Но проекция не отвечала, только подняла взгляд на экран и задумчиво откинулась на спинку кресла.

Куик подошел впритык, помахал перед фигурой руками. Никакой реакции.

Проекция снова начала неслышно нажимать клавиши, которые под ее пальцами, конечно, не поддавались.

– Что ты делаешь? – снова спросил он, и снова остался без ответа.

Только сейчас, в попытке понять поведение проекции, Куик обратил внимание на экран.

«Ошибка: выявлен сбой временных координат», – красным светилось на черном фоне, и ниже машина выдавала подробные логи случившегося.

Куик привычным движением упал в кресло, отчего при прикосновении с проекцией по телу снова побежали знакомые по порталу волны. Но, забив на ощущения, он наклонился ближе к экрану, чтобы перед лицом не мельтешила голограмма, и принялся пролистывать строки в поиске корневой проблемы.

>world_scene-

>time_shift_calibrate(*portals::current_object(), &this->scene);

Куик застыл, посмотрел на слово this еще раз. Хлопнул себя по лбу: вот идиот!

Его целью было сделать так, чтобы человек или иной субъект в портале не подвисал посреди ничего и не испытывал неудобства во время перемещения. Для этого портал калибровал время для объекта внутри портала – чтобы прошли секунды вместо минут. А в его коде портал калибровал время не объекта перемещения, а мира вокруг! Вот же…

Куик встал. Прошелся по лаборатории, посмотрел на один портал, на другой. На копию себя в кресле. Это что, его интерференционная картина из-за сдвига времени? Это он в прошлом или в будущем?

Куик вгляделся, улавливая, на какие клавиши нажимают полупрозрачные пальцы копии. Спустя несколько секунд распознал знакомую последовательность. Кажется, его проекция работает с тем же куском кода, где произошел сбой. Получается, будущее… Безумие какое-то.

Как бы то ни было, ошибку надо исправить. Даже если проекция лишь чья-то глупая шутка, он остается в первую очередь инженером портала, который должен сделать свою работу.

Куик пересилил странное ощущение, будто вселяется в своего призрака, сел обратно в кресло и принялся переписывать забагованный модуль с процедурой расчета временных координат.

>world_scene-

>time_shift_calibrate(*portals::current_object(), &portals->scene);

Спустя пару минут его проекция встала и вышла в дверь. Куик постарался не отвлекаться, чтобы не допустить новых ошибок. Модуль был небольшой, и переписал он его быстро, но лучше все трижды перепроверить. Откинулся, посмотрел в экран. Перечитал строки. Снова вернулся к клавиатуре с целью добавить еще один проверочный автотест.

Готово. На все про все ушло минуты четыре-пять. Что теперь?

Он оглянулся на дверь, но проекция не вернулась. Странно, если это версия будущего, которая пошла покурить, то она должна была вернуться и пойти снова тестировать портал. Или гипотеза с голограммой из другого времени не верна?

При мысли о повторении опыта с порталом по телу опять пробежала дрожь. Теперь в портал заходить было по-настоящему боязно.

Нестерпимо захотелось курить. К черту! Сперва он пойдет покурит, проветрится на балконе, возьмет кофе, и уже потом, на посвежевшую голову проанализирует сбой еще раз и повторит эксперимент.

Куик схватил пачку, вышел. Пока шел по коридору, задумчиво пожевывал сигаретный фильтр. Впереди, в большом опенспейсе научного института, почему-то было шумно. Куик ускорил шаг, предчувствуя неладное. Может, его проекция там всех напугала? И что он будет с ней тогда делать?..

Он выскочил в холл и замер, не в силах пошевелиться.

По университету хаотично двигались десятки полупрозрачных проекций. А за ними с полубезумными глазами бегали их живые ученые копии.

Состав, покрытый белесой изморозью, застыл у перрона. Отец обнял дочь, крепко прижал к себе, и замер, чувствуя в области сердца ее теплое дыхание. Уткнулся колючим подбородком в пушистую макушку, поцеловал на прощание. Лязгнули, закрываясь двери вагона, и поезд ушел, оставив после себя глухую пустоту в душе.

