободная, так что я впервые вышел погулять.

К этому моменту официант уже принес две чашки кофе, блюдо с печеньем и ушел. Я взял одно, макнул в чашку — с детства любил так делать — и выжидательно уставился на коллегу.

— Что? — подняла она брови.

— Ответная речь, — пробубнил я уже с печенькой во рту.

— Семейные дела, — отмахнулась она с показной небрежностью. И сразу же спряталась за чашкой с кофе.

— Ты поэтому выглядишь, как загнанная лошадь? Что там за дела-то такие?

— Какой милый комплимент, Михаил! Лошадью меня еще никто не называл.

— Ой, ну прости! Но у тебя же на лице просто написана вся скорбь народа израильского. А также страшное сожаление, что в сутках всего двадцать четыре часа.

И не то чтобы я хотел в них лезть, в эти семейные дела… Но то ли воздух тут такой, то ли настроение после прогулки и плотного ужина свою роль сыграло. Но произнес я то, что обычно бы не сказал.

— Это как-то связано с тем, что ты собиралась мне рассказать до нападения в бистро?

Тогда, еще во Владимире, у нас назревал какой-то откровенный разговор, причем его инициатором была сама Воронина. Но потом все так закрутилось, что не до бесед стало. А после мы все вдруг внезапно разъехались.

Аника снова на миг заледенела лицом, я было подумал, что она в привычной манере меня пошлет куда подальше. Но она лишь отрывисто кивнула и тяжело вздохнула.

— Да.

— Можем продолжить этот разговор сейчас, — предложил я осторожно. — Я никуда не спешу, да и тебе выдохнуть стоит. С лошадью я погорячился, конечно, но выглядишь ты вымотанной. И… Может, я лезу не в свое дело…

— Как обычно, впрочем! — хмыкнула девушка.

— … но, может, я смогу как-то помочь?

Некоторое время она молчала. Пила свой кофе, смотрела в чашку и вела себя так, будто вопроса не услышала. Я ее не торопил, уже успел немного узнать ее характер. Спешкой только навредить выйдет, слишком уж она скрытная и привыкла все свои тайны за семью замками держать.

Но доверия между нами уже было выстроено. Нельзя, знаете ли, пару раз попасть в ситуацию между жизнью и смертью и не стать друг другу хотя бы хорошими приятелями. Так что я вполне оправданно рассчитывал на то, что в конечном счете она сможет открыться.

Так и вышло. Отставив опустевшую чашку, Аника подняла на меня глаза, в которых ясно читалась решимость.

— Может быть и сможешь, Михаил, — произнесла она тихо. — Потому что я, кажется, не справляюсь.

— Все, чем могу…

Воронина требовательно вскинула руку, помолчи, мол. Я послушно заткнулся.

— Дело и правда семейное, — продолжила она. — Я веду небольшое расследование в интересах семьи. Мы с родней… не особо близки, давно уже не виделись и, сказать по правде, еще столько же вдали друг от друга жили. Но тут так все вышло, что кроме как ко мне, им обратиться не к кому.

Я задавил лезущие наружу комментарии — когда нужно, я вполне могу так делать. И стал ждать продолжения. Явно ведь это не все, что она хотела сказать. Чутье не подвело.

— У семьи украли одну важную вещь. Очень важную. Настолько, что если кому-то станет о ней известно, семье моей придет конец.

— Шантажируют? — предположил я. Ну, а что еще было думать.

— Нет, — покачала головой Воронина. — Этим не шантажируют… Знаешь, давай я тебе с самого начала все расскажу, а то выйдет путано и непонятно. В любом случае собиралась это сделать раньше. А ты послушаешь и скажешь, готов в это ввязываться или нет.

— Аника, я в любом случае впишусь, — пожал я плечами. — Ты мой друг…

— Не забегай вперед, — вздохнула она. — Помнишь того смешного старичка? Сумский, на дне рождения твоего брата? Который еще сказал, что узнал меня?

— Да, — кивнул я. — Олег Иванович. Еще спросил тебя, не приходишься ли ты родственницей графу Воронцову. А ты сказала, что он ошибся.

— Нет, — покачала головой собеседница. — Он не ошибся. И узнал меня, хотя я сама его сразу вспомнить не смогла. Столько лет уже прошло…

В тот момент я не особо последней фразе придал значение. Обычное ведь расхожее выражение, все так говорят. Больше меня интересовало другое.