– Тогда поспи, – сказал Мирон и уложил меня на постель.

Я не сопротивлялась. Он улыбнулся – нежно и грустно, пальцами провёл по моим бровям, по носу и встал. Я смотрела, как он идёт к двери. В холле горел свет, и на фоне него силуэт мужа показался особенно тёмным.

– Мирон, – окликнула я. – А ребёнок?

Он резко развернулся ко мне. Брови его сдвинулись.

– Какой ребёнок? – хмурясь, переспросил он.

Я и сама не знала, откуда взялся этот вопрос.

– Я… я просто подумала, что, может, у нас…

– У нас с тобой нет детей. Но будут. Обязательно будут.

Лилия

– Что-то не так?

Я посмотрела на Мирона.

– Нет, просто… – Махнула рукой.

– Что? Говори, Лиль.

– Почему-то я думала, что мы живём в частном доме.

Мирон обнял меня и быстро поцеловал. На губах его появилась лёгкая улыбка.

– Мы жили в частном доме, но это было давно и совсем недолго – ещё до свадьбы. Потом тебе надоело.

– Мне? – удивилась я.

– Тебе. – Он подбросил на ладони ключи от машины и убрал. – Ты изнывала, что скучно, что не можешь одна никуда поехать, что скоро плесенью покроешься. И вот, – он махнул на дом, – мы перебрались сюда.

Я подняла взгляд на дом. Он был не слишком высокий – этажей десять, явно дорогой, но всё равно напоминал современный муравейник.

Правда, холл внизу меня впечатлил – широкий, светлый, ухоженный. Мирон кивнул консьержу, и мы прошли к лифту. Голова всё ещё была словно свинцовая, но в обморок падать я не собиралась. Вроде. За четыре дня, которые я провела в клинике, об аварии с Мироном мы разговаривали совсем мало. Днём его не было, зато ночью он сидел на диване, как правило, с телефоном. В палате тогда пахло крепким кофе, а свет от экрана падал Мирону на лицо, искажая черты. Я лежала, не шевелясь, и рассматривала его, продолжая мучить память. Иногда он замечал это, иногда нет. Я же всё думала о том, что он мне рассказал. Выходит, я умудрилась связаться с его ненормальным братом. Это, вообще, как?! Где я с ним умудрилась познакомиться и почему сразу не послала?!

– Заходи, – Мирон открыл передо мной дверь. – Хотя… – остановил и подхватил на руки.

– Мирон! – вскрикнула я, ухватившись за его плечи.

От резкого движения по голове словно бы стукнули.

Он поставил меня, и я тихонько застонала, потирая лоб.

– Извини, – он выглядел виноватым. – Хотел перенести тебя через порог. Как невесту. Раз уж ты не помнишь, как это было.

Его слова и искренность смутили. Ему ведь тоже непросто. К тому же, он брата потерял. Каким бы тот ни был – он был его братом. Вряд ли это просто, хоть Мирон и не показывал.

– Всё хорошо, – ответила я и, разувшись, прошла по коридору.

Стены были обклеены обоями коричневого цвета с абстрактным рисунком, на полу в кухне – плитка, мебель деревянная, техника – новая. Взгляд упал на застеленный свежей скатертью стол, на шторы ей под стать. На полочке были в ряд расставлены специи, на крючках аккуратно висела кухонная утварь и прихватки с полотенцами.

– Я что, такая аккуратная? – спросила я с невесёлым смешком.

– Не до такой степени. – Мирон подошёл сзади и обнял меня за талию. Потёрся подбородком о волосы, потом носом и поцеловал. – Клининг творит чудеса. Подумал, что тебе нельзя сейчас напрягаться, – и вот. Один звонок – и нет проблем.

Я вывернулась из его рук. На столе в вазе стояли цветы – белые розы. Я провела по скатерти – она была добротная, с ажурными краями, но какая-то… вычурная. Будто не для того, чтобы ею пользовались. Мирон перехватил мой взгляд.

– Не нравится?

– Да не то чтобы…

– Не нравится, – сказал он с убеждённостью. – Не надо было слушать ту девчонку. – Он заметил моё замешательство. – Ты давно говорила, что нужно поменять скатерть. Ну вот я и решил. Девчонка из магазина посоветовала эту. Хрень, согласен.

Он схватил её и дёрнул рывком. Я только и успела подхватить вазу.

– Мирон! – воскликнула я, сердце заколотилось от испуга. – Ты чуть вазу не разбил!

