– Или Аннабелла решила свершить свою месть сама?

– Точно.

Рэйчел прикусила губу. То, что сказал Клинт, имело смысл. Аннабелла хотела, чтобы Тайри повесили, а потом вдруг передумала. Но почему?

Уэсли потянулся за шляпой и осторожно водрузил ее на голову. Ночь оказалась не из лучших, но кончилась она не так уж скверно. Наконец-то Тайри устранен с дороги. Возможно, со временем Рэйчел забудет его. Возможно, когда-нибудь Клинт завоюет ее любовь. Но сейчас ему, пожалуй, хотелось остаться одному.

– Отправляйся-ка домой, Рэйчел, – сказал он устало.

– Я не оставлю тебя в таком состоянии.

– Со мной все будет в порядке, – ответил Клинт резко. – Поезжай домой.

С покорным вздохом Рэйчел пробормотала едва слышное «прощай» и вышла из конторы. Она знала, что обидела Клиента, но не могла выйти замуж за человека, которого не любила, просто для того, чтобы пощадить его чувства.

На улице Рэйчел вгляделась во мрак. Где же Тайри? Смущенная, с тяжелым сердцем, она взобралась в экипаж и повернула лошадей к дому.

Когда Тайри проснулся, уже рассвело. Он посмотрел вокруг: никого! Но одиночество его не было полным: у его правого бока лежала, свернувшись кольцами, гремучая змея. Ее уродливая треугольная голова находилась меньше чем в футе от его собственной. На его непроизвольный глубокий вздох потревоженная рептилия ответила угрожающим шипением.

Долго, бесконечно долго змея не мигая смотрела на Тайри, а Тайри на нее. Однажды он видел, как человек умирал от укуса змеи. Зрелище это было не из приятных: укушенная нога распухла и почернела, тело непрестанно тряслось, как в лихорадке, потом последовали судороги…

Еще одна минута неслышно соскользнула в вечность.

Рубашка Тайри взмокла. Пот заливал ему глаза, но он не осмеливался даже моргнуть. Самой страшной была минута, когда змея расправила кольца и не спеша поползла по его груди, водя из стороны в сторону своим раздвоенным язычком.

Когда кончик ее хвоста прощально скользнул по его телу, Тайри медленно поднял голову. Отважившись посмотреть через плечо, он испустил вздох облегчения: змея уползала в тень приземистого кактуса, стоящего от него ярдах в восьми.

Ослабев от пережитого страха и внезапно нахлынувшей радости избавления, Тайри начал ерзать на твердой земле, пытаясь найти более удобное положение. И тогда в его поле зрения попала большая синяя миска, до краев наполненная водой. Вода сверкала и переливалась в свете раннего утреннего солнца. Он уставился на миску, не в силах поверить в ее подлинность и считая, что это мираж, вызванный его жаждой.

Расстояние, отделявшее его от миски, казалось непреодолимым. Раненая рука при каждом движении пульсировала болью, но Тайри упрямо продвигался вперед, не спуская глаз с вожделенной влаги и не забывая об обещании, которое она таила.

О черт! Он выругался со всем разочарованием и яростью, на какие способен человек, который, находясь не более чем в двенадцати дюймах от желанной цели, чувствует стянувшуюся на шее сыромятную петлю. Он бранился до тех пор, пока голос его не превратился в хриплое карканье.

Когда его гнев слегка поутих, Тайри повернулся спиной к солнцу и закрыл глаза. Часы ползли медленно. Воздух, горячий и сухой, накрывал его своим тяжелым одеялом. Рекой струился пот, одежда промокла, щипало глаза. Чтобы еще усугубить его страдания, прилетели мухи и стали ползать по его раненой руке. Губы потрескались и кровоточили, и Тайри слизывал с них соленую влагу, не надеясь, что почувствует когда-нибудь вкус другой жидкости. Язык распух и не помещался во рту, горло будто свело судорогой.

Зная, что все усилия бесполезны, он все равно отчаянно натягивал распроклятые ремни в тщетной попытке добраться до прекрасной вожделенной синей миски с кристально чистой водой, сверкавшей на солнце, как жидкие алмазы.

