— Благодарствуем! — крикнул один из них. — Эх, ещё бы ваша дама парочку подружек пригласила…
Раскатали губу!
Хоть в приличных местах полагается не спешить, Седова со спутницей и моряков обслужили до неприличия быстро. Ева аккуратно кушала, не готовая к изобилию приборов. Конечно, она умела управляться ножом и вилкой, но не тремя ножами и полудюжиной вилок! Стеснялась, пока не выпила.
Седову ресторанная обстановка напомнила фильмы про НЭП. Возможно, в эпоху хруста французской булки здесь изволили вкушать дорогие яства всякие князья, великие и не очень великие, графья и прочие действительные статские советники. Ныне бывшая элита бывшей империи благоразумно считала излишним демонстрировать деньги, позволявшие кинуть десятку на чай официанту. Кутили купцы, разжиревшие на поставках в военное время, кому война, а кому и мать родная. Конечно, и сами, и их дамы выглядели роскошнее Седова со спутницей. Но умения пользоваться столовыми приборами с дюжиной ножей-ложек-вилок тоже не показали. Россия медленно катилась в культурную пропасть.
Заиграл оркестр, сначала что-то бравурное, потом вальс, Седов пригласил Еву, обнаружив, что тело помнит нехитрые движения. По окончании танца к оркестрантам подошёл матрос, что-то спросил, дирижёр отрицательно мотнул головой. Тогда балтиец потянул «маузер» из огромной деревянной кобуры. Помогло. Грянуло «Яблочко», оба сопровождавших Седова матроса пустились в пляс. Что занимательно, никто из купечества и купчих не протестовал, все хлопали и смеялись, принимая танец парочки за развлечение. Вдоволь напрыгавшись, флотские вернулись к столу, один сразу вышел, видимо, сменить товарища в машине.
Он же через минуту примчался обратно:
— Васька убит!
Кинув ассигнации на стол, Седов метнулся к выходу, Ева устремилась за ним. Авто у парадного отсутствовало, стерегущий машину матрос лежал на мостовой с перерезанным горлом.
Один из товарищей покойника ухватил швейцара за фалды:
— Говори, гнида, кто нашего порешил?
— Не могу знать, — прохрипел тот, матрос встряхнул его, и голова швейцара мотнулась на шее как у тряпичной куклы. — Подъехали на чёрном автомобиле. Набросились, выкинули вашего из машины, завели и уехали. Подхожу: не дышит, видать. Преставился. Трое их было. Два в кожанках, один в косоворотке…
Даже слепой разглядел бы: не договаривает. Но Седову было плевать, главное — матрос мёртв, машину умыкнули… Засада со всех сторон!
— Лёня… Поехали к тебе, — прошептала Евдокия. — Не могу больше здесь находиться.
Её напугал «чёрный автомобиль», не столько само убийство. «Чёрный автомобиль» с марта месяца стал городской легендой, пугалом для петроградских обывателей, писали в газетах и передавали из уст в уста, что некие типы колесят на нём по ночным улицам и стреляют в прохожих из револьверов, а то и из пулемёта. Как раз темнело, самое время!
Седов, чертыхнувшись, оставил матроса, что заказывал «Яблочко», разобраться с телом. Тот едва не рыдал: пока ел, пил и плясал в ресторации, друг истёк кровью. Ходьбы домой всего-то полчаса, но какое там! Бандитский Петербург 1990-х годов не шёл ни в какое сравнение с петроградскими улицами 1917 года, настоящими джунглями. Для поездки на Васильевский взяли извозчика, оставшегося бодигарда повезли с собой, в лихое время единственный «браунинг» вряд ли бы дал защиту. Обошлось.
Дома Ева успокоилась, была столь же нежна и страстна, как в прежние визиты. Между делом уточнила: откуда столько денег.
— Провернул удачную экспроприацию экспроприаторов, скоро придётся повторить. Съезд вытянет немало. И с машиной… Купил бы новую, да кто продаст.
— Заводские все конфискованы «именем революции», — подтвердила она. — Осталось несколько старых грузовичков. Петроград изрядно опасен, Лёня. Даже эта квартира…
— С неё в ближайшие дни я съеду.
— Куда?
Женщина лежала ухом у него на груди, словно выслушивая пульс, рука её теребила в интимных местах, чтоб не пропустить момент, когда любовник созреет до продолжения утех. Из-за её шаловливых пальцев трудно было говорить на серьёзные темы.
