– Саша! – воскликнула она снова.

Она бежала через газон к…

– Саша, я же сказала тебе не убегать, – строго сказала она мальчику лет трёх. – Саш, ну в чём дело?!

– Лиль, ну в чём дело? – Мирон дотронулся до моего плеча.

Я мотнула головой и, ещё раз посмотрев на женщину с ребёнком, пошла дальше. О чём он мне рассказывал? О сделке своей, вроде. Правда, я не смогла бы вспомнить, что именно, даже если бы меня пытали.

Стало зябко, слабость усиливалась, отдавалась диким напряжением в спине и плечах. У Мирона зазвонил телефон.

– Опять работа? – спросила я, когда он достал его. – Ты хоть иногда отдыхаешь?

– Сейчас, например, – ответил он и взял трубку.

– Да, мам… Думаешь, это хорошая идея?

Он жестом показал мне на ларёк с хот-догами и горячими напитками. Вручил карточку, а сам отошёл. Я посмотрела ему вслед, бессознательно пытаясь разобрать разговор, но вокруг говорили люди, и мне оставалось только пристроиться в конец маленькой очереди.

Я как раз взяла чай и еду, когда Мирон вернулся. С ходу он выхватил у меня хот-дог и впился в него, будто не ел неделю. Я улыбнулась. Сейчас, с набитым ртом, в дорогом пальто и со свисающим с шеи шарфом, он выглядел жутко милым и… родным. Сердце окутало тепло.

– Короче, – сказал он, кое-как прожевав, – сегодня у меня для тебя сюрприз.

– Прям день сюрпризов, как я посмотрю.

– А то. Кто сегодня молодец? Кто с Сафроновым сделку заключил? Правильно – я молодец.

– От скромности не помрёшь.

– Ни в коем случае. – Он забрал у меня и чай.

– Что за сюрприз?

– Мама в гости заедет. Она за тебя очень переживает.

– Мама? – я округлила глаза. – Твоя мама?

Он довольно кивнул, словно я от новости должна была запрыгать. Но почему-то энтузиазма я не испытывала. Должно быть, это высветилось у меня на лбу огромными неоновыми буквами.

– Ты что, не рада, что ли? Вы с ней отлично ладите, Лиль.

– Даже не знаю, что сказать тебе по этому поводу.

Он отхлебнул чай. Я мученически вздохнула.

– Хорошо. Мама, так мама, – ответила я и открыла свой стаканчик. – Как минимум мне не нужно пытаться ей понравиться – я и так уже за тобой замужем.

Справиться с волнением не получалось. Я вымыла раковину, смахнула со стола крошки, которых и так не было, заварила свежий чай. Как ни пыталась вспомнить мать Мирона, даже намёка не было. Что самое интересное, за все эти дни я не нашла ни одного фотоальбома. Мирон только несколько снимков мне прислал, где мы были вместе. Я улыбалась и казалась совсем другой.

– Я открою, – крикнул Мирон, когда в дверь позвонили.

Я поправила волосы, пригладила домашнее платье.

Из коридора раздались голоса, и я, мысленно перекрестившись, вышла.

– Лилия, – улыбнулась женщина, расстёгивая полушубок.

Пальцы у неё были тонкие, черты лица изящные, но острые. Мирон был очень похож на неё и одновременно не похож. Она бросила пуговицы и, подойдя, приобняла меня.

– Как я рада, что всё обошлось, – дотронулась до моих волос.

Я стояла, ни жива, ни мертва. Зоя… Зоя Добронравова. Этот голос, эти глаза… Только мы никогда не были подругами, как не были мы и в хороших отношениях. Она меня ненавидела, и я это не просто знала – я это помнила.

Лилия

Голос Зои звучал участливо, почти по-матерински ласково, но в нём сквозила фальшь, которую я чувствовала кожей. Её лицо, искажённое гневом, блестящие яростью глаза так и стояли передо мной, пока мы сидели за столом в кухне. Она с удовольствием пила тот самый ужасный чай с резким запахом тропических фруктов и казалась… настоящей. Но это «словно бы» не давало мне покоя.

– Как же у вас уютно, – улыбнулась Зоя. – Мирошке очень с тобой повезло. Каждый раз, когда к вам прихожу, поражаюсь, какая ты хозяйка. – Она осмотрела кухню. – А чай… – она одобрительно дотронулась до моей ладони.

– Спасибо, – ответила я, стараясь не выдать напряжения.