Андрей хмуро глянул на жену, закурил. Ощутил, как предательски бьется жилка под правой бровью.

Галина с раздражением заметила:

– Довел себя, Благов! Глаз дергается!

– Зато ты в порядке! – огрызнулся он.

– Взрослая дочь – не собачка, на поводке не удержишь.

– Чужие мы, поэтому и Машка сбежала.

– Ей-то что за дело? – удивилась Галина.

– Не понимаешь? – досадливо усмехнулся Андрей. – За нас ей больно.

Жена махнула рукой, отвернулась, и, не дожидаясь мужа, пошла в сторону вокзала.

– Чужие мы, – повторил Андрей ей в спину. – А теперь еще и одинокие, но не вместе, а каждый по-своему.

Благов остался один на холодном перроне. Резкий ветер озверело кидался на него, словно прогонял прочь. Но мужчина стоял. Идти домой, возвращаться в тишину пустых комнат было невыносимо.

Андрей открыл дверь своим ключом и замер на пороге. Когда Галина вышла в прихожую, сказал:

– Я ухожу, прости.

В эту минуту он хотел, чтобы жена закричала, швырнула в него чем-нибудь тяжелым. Пусть бы разревелась, размазывая косметику по лицу, как обычная баба. Увидеть хотел ее несчастной, слабой, ранимой, но настоящей, родной. Тогда бы остался, конечно, никуда не ушел.

Но и толики сожаления не промелькнуло в ее лице. Лишь меж бровей легла тонкая суровая морщинка. Как ненавидел он эту морщинку! Когда она появлялась, Галина становилась чужой.

«Ничего не осталось, – с досадой подумал Андрей. – Пусто, как в старой консервной банке».

– Так будет лучше, – сказал он.

– Тебе есть, где жить? – тихо спросила жена.

– Да, – соврал Андрей и вышел.

За его спиной захлопнулась дверь.

Он не мог видеть, как в пустой квартире беззвучно, но отчаянно плачет жена.

Андрей не замечал непогоды. Мысли витали далеко, ноги автоматически несли вперед.

«Когда это началось?» – думал он.

Наверное, в тот момент, когда Машка поступила в университет. Новая студенческая жизнь захватила: лекции, семинары, компании, свидания. Они стали меньше общаться.

Андрей вспомнил, как-то вернулся домой и вдруг понял: в квартире очень тихо. Комнаты тонули в глухом безмолвии, словно стены окутала звуконепроницаемая пленка. Сначала это не особо волновало. Дом был прежним, теплым и уютным. Но после отставки, когда он, офицер, а теперь молодой пенсионер, постоянно находился дома, тишина начала давить. Словно отрава, она проникала внутрь, разливаясь, заполняла собой, съедала нервы.

В памяти картинками калейдоскопа проносились события.

Он с нетерпением ждал возвращения жены. Галина приходила с работы, и ничего не менялось. Ужинали в тишине, а потом расходились по углам. Тихое гудение компьютера да негромкое бормотание телевизора – вот и все звуки. В тот момент он понял: они стали чужими друг другу.

В один из таких невыносимых вечеров, Андрей подошел к жене, обнял, наверное, в пустой попытке склеить то, что разбилось. Но почувствовал, как напряглись, стали деревянно-твердыми ее плечи.

– Тебе не скучно? – спросил он. – Тишина не давит?

– С чего бы? – нахмурилась Галка. – Мне хорошо.

– А мне нет.

Галина внимательно посмотрела на мужа. Потом раздраженно повела плечами, высвобождаясь из объятий.

– У меня работа, ты мне мешаешь.

– А мы? – спросил Андрей.

– Что «мы»? – не поняла супруга.

– Ну, мы вдвоем, а вроде как порознь.

– Только сейчас заметил? – усмехнулась супруга. – А я давно так живу, привыкла.

Андрей не нашелся что ответить.

Тишина была мучением, которое развеивалось только с приходом дочери. Пара часов общения, что оставались им от всего дня, дарили отцу радость и успокоение. И вот, теперь, не стало даже этой малости. Дочь уехала.