Он сдержанно засмеялся и взъерошил волосы.

– Что-то не подумал.

Смяв скатерть, он швырнул её в ведро под раковиной, словно та была драной тряпкой, и опять обнял меня. Губы его прошлись по моей шее. Он прикусил кожу и дотронулся языком. Губы его были жадными, руки крепкими. Я окаменела. Прикосновения были слишком настырными, ласки – дерзкими. Он погладил меня по животу, по бёдрам, задрал свитер. Его пальцы прошлись над моими джинсами. Он расстегнул пуговицу на них, потянул вниз молнию, а губы всё скользили по шее – то мягче, то с напором, сбивающим с толку.

– Ты охренительно пахнешь, – прорычал он и, развернув меня, жадно поцеловал.

Прикусил нижнюю губу и ворвался языком. Поцелуй был голодным, глубоким, почти жёстким. Схватив за края, Мирон потянул мой свитер вверх, и кожи коснулся прохладный воздух. Мирон подтолкнул меня к подоконнику, прижал спиной, стягивая джинсы.

– Стой, – прошептала я и упёрлась ему в грудь.

Его глаза лихорадочно блестели, зрачки были чернее самой черноты. Взгляд шальной, голодный.

– Лилька, я… – он было снова потянулся к моим губам, но я отвернулась.

Он шумно втянул воздух.

– Мне сейчас не до этого, – сказала я и выскользнула. Застегнула джинсы и поправила свитер. Он достал из холодильника бутылку воды и большими глотками выпил всё до капли. Смял её и швырнул в раковину, а сам опёрся на неё руками. Плечи его под рубашкой были напряжённые, на руках натянулись жилы.

– У меня голова плывёт, Мирон, я не…

Он резко повернулся, и я замолчала.

– Прости, – сказал он сипло. – Я не подумал.

Бугор в его паху был откровенным проявлением желания. Я даже смутилась. Заметив это, Мирон тряхнул головой. Подошёл и поцеловал – глубоко и быстро, не дав и секунды опомниться. Так же быстро отпустил и скрылся в коридоре. Через минуту из глубины квартиры раздался звук бегущей воды. Я присела на стул с мягкой подушкой и дотронулась до губ, ища внутри отклик. Когда-нибудь я вспомню. Хоть что-то. Протянула руку и коснулась роз, и на миг мне показалось, что это не розы, а лилии. Белоснежные, с розоватыми крапинками. Словно обжёгшись, я отдёрнула руку и дотронулась до ключиц, второй рукой провела по обручальному кольцу.

– Это просто цветы, – сказала я себе. – Просто розы. – И опять провела по губам. Запах Мирона – такой знакомый, а я… я как пустой сосуд.

Лилия

На следующее утро, когда я встала, Мирон уже уходил.

– Подожди, – остановила я его в дверях. Голова спросонья соображала плохо, но я всё же собрала мысли в кучу.

Мирон поймал меня одной рукой, притянул и поцеловал. Я мягко оттолкнула его.

– Мирон, я ещё не проснулась толком.

– Зато я проснулся. Считай, что ты пожелала мне отличного дня. – Он взял с тумбочки папку. – Я в офис. Да… Ты что-то хотела?

– В больнице ты сказал, что мои родители погибли. Но, может, у меня ещё кто-то есть?

Он вернул папку на прежнее место. Прижал к себе, на сей раз с нежностью.

– Я у тебя есть.

– Я задрала голову и посмотрела на него.

– Я не про то. Может… Не знаю. Брат или сестра. Или бабушка, допустим.

– Нет. По крайней мере, ты мне ничего такого не говорила.

Я вздохнула.

– А друзья? Ты знаешь моих подруг?

– Не знаю, – в голосе его промелькнуло раздражение. Это озадачило меня.

– Я что-то не то спросила?

– Да просто… – И опять он поцеловал меня.

Его поцелуй был неспешным, но откровенным. Он ласкал мои губы, погладил меня по ягодицам, но в мыслях у меня было только, что я ещё не умывалась. Что не так, я не понимала. Я ведь знала Мирона – его прикосновения казались смутно знакомыми, и даже его поцелуй был таким… будто это уже было много раз.

– Ты не…

Он не договорил – зазвонил телефон. Мирон ответил, едва глянув на дисплей, жестом показав, что спешит. Забрал свои документы и ушёл. Я даже не успела спросить, когда он вернётся.