Но от его бесполезных усилий узел вокруг шеи только затягивался все туже. Не хватило всего нескольких дюймов. Но были ли это дюймы или мили, в данном случае значения не имело. Представляя долгую смерть в пустыне, на которую его обрекли, он скривил рот в мрачной усмешке. Он всегда считал, что конец его наступит мгновенно: он умрет от пули, пущенной стрелком, реакция которого окажется на долю секунды быстрее его собственной. В крайнем случае его могли повесить. Но он никогда не представлял, что ему придется медленно умирать в пустыне под лучами обжигающего солнца лишь из-за того, что он не пошел навстречу домоганиям шлюхи.

Время тянулось, солнце поднималось все выше, обжигая лучами его незащищенную голову и грозя превратить мозг в угли. Он закрыл глаза, стараясь защититься от ослепительного блеска, и в его мозгу заплясали искаженные образы и картины прошлого. Тайри нахмурился, увидев, как из туманных коридоров времени выступили давно забытые им люди. Столько смертей, столько убийств! Его жертвы проходили перед ним непрерывной чередой. В его ушах, словно эхо, зазвучал голос преподобного Дженкинса: «Кто приходит с мечом, от меча и погибает…», – и он громко рассмеялся. Преподобный глубоко заблуждался на этот счет. Он бы обрадовался пуле как другу, если бы она заменила грозившую ему теперь пытку.

Он покачал головой, стараясь обрести спасение от осаждавших его горьких воспоминаний, и внезапно перед ним материализовался образ Рэйчел. Другие тени отступили, и в его памяти теперь осталась одна она.

Рэйчел. Добрая, любящая, заботливая.

Рэйчел. Более прекрасная, чем сама жизнь.

Рэйчел. Возможно, он полюбил ее в тот самый момент, когда впервые увидел. Почему же он так неохотно признал это?

Воспоминания о часах и минутах, проведенных вместе с нею, теперь целиком поглотили его. Она всегда была рядом, если он в ней нуждался. Ее нежная забота спасла ему жизнь. Она нянчила его, перевязывала его раны, она заставила его иначе взглянуть на жизнь. Но, что было гораздо важнее, она исцелила раны, от которых болела его душа, помогла ему осознать, что он нечто большее, чем никчемный бродяга, что он нечто более ценное, чем высокопрофессиональный убийца.

– Рэйчел! – Рыдая, он громко выкрикивал ее имя, скорбя о том, что могло бы быть и чему не суждено было осуществиться.

Очнувшись, Тайри открыл глаза, и первое, что он увидел, была все та же прекрасная синяя миска. И не важно, сколько раз он отводил от нее взгляд, стараясь смотреть в другую сторону, не важно, сколько раз он проклинал Аннабеллу, все равно рано или поздно его глаза останавливались на синей сулящей жизнь миске.

В какой-то момент он изо всей силы рванулся вперед, не обращая внимания на то, что по всему его телу разлилась острая боль, на то, что ремень глубоко врезался в шею и почти лишил его возможности дышать. Он все тянулся вперед, напрягая свои мускулы до такой степени, что мир почернел у него в глазах, а сам он рухнул в бездонную яму беспамятства.

Когда сознание вернулось к нему, закатное солнце превратило небо на западе в живое пламя. Огромные сполохи малинового, золотого и оранжевого огня окрасили бледно-голубое небо постепенно превращая его в сиреневое, а потом и в серое – по мере того как солнце сползало за вершины гор и скрывалось за ними.

Тайри глубоко вздохнул. И тут его внимание привлек нежный негромкий смех и, взглянув туда, откуда доносился звук, он увидел Аннабеллу Уэлш, смотрящую на него сверху вниз. На ней были синяя шелковая рубашка и туго обтягивающие ноги черные штаны, а также черные сапоги из телячьей кожи. Даже сейчас, когда его тело лопалось от боли и содрогалось от невыносимой жажды, он не мог не отметить, что она самая вызывающе-красивая женщина, какую он только видел в жизни. Самая красивая и самая злобная.

– Хочешь пить, Тайри? – промурлыкала Аннабелла. – Голоден? Твои руки и ноги болят? Тебе неудобно?

Ее смех был низким и жестким.

– Никогда не следует бить леди, теперь ты это знаешь?

– Но я никогда и не бил леди, – хрипло возразил Тайри и испытал мгновение слабого удовлетворения, видя, как зеленые глаза Аннабеллы потемнели от гнева.