В тот вечер, когда на ранчо появился Хаокин Монтойа, Аннабелла пустила в ход все свои чары. Монтойа промышлял тем, что похищал женщин и детей и продавал их в рабство на Юг. Женщин обычно покупали бордели, а мужчин и детей отправляли на рудники и в копи. Никто не мог ускользнуть из цепких рук Монтойа. Он с такой же охотой наживался на соплеменниках, как и на гринго.[9]

Аннабелла представила Тайри и Монтойа друг другу, и мужчины обменялись рукопожатием. И тотчас же почувствовали взаимную неприязнь.

Тайри вовсе не удивило то, что Аннабелла поддерживает знакомство с таким негодяем. Во время обеда хозяйка и гость вели любезную беседу об известных им обоим людях и местах. Аннабелла то и дело улыбалась Монтойа и находила поводы лишний раз прикоснуться к нему. Тот, в свою очередь, осыпал ее комплиментами, а его темные глаза тем временем оценивающе рыскали по ее телу.

Во время еды Тайри по большей части молчал. Весь этот спектакль его забавлял. Его не удивило и не рассердило, когда Монтойа последовал за Аннабеллой в ее спальню, а стало быть, и в постель. Ревности он не испытывал. Только почувствовал облегчение оттого, что теперь она перестанет ему досаждать.

На следующее утро Монтойа уехал на рассвете, и Тайри был этому рад.

Дни шли, и головорезы Аннабеллы все больше завидовали Тайри из-за его особого положения. Но это были их проблемы, Тайри это не касалось, он продолжал идти своей дорогой, нечувствительный к их завистливым и ревнивым взглядам и язвительным репликам. Если они верили, что он спит с Аннабелой, то ему было на это наплевать.

Самым же тяжким испытанием для Тайри во время службы у Аннабеллы оказалось встретиться лицом к лицу с Рэйчел.

Он так больно ранил ее чувства и, конечно же, сожалел об этом. Но считал, что лучше причинить ей боль, которая со временем пройдет, чем жениться на ней и обречь ее на страдания в течение всей жизни.

В утро, когда Тайри приехал получить подпись Хэллорана под купчей, Рэйчел сидела на крыльце и штопала носки старика. Она казалась свежей, как весенний цветок, с волосами, сверкающими, как расплавленное золото, и нежной и гладкой кожей. Глядя на Рэйчел, он подумал: как могло случиться, что он хоть на миг счел Аннабеллу Уэлш привлекательной.

Тайри остановил серого прямо у ступенек крыльца.

– Доброе утро, Рэйчел, – сказал он. – Ваш старик дома?

– Да, он там, – отвечала Рэйчел холодно, показав рукой на дом. Она встала, вонзив ногти в ладони сжатых рук. Почему при одном только взгляде на него сердце ее переполнялось томлением? Ей так хотелось подбежать к нему, обхватить за шею, излить ему свою душу, умолять ответить на ее любовь… Но гордость лишила ее дара речи и сковала движения.

– Я позову его.

Она не пригласила Тайри войти, и он даже не стал слезать с коня.

Джон Хэллоран вышел из дома один. Он уже держал перо в руке, когда Тайри передал ему бумагу на подпись. В ней было сказано, что Аннабелла Уэлш приобретает права на часть земель Хэллорана.

– И сколько пройдет времени, прежде чем она приберет к рукам остальное? – с горечью поинтересовался Хэллоран.

– Она не получит остального.

Хэллоран глухо рассмеялся и сунул бумагу в руку Тайри.

– Нет? И кто же ее остановит? Не вы ли?

– Я, если это потребуется, – спокойно ответил Тайри. – До свидания, Хэллоран.

Рэйчел наблюдала в окно за его отъездом. На мгновение она сделала попытку подавить душившие ее слезы. Но потом с рыданием упала на кровать и дала им волю. Поплакать было необходимо, чтобы освободиться от боли, которую она так долго носила в сердце.

Как глупо было надеяться, что Тайри изменится, что он повесит на гвоздь свой револьвер и станет фермером. Все это время она тешила себя несбыточной мечтой. Возможно, ему было уже поздно меняться. А может быть, она ему просто всегда была безразлична? От этой мысли ее слезы потекли еще быстрее и обильнее. Все расплывалось перед глазами, уже и так покрасневшими и распухшими. В горле саднило.

