– Ты, идиот! Где тебя носит? К нам американцы приедут, бери сюда второго идиота и немедленно найти мне барана на шашлык. Через час, чтобы баран здесь был, через два, чтоб шашлык был. Понял?

Выпивайко вытянулся, приставил косу к ноге, а руку к голове и ответил:

– Так точно!

Пучеглаз подошел к нему, обошел кругом, с отвращением глядя на затрапезный вид солдата, плюнул на родную украинскую землю и рявкнул:

– Руку к пустой голове не прикладывай! Марш выполнять!

* * *

Но выполнить этот приказ было совсем непросто, ибо в ближайших окрестностях не наблюдалось ни одного барана. Можно было даже никуда не ехать – повар Луковичный знал это лучше всех, к тому же единственная исправная машина уехала за напитками для гостей, а принести барана в руках было невозможно, даже если бы таковой и был.

– Ну, – обратился он к солдатам, – Дранкель, Жранкель, что делать будете? Нетути скотинки. И машинки нету.

– А выпить у тебя есть? – обреченно спросил Выпивайко.

– У меня только жрать.

– Ну, пожрать что ли дай, – уныло взмолился Наливайко и Луковичный выдал им две миски, в который налил чего-то из котла.

Оба понюхали варево и приуныли еще сильнее.

– Слышь, повар, а ты правда повар? – спросил у Луковичного Наливайко, чуть попробовав еду и положив ложку на стол.

– Я – бариста.

– Кто? – спросил Выпивайко?

– По кофе специалист. В смысле, готовить могу, но кофе.

– А тут что делаешь?

– Ну, сам понимаешь, подальше от фронта, поближе к кухне… – Луковичный вытер руки о фартук и запустил руку в карман.

– Ты сам-то что ешь?

– Тушенку. – Луковичный вынул банку из кармана, открыл ее, а, покопавшись в кармане еще, достал ложку.

– А шашлык кто делать будет?

– Ну, шашлык. – Толстый Луковичный сел напротив солдат с открытой консервной банкой в руках и запустил в нее ложку. Запах, доносившийся из банки, призывно защекотал ноздри Наливайко и Выпивайко. – Шашлык – это я умею, это легко. Вы главное скотинку притащите, а там уже не проблема.

Наливайко и Выпивайко покосились на него.

– Хоть тушенки подбрось. Жрать же невозможно.

– Не заслужили. – Луковичный доел тушенку, облизнул ложку, закрыл банку и швырнул ее через плечо в кусты.

* * *

Джамперс во время этой беседы носился по полям, ровно стелясь над землею, среди высокой некошеной травы в лучах июльского солнца. Иногда он останавливался, чтобы попробовать тот или иной цветок или травинку. Встречались неплохие жучки, слизнячки и червячки. Белок был ему необходим. Временами он попадал в поле зрения местных жителей, и старушки крестились, завидев его.

Но вот он вернулся в расположение части, принял душ и пошел пообедать. Накошенная трава была неплоха, но слегка подсохла. Захотелось попить. С этой мыслью он двинулся к кухне.

Стоило ему начать пить из большого бака, как Выпивайко указал на него пальцем:

– Вот зараза! Укосился сегодня. Жрет и жрет, скотина! Еще и выпьет сейчас полбака, воду таскать придется. Хоть бы польза какая была.

Тут все трое солдат внимательно переглянулись, и Луковичный, налив чая в кружку, задумчиво сказал то, что перевернуло все в их мозгах:

– Ел я разок котлеты кенгурячьи…на говядину похоже.

Все трое внимательно посмотрели на Джамперса, который тем временем напился и подошел к ним поближе. Уже кипел разговор, содержание которого ему вовсе не понравилось.

– Точно! – сказал Наливайко, – Эта кенгура центнер весит. Зарежем и на шашлык пустим, никто и не отличит.

Луковичный внимательно оглядел застывшего от этих слов Джамперса и внес свое мнение:

– Жира маловато. Но сойдет. И нам останется.

Выпивайко был более осторожен:

– А начальству что скажем?

– Сбежал и все. Местные и сожрали.

– Точно, – подвел итог Луковичный. – Вы давайте, ловите его, а то времени мало, а я щас нож возьму. – С этими словами он встал и, стараясь казаться спокойным, направился к кухне.

