— Было дело, не отказываюсь.

— Вот и Коля Второй начал прикидывать, одному то стыдновато в фельдмаршалы лезть, надо на пару с лучшим комфронта, то бишь с Путинцевым. Обнадёжили генерала, а потом отложили чинопроизводство, великие княжны ангиной вроде как заболели. И не получил командующий Юго-Западным фронтомзаветный жезл. И когда Рузский царя арестовал, Путинцев отбил телеграмму, что считает отречение необходимым условием для успешного завершения войны.

— Ёпрст! Как всё закручено!

— Пойми, адмирал. Со вступлением в войну Америки, поражение Германии лишь дело времени. Это пока армия САСШ считается необстрелянной и слабой. Но подвезут янки артиллерию, снаряды, тысячи пулемётов — любую оборону проломят заокеанские вояки. И немцы не дураки, понимают, выравнивать начали фронт, уже думают как посильнее вымотать врага, как с наименьшими потерями отойти на «Линию Зигфрида» на границе и там уже стоять насмерть. Не станет немчура более на Западном фронте наступать. А вот на разваливающемся Восточном — запросто. И Финляндия, заявившая о независимости, — то первая ласточка. Украина, Польша. Ну ладно, Польша пока под немцами. Но после заключения мира обязательно появится на карте Европы польское государство! И если империя распадается, надо не зевать, подбирать, что плохо лежит. Во Владивостоке и Петропавловске-Камчатском сильные наши миссии работают, если не будет центральной власти в Питере, попросится Дальний Восток под державную руку Николая Константиновича!

— Однако, планы наполеоновские.

— Много понимаешь, мальчишка. Ты пешком под стол ходил, когда мы с Василием Ивановичем те планы строили. Жаль, не дожил твой почтенный родитель. Однако, собирайся в Севастополь. С Эссеном и Семёновым накоротке сошёлся, будешь наблюдателем от Русского Тихоокеанского Королевства за проведением исторической операции по штурму Проливов.

— А если не состоится штурм?

— Так и слава Богу, Витя! И слава Богу! Через Дарданеллы рано или поздно союзная эскадра «прогрызётся», у турок просто снарядов не хватит, да и какая война, когда Австро-Венгрия, считай развалилась. А против покачнувшейся России османы до последнего стоять будут, вот увидишь! Всё, поезжай на Чёрное море. На Балтике ничего интересного не случится, немчура готовится к решающему сражению за овладение морем с Королевским Флотом, отвлекать кораблики в Финский залив не станут. Да и тебе лучше подалее от Петербурга побыть, ступай, дипломат-головорез. Хе-хе…

Оставалось только кивнуть пристыжено и выйти. Дёрнул же чёрт первого апреля с лейтенантом Антоном Васильевым зайти в кафе недалече от казарм Преображенского полка. Дивные булочки и чудесный кофе, самое-то для лёгкого перекуса. Хозяйка, обрусевшая немка, из Магды превратившаяся в Марью, вела дело одна, мужа убили в четырнадцатом, во время «патриотического погрома». В кофейне как назло заседала компания из трёх преображенцев и двух офицеров Атаманского полка, обсуждавшая, само собой, будущее России. Хотя мы и были в штатском (чтоб с солдатнёй пьяной на улицах не цепляться) Антона узнали. Год назад Васильев счастливо женился, как оказалось, уведя девушку у блестящего гвардейца. И надо же — какая встреча.

— А, островитяне, — язвительно поприветствовал нас отвергнутый Дарьей Некрасовой (ныне Васильевой) капитан, — а отчего в штатском, боитесь?

— Чего же бояться в столице союзников? — вопросом на вопрос, только так.

— Ах, союзников, — неожиданно вскинулся от стола сотник-атаманец, — сволочи! Государя императора такие союзники немцам продали! Ненавижу!

Собутыльники начали утихомиривать буяна. Странно, вроде и не пьян казачок, но на взводе. И невероятно похож на одного неприятного персонажа из первой жизни. Тот тип был на два года старше, килограмм на десять тяжелее и всё время провоцировал, искал повод к драке, давил морально. Ах, как славно после летних каникул между восьмым и девятым классом я оторвался, расколотив хлебальник не ожидавшему отпора амбалу, оказавшемуся мастером лишь повыёживаться, а держать удар не мог, культурист хренов, сразу сдулся. Да, в хлам тогда Валерика ушатал, как приятно вспомнить…

— Мрази, гниды — не унимался сотник, — если бы не война, к барьеру поставить сволочей. А так сбежите, трусы, отговоритесь паспортами дипломатическими!