Эта женщина старалась казаться добродушной, но сквозь сладкую глазурь её слов проступало высокомерие, холодное и острое, как лезвие. Меня всё сильнее захлёстывали сомнения, а настороженность сжимала грудь, как невидимый обруч. Мирон любил её – это было видно, она его тоже. Но когда она обращалась ко мне, что-то незримо менялось.

Я посидела ещё немного, старательно поддерживая разговор и делая вид, что всё хорошо, но в итоге не выдержала. Пока они с Мироном говорили о планах на Новый год, я украдкой изучала её.

– Простите меня, – вяло сказала я, потерев висок. – Так голова болит, что-то… Наверное, сегодня столько всего было, мой ушибленный мозг не выдержал.

Я сделала вид, что пытаюсь улыбнуться.

Мирон поцеловал меня в висок и помог подняться.

– Иди ложись спать.

– Конечно, Лилечка, – поддержала его Зоя. – После такой ужасной аварии ты ещё долго будешь восстанавливаться. Мирон, – обратилась она к сыну, – помоги Лиле лечь, а потом ещё чаю попьём.

Оставшись одна в спальне, я сбросила маску. Голова и правда поднывала, но ушла я не поэтому. Всё казалось лживым, особенно мать моего мужа, чья доброжелательность была лишь маской. Зачем ей притворяться хорошей? Может, Мирон её попросил? Может, это попытка выстроить отношения заново? Что, если у нас изначально не сложилось, и это что-то вроде второго шанса? Но я ведь рано или поздно всё вспомню, и тогда что?

Голоса в кухне были такими тихими, что я едва различала их, не говоря уже о словах.

– Да перестань, Марк! – вдруг услышала я сквозь собственные мысли.

Меня как резануло, дыхание перехватило, и я затаилась.

Я приоткрыла дверь и, затаив дыхание, старательно ловила каждое слово. Мне показалось или что?! Но чем больше я слушала, тем сильнее начинала сомневаться.

– Всё будет в порядке, Мирон, – голос Зои стал ближе, и я поспешила лечь в постель.

Должно быть, показалось. Или, может, она по телефону говорила? Только чем отчаяннее я пыталась найти объяснение, тем сильнее становилось ощущение, что объяснений нет.

– Во сколько ты сегодня вернёшься? – спросила я после утреннего кофе, стараясь, чтобы вопрос звучал непринуждённо.

– Без понятия, – отозвался Мирон. Посмотрел на часы. – Проклятье, снова опаздываю.

Он быстро приобнял меня и поцеловал. Но отпустил и присмотрелся.

– Что-то ты неважно выглядишь.

– Да так… спала плохо.

– Надо завязывать с этим.

– С чем именно?

– С тем, что ты спишь в гостевой. Сегодня ляжем вместе.

– Мирон…

Он приподнял руки ладонями вверх. – Ничего такого. Я же не говорю тебе про секс. Но, в конце концов, ты моя жена. Лили, – он поддел пальцем мой подбородок. – Я, чёрт возьми, соскучился.

В уголках его губ была улыбка, а глаза… Он, вроде, говорил полушуткой, только во взгляде это не отражалось. Я улыбнулась в ответ и отступила, отстранилась от него. Он уже несколько раз намекал, что мне пора вернуться в супружескую постель, но пока я находила отговорки, а он особо не настаивал. Сегодня же Мирон был другим – под его примирительным тоном скрывалась жёсткость.

Продолжения у разговора не было. Мирону кто-то позвонил. Он бросил, что вернётся к ужину, и уехал. Я осталась с грязными чашками на пропахшей кофе и недоговорками кухне. Может, у всего есть простое объяснение? Может, я просто головой ударилась?

– Марк, – сказала я вслух, пробуя имя, словно бы на вкус. – Марк. Мирон… Марк…

Солнечное сплетение сдавило. Необъяснимая паника оглушила меня, под кожу пробрался холодок. Глаза – голубые, карие, и словно вихрь – голоса, рёв мотора, визг тормозов.

Сердце заколотилось, готовое вырваться из груди. Я увидела мужчину в тёмной огромной комнате, услышала лай собаки, звон стекла. Во рту пересохло.

Сама не своя, я бросилась в спальню мужа, готовая перерыть там всё. Мирон… Почему это имя не ассоциируется у меня с ним?!

На его постели лежал портфель. Он всегда уезжал с ним на работу. Забыл? Сколько времени прошло после того, как он уехал? Минут двадцать?