— Попробовали бы не позволить. Держите клинок. Всегда к вашим услугам, господа. С казаками — на шашках, а с доблестной гвардейской пехотой — на винтовках, в штыковую. Как, господин, капитан, готовы?

Преображенец ничего не ответил, с ужасом взирая на убиенного сотника, из которого хлестала на пол кровушка. Рубали когда-нибудь куриц на чурбаке? Так с атаманца «фонтанировало» куда как изрядно…

Тот случай вызвал много пересудов. Оказалось, репутация у сотника Николая Плющева была та ещё — грубиян, дуэлянт, задира. И фехтовальщик из лучших в Атаманском полку. Так что «общественное мнение» столицы всецело на моей стороне. А желающих «реванша» попросту не нашлось, когда очевидцы пересказали мои условия — с казаками на шашках, с пехотой на штыках…

В обычное время военного атташе, на голову укоротившего офицера в стране пребывания, несмотря на кодексы дуэльные и прочие смягчающие обстоятельства, ничего хорошего не ожидало. По правде говоря, я и думал — отзовут, отправят из России, может в отставку выпрут, что для вселенца в Виктора Колчака наилучший вариант. Ан нет! Как будто не случилось дурацкой дуэли. Может ещё и то сыграло, что казаков российская «общественность» искренне и яро ненавидела, считая за опричников прежнего режима. И вот блестящий морской офицер, дипломат, убивает хама его же оружием! «Браво! Бис! Пожалуйте к нам запросто, Виктор Васильевич, всегда рады ВАС видеть. В любое время заходите»! Популярность, так распротак. Потому и правда, уехать в Севастополь посчитал за наилучший вариант.

Из питерской хмари да в солнечную крымскую весну — лепота! В Керчи сформирована Отдельная десантная бригада Русского Тихоокеанского Королевства, нацеленная на штурм Босфора. Бригада, слишком громко сказано. Пока там 862 штыка, считая с подполковником Егором Петровичем Старовойтовым, ранее воевавшего на Кавказском фронте, заработавшего шесть орденов и неплохо знавшего великого князя Николая Николаевича.

Тридцатилетний подполковник, а представление на полковника уже ушло, великий князь Константин Николаевич вот-вот подпишет приказ, стеснялся молодости и орденов, ходил с «пустым» мундиром и мечтал первым прорваться к Собору Святой Софии. Честолюбив, это здорово.

— Егор Петрович, как настроения в бригаде? Есть ли «примиренцы»?

— Да откуда им взяться, — искренне удивился Старовойтов, — мы же комплектуемся добровольцами, не как Россия, где мобилизовали мужиков возрастных и не знают куда девать такое добро, что делать с бородачами.

— Это да, ничему японская не научила дорогих союзников. Никак в толк не возьмут мудрость великих: «Лучше меньше, да лучше»!

— Хорошо сказано. А кто автор?

— Хм, кто-то из древних то ли греков, то ли римлян. Кстати. А как здесь, в Крыму относятся к примиренцам и пораженцам? Ленин и его соратники пользуются популярностью?

— Я же читаю российскую прессу, ваше превосходительство. О масштабах дезертирства осведомлён. Полагаю, в Крыму получше, больше порядка. Командующий флотом пользуется уважением среди матросов и солдат Морской дивизии и господина Ульянова-Ленина сотоварищи мигом бы уволокли в контрразведку. Но и воевать, когда на носу посевная, а Правительство Народного Единства обещало земельный передел, желающих немного.

Закивал головой, соглашаясь с мнением подполковника. Гучков молодчина, хоть и пролез в «диктаторы», совмещает посты Председателя Государственной думы и главы Правительства Народного Единства, но настроен разгромить врага, никакого примиренчества, тем более пораженчества. Владимира Ильича с соратниками категорически не захотел пропустить в Россию, объявив, что тут же пораженцы окажутся в тюрьме. Несостоявшийся вождь мирового пролетариата обрушился на Гучкова, всё припомнив Александру Ивановичу: и участие в англо-бурской войне и принадлежность к старообрядчеству и драчливость записного дуэлянта, невместную крупному политику. Но кто будет прислушиваться к невнятному эмигранту, «прозябающему» в нейтральной Швейцарии? В общем, не случилось тут апрельских тезисов, встречи вождя на Финляндском вокзале и речи зажигательной с броневичка…