Солдаты же медленно встали со скамейки и, тоже стараясь казаться спокойными, двинулись к Джамперсу, обходя его слева и справа. Джамперс, почуяв неладное, посмотрел налево, потом направо, а повар уже вышел из-за кухни с большущим ножом в руке и крикнул:

– Да хватайте вы его!

Солдаты кинулись на Джамперса, но он оперся на хвост и заправским фирменным ударом обоими лапами отбросил Наливайко назад, отчего тот, перелетев через стол, шмякнулся на спину и потерял дар речи. Потом Джамперс встал на лапы и ударил Выпивайко хвостом поперек живота, тот охнул, согнулся пополам, выпучил глаза не хуже Пучеглаза и упал на колени. А Джамперс уже рванул со всех сил мимо повара, швырнувшего ему нож в спину. Нож отскочил от бронежилета, а Джамперс ринулся к воротам.

Машина с американскими гостями въезжала в ворота части, шофер, видя кенгуру, несущегося навстречу, изо всех сил нажал на тормоз, отчего гости и сопровождающий их полковник врезались лицами в стекла и кресла, а Джамперс, прыгнув по крыше, ураганом помчался дальше, вдаль от места, где его хотели порезать на шашлыки и съесть.

* * *

Не будем пересказывать все, что услышали в тот день Наливайко, Выпивайко, Луковичный и Пучеглаз. Достаточно упомянуть, что больше они не были в тылу ни дня. А что же Джамперс? Не помня себя от страха, он несся, не разбирая дороги, куда-то вперед-вперед, пока, наконец, не устал. Тогда он, присев на хвост, вытянул шею, будто перископ, и осмотрелся, в чем ему очень помогли улучшенные австралийскими медиками глаза, – горизонт был чист, вокруг не было ни одного украинского солдата, только бабочки порхали в горячем воздухе – и немного успокоился. Врожденный тонкий слух и отличный нюх тоже говорили об отсутствии людей.

Возвращаться назад он не желал ни в коем случае: теперь, когда он едва избежал смерти, об этом не могло быть и речи. Он снова вспомнил маму, оставшуюся в зоопарке Сиднея, прекрасную Дженни и тяжело вздохнул. Это все было давно и далеко. Слишком далеко и слишком давно.

Если бы Джамперс имел при себе карту и разбирался в текущих событиях (последнее было маловероятно, так как, несмотря на все усилия ученых, выучить его политическим хитросплетениям и географии не удалось, да и не предполагалось), то он бы знал, что теперь находится совсем недалеко от линии фронта. И хотя он и был как бы солдатом и рядовым, но ни в каких настоящих боях, кроме упомянутой стычки с солдатами у кухни, не участвовал. Пока же он решил передохнуть и поспать, так как уже четыре часа подряд он бегал по цветущим украинским полям. Он прилег за ивовым кустом в ложбинке и задремал.

* * *

Сон его был немного беспокоен – ему снилось, что мама пыталась взять его передними лапами и печально качала головой – он был уже слишком большой. Потом он увидел Дженни – она шевельнула ушами, повернулась, оглянулась на него, и запрыгала вдаль, призывно махнув хвостом. Он помчался за ней, но прыжки его были медленными, а уже чувствовался запах дыма, горела саванна, он пытался догнать Дженни, но никак не мог, а запах был все сильнее… и тут он проснулся. Сон растаял, но запах дыма никуда не делся.

«Осторожность» было второе имя Джамперса и он, не шевелясь под ивой, внимательно прислушался. Слышалась украинская речь и кроме дыма пахло вареным мясом. Итак, это был чей-то привал. Джамперс осторожно привстал и сквозь ветки посмотрел на костер – там, у котелка, дымящегося над огнем, сидели трое украинских солдат. Рядом стоял джип с пулеметом.

Джамперс замер, не зная, что же ему предпринять, но тут один солдат поднялся и, напевая, пошел прямо к кустам, за которыми стоял Джамперс. Дойдя да них, он взялся за ремень. Джамперс застыл от испуга, на нос ему села ночная бабочка, Джамперс пытался ее спугнуть взглядом, и в этот момент переступил и потянул лежащий на земле хвост поближе к себе. Солдат, заслышав шорох, глянул вниз и, увидев толстый хвост, ускользающий в кусты, вскрикнул и поднял взгляд, столкнувшись глазами с Джамперсом. Бабочка улетела. Вскрикнул и Джамперс, но от ужаса, только прошипел что-то.