Через десять минут они вышли на улицу, погруженную в туманное царство, и направились к кадиллаку Глории. У Мэта слегка заплетались ноги, он что-то бубнил себе под нос, а потом стал напевать песню.

– Тише, соседей разбудишь, – возмутилась Глория, открывая дверцу.

Перед тем, как сесть в машину, она заметила силуэт в окне дома напротив: добрый сосед наблюдал за ними. И хотя в туманной дымке его лицо и глаза были неразличимы, Глория на пару секунд задержала взгляд и улыбнулась пожилому мужчине.

Мэт, как боров, неуклюже протиснулся в салон и рухнул на сиденье, нащупывая под ним рычаг.

– Где тут… Как отодвинуть сиденье? Дерьмовая машина, все надо делать в ручную, – ругался он.

За городом туман был плотнее. Противотуманки едва помогали: пять ярдов, и все, дальше – сплошная бело-желтая стена. Глория приподнялась и прижалась грудью к рулевому колесу, чтобы было лучше видно дорогу. Скорость пришлось снизить до 15 миль в час, потому что в желтом пятне света уже трудно было определить, где дорожное полотно, а где обочина. Встречных машин, слава богу, не было, как и попутных. Глория испытывала страх и одновременно чувство азарта. «Сейчас или никогда», – шептала она и следила за Мэтом, считая каждую выпитую им бутылку. Вот очередная пустая тара полетела в открытое окно и разбилась об асфальт.

– Не будь свиньей, не бросай на дорогу! – возмутилась Глория.

– Заткнись! Смотри на дорогу, чистюля…

«Когда же ему приспичит? – злилась она. – Сколько в него вмещается? Еще десять миль, и мы выедем из леса»

– Мы так и до утра не доедем. Нашла время для прогулки… – Мэт потянулся к магнитоле и включил радио: объявили исполнителя следующей композиции, Брайана Ферри. Полилась спокойная музыка.

Глория насчитала три выпитых им бутылки. Это уже в пути. Плюс пару он выпил дома. Итого: два с половиной литра. Наверняка, он скоро захочет… В тумане промелькнули тусклые огни фонарей, освещающих парковку и минимаркет. Глория молила бога, чтобы он не попросил заехать на заправочную станцию.

Прошел час, а они проехали всего лишь половину пути. Глория хорошо ориентировалась на местности. Даже в тумане. Сейчас их окружает лес. Скоро будет озеро слева. Надо сделать это до того, как они к нему подъедут.

– Тормози! – вдруг рявкнул он и открыл дверцу еще до того, как машина остановилась. – Тащишься, как черепаха.

В момент, когда Мэт с силой захлопнул дверцу, выйдя из машины, она нажала на клавишу автоматического запирания дверей, чтобы он не услышал щелчок.

«Все», – выдохнула женщина и положила руки на руль.

Мэт, шатаясь, пошел вперед, выбирая в свете фар подходящее место, на ходу расстегивая ширинку. Туман стоял настолько густой, что уже в пяти шагах от машины Мэт превратился в размытый силуэт. Он остановился, стал напевать и посвистывать.

«Где ты?» – Через боковые окна Глория всматривалась в туман, за мраком которого находится густой лес.

– Ну давай же, давай… – чуть не плача, просила она.

Ей хотелось остановить время. Мэт продолжал стоять темным размытым пятном, шатаясь взад-вперед. Прошла минута, другая, а он все продолжал отливать. Да сколько в нем?!

Глория сильно сжала пальцами руль. Сейчас он закончит и вернется. С мольбою в глазах она принялась оглядываться и всматриваться в темноту за окнами, ища кого-то снаружи. Сердце колотилось барабанной дробью.

Вот, похоже, он заканчивает… Пританцовывая, сделал шаг назад. Все, собирается возвращаться.

– Где же ты, боже… – заплакала миссис Тафт.

И тут Мэт застыл на месте, нагнулся вперед, что-то разглядывая впереди, в тумане. А потом, не застегивая ширинку, вдруг резко рванул с места и помчался к машине. Подбежал к пассажирской двери, потянул за ручку, но дверца не открылась. Его нечеловеческий крик даже через закрытые окна заглушил музыку в магнитоле, и Глория хладнокровно увеличила громкость. И вот сейчас она впервые увидела Мэта таким: беспомощным, испуганным, жалким и… плачущим. Он принялся царапать ногтями стекло, вопрошая к ней, моля открыть дверь, и все время оглядывался назад. Бешеные глаза в панике скользили по салону, ища в нем спасение. Его стеклянный взгляд, обезумевший от страха, уже вряд ли воспринимал окружающую действительность адекватно. Он взвыл, как бык на скотобойне, и на секунду, вернее, на какую-то долю секунды, ей стало жалко его, но…

«Нет, – приказала она себе, сильнее сдавливая руль, – хватит!».