— В Смольный. Там же проведу учредительный съезд СПР. Так ты не со мной?
— С тобой…
Сговорились, что завтра же она заявит об увольнении с Путиловского. Поскольку работы много, ничего иного не остаётся, как тоже перевести её в Смольный. Седов прекрасно понимал, что Ева имела в виду, сказав «зависима от тебя», он тоже попадал в зависимость. Теперь эта женщина будет рядом не две ночи в неделю, а постоянно. Покуда ничего неприятного в этом нет, её изобретательность и ненасытность не наскучили. Но прошлый опыт говорил: рано или поздно их связь приестся. Вождь главной социалистической партии страны — харизматичный и сексуальный в силу занимаемой должности, пусть тело Троцкого — вряд ли предел мечтаний для прекрасного пола, непременно попадёт в центр женского внимания. А Ева не та, кто согласится делиться. Моральные устои у неё вполне современные, траур по убиенному супругу блюла каких-то два месяца, если даже не согрешила раньше, на «открытый брак» или «шведскую семью» не пойдёт. Не из постельных — из собственнических соображений. Значит, рано или поздно ей предстоит объявить об отставке, что сложно: вдовица слишком во многое будет посвящена. Ладно, в данный момент мало относительно доверенных людей, нельзя их отталкивать из-за ожидания проблем в будущем.
К понедельнику 22 мая переезд стал неизбежен. Голицина согласилась на эвакуацию в Саратовскую губернию, взяв неделю на сборы и ленинские 20 тысяч из рук Седова. Его желание покинуть Василевский выросло в воскресенье, когда некая банда начала тотальный налёт на доходный дом, послышалась стрельба. Оба морячка, дежуривших у парадного, запросились внутрь, а когда дверь квартиры пытались ломать снаружи после отказа отпереть её «добром», один из балтийцев трижды пальнул из винтовки прямо через дверь, сам шмыгнул в сторону и вовремя: грянули выстрелы с той стороны, полетели щепки, многострадальные доски покрылись узором дырок. Слышались крики, ругань, проклятия, угрозы. Винтовочная пуля кого-то зацепила, когда налётчики, наконец, убрались, на лестнице блестела кровь.
Седов предпочёл, не дожидаясь мести, на время перебраться в Таврический вместе с кошельком весом центнеров пять, матросы Дыбенко находились при сейфе теперь круглосуточно, в окружении большевиков и эсеров, считавших эксы нормальным делом, даже у «своих», иначе было нельзя. К тому же слухи о значительных тратах обладателя сейфа росли и множились, не беспочвенно.
Седов оборудовал собственную типографию, рассчитывая на тираж «Социалиста России» в сотню тысяч, причём распространяться газета будет бесплатно, даже с оплатой услуг распространителям. Здесь же будут печататься брошюры, разъясняющие ситуацию момента.
Что характерно, в абсолютно неупорядоченной жизни тогдашней России с разгулом демократии, скатившейся в анархию, Временное правительство очень мало что контролировало, регистрация новой партии и новой газеты оказалась излишней. Собирай съезд, объявляй о новом движении, да хоть бы партии любителей креветок под пиво, и можешь баллотироваться от этой партии. Хочешь газету — печатай газету. Правда, и разгон не обставлялся формальными процедурами. В редакцию газеты, в типографию или в штаб-квартиру партии могли ворваться милиционеры, чекисты Временного правительства, казаки, матросы, да просто любые вооружённые люди и разгромить всё к чертям собачьим. Революция, господа-товарищи!
Глядя на суету Седова, Ульянов благосклонно относился к тому, что энергичный еврей привлекает большевиков в газету и даже в свою будущую партию, с сохранением членства в РСДРП(б). Он вполне уверовал, что держит Троцкого-Седова за жабры, в любой миг сковырнёт его и присоединит все активы к большевистским. Машину с водителем также предоставил, несмотря на жуткую нехватку транспорта.
Заполучив Смольный, пусть всего лишь в паритетной доле с ленинцами, Седов объявил дату учредительного съезда СПР на 1 июня, четверг, по уши нырнув в организационные проблемы. Набирал людей, главой секретариата будущей партии поставил Евдокию Фёдоровну. Что забавно, когда на него вышла законная супруга Троцкого Александра Соколовская, не стал отталкивать и тоже приобщил к работе, а также обеих дочек 15-ти т 16-ти лет, обученных машинописи. И Седову не забыл, подбрасывал ей и сыновьям на пропитание, такой весь из себя положительный отец большого мормонского семейства.