И тут меня переклинило. Как тогда, в юности. Народ в кафе испуганно жался к выходу, преображенцы придерживали разошедшегося атаманца, вполсилы, издевательски, давая возможность тому вроде как и кинуться на нас, картинно ухватившись за шашку. Да ещё Антон, пухлый и добрый парень, отшатнулся от очередного «рывка» казака, зацепился о табурет, упал. Капитан презрительно ухмыльнулся.

— Так вы, сотник, бретёр, — мой выход, — а я уж решил, обычное хуторское быдло. Поединка жаждется? А извольте — здесь и сейчас. На шашках! Господа, вы готовы ассистировать?

— Но, ваше превосходительство, — у капитана слова застряли в глотке.

— Без чинов, гвардия. Без чинов. Подъесаул, не одолжите вашу шашку?

Сбросил пальто, пиджак. Сдвинул к стенке два стола, жестом попросил посетителей на выход, те и рады испариться. Магде-Марье, обморочно уставившейся на творящийся в зале бедлам, перебросил бумажник. Портмоне у меня два, этот «расходный», для оплаты информаторов, там семьсот рублей четвертными. Хватит за доставленные неудобства рассчитаться. Чёрт, «пробило на ненависть», можно ведь было спокойно уйти, подумаешь, перетерпеть насмешки в спину. Да впору нам жалеть этих несчастных офицериков у которых перспективы самые незавидные. Но уж коль так вышло, стал быть так тому и быть.

— Я не буду с вами драться.

— Ах ты гадёныш. Педераст, похвальбун! Струсил? Уши сперва отрежу, потом причиндалы, которые тебе точно не нужны. А потом и на голову укорочу. Подъесаул, не мнитесь, словно красна девица. Хотите опозорить полк на пару с этим мерзавцем? Шашку!

Когда меня «несёт», это я вам скажу, нечто. Видимо из прошлой «командировки» перенеслась в эту реальность «священная ярость» о которой с пиететом, было дело, строчили мемуаристы, описывая славные дела, свершённые «на вдохновении, на порыве»…

Подъесаул, словно под гипнозом, передал шашку. Смутьян, как оказалось, — Николай, вроде оправился, сбросил мундир, зло и нервно зыркает по сторонам, избегая встретиться взглядом. Капитан-преображенец, наверняка проклинает свою «разговорчивость» и пытается «обнулить» ситуацию.

— Нет, капитан. Здесь и сейчас. В чём видите подвох? Оружие более привычное моему оппоненту, нежели чем мне. Не на кортиках же режемся. Не морскими биноклями друг дружку по маковке наяриваем.

— Но ваша возможная гибель…

— Все там будем, капитан. Все без исключения. Ну, хватит рассусоливать, начали!

Бретёр Николай пришёл в себя, начал прикидывать последствия. По «мордомоторике» вижу — неуютно сотнику, думает щенок борзый, какие кары обрушатся на буйну голову за убийство дипломата в военное время. Э, братец, не переживай, не придётся тебе печалиться по сему поводу. Знал бы ты, кто под личиной морского офицера Колчака скрывается. Да учителя твоих учителей по фехтованию не могли среагировать на выпады великого князя, по трое-четверо выходили с учебными рапирами и без толку…

Шагнул вперёд, не удержался от лёгкого хулиганства, крутанул одной лишь кистью клинок, заодно проверяя центровку. Хороший «ножичек». По охреневшему подъесаулу понял — переборщил, показал много больше, чем следовало. Да, какая разница — ещё шаг, выпад, противник ожидаемо не успел среагировать, — двойная матрица это не хухры-мухры.

Как там в песне про удалого Хас Булата, — «голова старика покатилась на луг»? Обезглавленный сотник долю секунды стоял, потом рухнул на пол, голова покатилась под табурет. В дверном проёме рухнула Магда-Марья. Женщина, обморок. Но и мужчины не все выдержали, лейтенант Васильев обрушился на стол, загрохотал опрокидываемыми табуретами. Слабак!

— Что это было, — подъесаул очухался первым, — наваждение, морок. В центре Петербурга, в ресторации, драка на шашках. Как мы это позволили? Что теперь будет? Бедный Николай!