Она с отвращением смотрела на то, что осталось от него – от прежнего ее мужа: от этого сильного, властного, бравого глыбы-мужчины, которым он был еще пять минут назад; от этого женоненавистника и подонка, мрази, получающей оргазмическое удовольствие от причинения боли женщине, больше ничего не осталось. Вся его тиранская властность и физическое превосходство над ней вдруг разом испарились, превратив его в жалкое подобие мужчины. Усилием воли Глория изобразила подобие улыбки, злорадной, циничной улыбки, точно такой же, какой он, ублюдок, постоянно одаривал ее, издеваясь над нею. И у нее это получилось. Он заметил ее усмешку. Отчаяние отразилось как в его глазах, так и в истошном крике, который вырвался из него вместе со слюной и мокротой, обрызгивая стекло.

А вот нечто массивное темной горой выплыло из тумана позади Мэта, блестя двумя близко посаженными глазами-пуговками, нависло над кадиллаком… схватило его и, как тряпичную куклу, оторвало от дверцы и утянуло в туман… Вместе с дверной ручкой.

Песня «I Put A Spell On You» Брайана Ферри монотонно лилась из динамиков.

– Спасибо, – шепотом поблагодарила туман миссис Тафт.

Еще некоторое время она неподвижно сидела и смотрела на запотевшее от дыхания мужа – бывшего мужа – пятно на стекле. Придя в себя, женщина сосредоточилась, смахнула с ресниц слезы счастья, перевела рычаг автоматической коробки передач в положение «D» и уверенно, как ни в чем не бывало, поехала дальше, разрезая желтым светом противотуманных фар предрассветный сумеречный туман.

Ее туман.

Ее любимый туман.Олег Визер. А ГОВОРЯТ, ЧТО ТЕБЯ НЕТ

– Пока!

– До вечера!

Они поцеловались.

Шарон вышла из квартиры, закрыла входную дверь на ключ и направилась к лестничному пролету. Вездесущая Глори, соседка сверху, окликнула ее по имени, и девушка остановилась, про себя выражая недовольство: «Ну что ей еще надо? Я на работу опоздаю».

– Шарон, Шарон, подожди! Прости… – Глори торопливо спускалась по лестнице, едва не теряя спадающие с ног домашние вельветовые тапочки. – Девочка, подожди… Как ты? Все время думаю о тебе. Бедняжка моя, как все это больно…

– Вы опять? – Шарон продолжила движение вниз по лестнице. – Мне некогда.

– Я же переживаю, что тут плохого? – обиделась Глори, поправляя сползающие с волос бигуди. – Просто хотела спросить. Представляю, как тебе сейчас тяжело…

– Прекратите нести чушь, мне нисколько не тяжело. Все, я спешу на работу.

– Шарон! На какую работу?

Но вместо ответа снизу донесся звук закрывающейся подъездной двери. Глори еще некоторое время стояла возле квартиры Шарон, скрестив руки на груди: – Я всегда рада видеть тебя, Шарон. Для тебя мои двери всегда открыты.

«Вот дура. Сколько можно меня доставать? С ума сошла конкретно», – ругалась Шарон, когда вышла на улицу. Она прошла несколько ярдов и остановилась. Оглянулась, посмотрела на окна своей квартиры на втором этаже и прошептала:

– Дорогой, я вечером вернусь. Люблю тебя. – И поспешила к автобусной остановке.

Последнее время ей все твердят одно: его нет. Все жалеют ее, сочувствуют и предлагают всяческую помощь, хотя она в ней нисколько не нуждается. Сумасшедшая Глори, так та вообще окончательно съехала с катушек: считает, что ее Роберт умер. А он дома. Просто пока не может выходить. Но Глори об этом не знает. И если некоторые сочувствующие из числа ее знакомых в курсе, что ее муж болен, и не говорят про него страшных слов, то эта ненормальная все время каркает про смерть. Напридумывала себе черт-те что, все время говорит о каких-то похоронах Роберта, и все время извиняется за то, что не смогла присутствовать на погребении. Шарон устала злиться на соседку, – бог ей судья, – просто теперь она старается лишний раз не пересекаться с ней: выслушивать бред больной женщины про смерть своего мужа ей крайне неприятно. Но, как говорится, на больных не обижаются: пусть считает, что так оно и есть – это ее проблемы.