Она плакала до тех пор, пока не почувствовала пустоту внутри, но боль в сердце все равно осталась, и она поняла, что будет любить Логана Тайри, пока не кончится ее жизнь.

Тайри пробыл на службе у Аннабеллы уже с месяц, когда она решила, что настало время, чтобы он отплатил за стол и кров.

– Возле Койотова холма, – заметила она однажды после обеда, – поселился скваттер.[10] Избавь меня от него, ладно, Тайри?

Это не просьба, размышлял Тайри, это команда, обернутая в бархат и поднесенная шелковым голосом.

Назавтра ранним утром он покинул ранчо Уэлшей.

Стоял прекрасный день, благословенный ослепительно ярким синим небом, напоминавшим цвет глаз Рэйчел. Легкий летний ветерок спасал от нестерпимого зноя.

Скваттер выбрал лесистую часть земель, орошаемую небольшим нежно журчащим ручейком. Это было прелестное место, весьма подходящее для того, чтобы там поселиться. Прекрасное место, чтобы пустить корни, вырастить детишек, собирать урожай и разводить скот.

Посягнувший на землю Уэлшей человек опиливал ветки только что поваленного дерева, когда подъехал Тайри и легко спрыгнул с седла.

– Там, откуда я приехал, – сказал скваттер, заслоняя рукой глаза от солнца, чтобы разглядеть непрошеного гостя, – люди ждут приглашения спешиться!

– Ах вот как? А здесь люди не имеют обыкновения селиться на чужих землях без разрешения.

– Это свободная земля, – воинственно возразил скваттер. – Прежде чем сюда приехать, я проверил.

– Ты ошибся, – бесстрастно ответил Тайри. – Собирай свои вещи и проваливай.

– Мне некуда больше идти, – упорствовал человек. – Я уже строю дом. К завтрашнему дню у меня будет готов пол, а до конца месяца я поставлю стены.

– Тебе лучше самому изменить свои планы, – предупредил Тайри. – А иначе об этом придется позаботиться мне.

Скваттер был молод. Лет двадцати пяти, не больше. Он был крепко сколоченным мужчиной, с темно-каштановыми волосами и синими глазами, и казался мощным, как дуб. На его лице Тайри прочел испуг.

– У тебя пять минут на то, чтобы собрать свои вещи и убраться, – лаконично заметил Тайри.

– А если я откажусь?

Тайри указал пальцем на патронташ скваттера, лежащий на плоском камне в каких-нибудь шести футах от них.

– Можешь попытать счастье.

– Я никудышный стрелок, – признался молодой человек, пятясь.

Улыбка Тайри таила угрозу.

– А я отличный.

– И ты хладнокровно застрелишь меня? – недоверчиво спросил тот.

– Нет. Я дам тебе шанс. Надень пояс.

– Нет.

– Тогда уезжай подобру-поздорову. Скваттер не сводил с Тайри глаз, и его мысли были столь же ясны и прозрачны, как вода в журчащем поодаль ручье. Он не хотел уезжать отсюда. Чтобы переехать на Запад, он продал все, чем владел. Он не мог вступать в перестрелку с профессиональным стрелком, но не хотел и просто так оставить поле боя.

– Твой ход, – тихо напомнил Тайри.

– Черт! – Скваттер едва слышно, шепотом, выругался и потянулся к поясу с револьвером и патронами. Он все еще не сводил с Тайри глаз. Он медленно поднял свое оружие. Потом, рывком бросившись на землю, выхватил из кобуры револьвер 44-го калибра и нажал на спусковой крючок.

Пуля едва не задела Тайри, пройдя в каких-нибудь паре футов от него. Не раздумывая, Тайри выхватил свой револьвер и прицелился.

Скваттер смотрел на него, чувствуя себя беспомощным, как кролик, попавший в капкан, и слишком напуганным, чтобы попытаться выстрелить снова.

Палец Тайри твердо лежал на спусковом крючке, когда внезапно в мозгу его зазвучал голос Рэйчел: «Револьвер не может отличить добра от зла, но человек различает».

Тайри внезапно спрятал свой «кольт» в кобуру, развернулся и ускакал, оставив изумленного скваттера с разинутым ртом.

Двумя неделями позже Аннабелла снова послала Тайри навести порядок. Уже темнело, когда он покинул ранчо с винтовкой, брошенной поперек седла, и с «кольтом», оттягивавшим карман.