К лучшему ли то, к худшему — а кто ж скажет? Иная реальность, иные расклады. Но пока и без тлетворного влияния большевиков фронт расползается как истлевший мешок. Сознательные солдаты спешно производятся в унтера и подпрапорщики, дабы сохранить управляемость в войсках. Кое-где спешные меры приносят результат. Гренадёрские дивизии на Северном фронте держатся хорошо, дали по зубам немцам, попытавшимся закрепить успех пробных, по большей части «прощупывающих» наступлений. После гренадёрской «ответки» дойчи подуспокоились. А вот несостоявшийся фельдмаршал Путинцев на службу «забил». Став главкомом Юрий Сергеевич «оставил за собой» и Юго-Западный фронт, но под давлением «шпаков» выдвинул врид (временно исполняющим должность) командующего фронтом генерал-лейтенанта Деникина. Антон Иванович, хоть и родился в 1872 году, то есть после потрясших Россию событий и деления правящей фамилии на «александровичей» и «константиновичей», судя по всему, был «самим собой». И теперь боевой генерал пытался встряхнуть подчинённых, настроить солдатушек бравых ребятушек на один молодецкий удар, который развалит Австро-Венгрию и принесёт долгожданный мир и Победу.

Понимая важность овладения Константинополем, Деникин дал карт-бланш Эссену, предложив Николаю Оттовичу самому «навербовать» добровольцев в десантный корпус, обещая отдать лучших солдат и офицеров.

Моряки поначалу обрадовались, однакож увы — желающих прибить щит к вратам Царьграда оказалось ничтожно мало. На предложение принять в десантники женский ударный батальон злой как тысяча чертей Эссен ругался матом так затейливо, что был записан корреспондентом «Русского Слова», выдавшим великолепную передовицу — сплошь из многоточий. Тот номер моментально стал раритетным, но желающих штурмовать батареи Босфора гениальная военная журналистика, увы, не добавила.

Контр-адмирал Семёнов встретил приветливо.

— Виктор Васильевич, дорогой. Рад встрече. Наслышан, наслышан о ваших питерских приключениях. Командировка на юг или таки ссылка?

— Если бы знать, Владимир Иванович. Там такой бардак сейчас, что от безнадёги хоть на стенку готов лезть, хоть на твердыни Босфора.

— Хорошо, Гучков во флотские дела не вмешивается. Отставил только нескольких адмиралов, ранее делавших карьеру ещё при генерал-адмирале великом князе Алексее Александровиче, на чём и успокоился. А армейских изрядно прошерстил, да-с. У нас же больше переименованиями обошлось.

Тут да, реформаторы-либерасты здорово покуражились, изрядно постебались. «Императрица Мария» после «победы революции» стала «Конституцией», «Екатерина Великая» — «Демократией». Третий и четвёртый черноморские линкоры из императоров превратились в «Робеспьера» и «Марата». Хорошо Канину, на Балтике решили «Петра Великого» («Андрея Первозванного» нашей реальности) оставить как есть. А на Средиземноморской эскадре «Александра Третьего» переименовали в «Революция». Так-то вот.

Семёнов рассказал, что срочный приезд в Севастополь Алексея Николаевича Крылова изрядно ускорил восстановление «Императрицы Марии», пардон, «Конституции». Решили обойтись без носовой башни, заодно улучшится мореходность «клевавших носом» черноморских дредноутов и зенитных орудий воткнуть побольше. Ну а то, что не дюжина орудий, а девять — не существенно. Благо «Конституция» не в одиночку будет «Гебен» топить и турецкие береговые батареи подавлять, на «Демократии» и «Робеспьере» двадцать четыре двенадцатидюймовки, да и «Марат» должен войти в строй через полгода. И броненосцы со счёта сбрасывать также не следует.

— Прорвёмся, Виктор Васильевич. Флот свои обязательства перед Россией выполнит. Армия бы не подвела. Корабли при всём желании по суше передвигаться не могут, не новомодные бронированные машины, что англичане на Западном фронте применили. Как их там, дай Бог памяти.

— Танки, Владимир Иванович. Танки.

— Долой министров-капиталистов!