По счастью, в этой реальности «Кронштадтская резня», равно как и «Гельсинфорское побоище» не случились. Похоже, пройдя японскую войну без Цусимы российский флот жил без оглядки на возможные неудачи и довольно активно действовал на Балтике. Три оставшихся на театре дредноута — «Полтава», «Севастополь», «Победа» куда как чаще выходили на позиции и пару раз удачно перестреливались с третьей линейной дивизией Флота Открытого Моря, переброшенной Кильским каналом для овладения Ригой. И пусть Ригу удержать не удалось, а «Севастополь» получил четыре «привета» от дойчей, на бригаде дредноутов настроение было самое что ни на есть боевое. Во-первых германцу досталось сильнее — по вражеской эскадре удачно отстрелялись все три русских линкора, а во-вторых, после ухода в Северное море четвёрки «Гельголандов», изрядно побитых («Ольденбург» лишился кормовой башни, «Тюринген» принял в корпус пять снарядов со снайперски стрелявшей «Полтавы», а «Гельголанд» получил два 12-дюймовых «подарка» от «Севастополя» в первой схватке и три снаряда от всё той же «Полтавы» во второй) русские линкоры свершили славное дело. На минных банках выставленных в 1914 адмиралом, тогда ещё не комфлота Каниным, капитально подорвались броненосцы «Дойчланд» и «Шлезвиг-Гольштейн». Немцы въехали в русское минное заграждение на среднем ходу, а пока выбирались «Дойчланд» поимел три подрыва, «Шлезвиг-Гольштейн» — два. Невероятная удача — русская авиаразведка зафиксировала бедственное положение неприятеля почти сразу же и оперативно известила штаб Балтийского флота. Канин, командовавший дредноутами, на свой страх и риск повёл «Полтаву» с «Победой» на захромавшего супостата и в яростном получасовом бою отправил на дно Балтийского моря оба вражеских броненосца, экипажи которых отказались перебраться на сопровождавшие их крейсера и спастись, затопив повреждённые корабли. Немецкие одиннадцатидюймовки не добили ни разу до русских дредноутов и такая «бескровная» победа невероятно воодушевила балтийцев. На флот пролился золотой дождь наград, а отличившихся матросов ставший командующим Канин отправил в длительные отпуска, чтоб покрасовались «Георгиями», порассказали землякам о славных свершениях Балтийского флота. Так что не было на эскадрах обречённости, понимания, что придётся идти в бой на превосходящего противника и героически погибать. Наоборот — ждали вступления в строй четвёрки «Измаилов» и очищения Балтики от германских кораблей, благо немцы и англичане изрядно калечили друг дружку в стычках за господство в Северном море, не до прорыва к Петрограду нынче Тирпицу с кайзером.

И хотя в планах «диктатора» Гучкова имелись «чёрные списки» и грянула в апреле изрядная чистка командного состава армии и флота, победоносного адмирала Канина ветры революции не затронули, Василий Александрович спокойно командовал Балтийским флотом, прорабатывая планы по прорыву в Рижский залив и десантах в предместья Риги.

На Северном флоте также всё обстояло благополучно, «Наварин», заполучивший торпеду от немецкой (а возможно, что и английской, бывают потери и от «дружественного огня») подводной лодки благополучно вернулся на базу, «Бородино» и «Сисой» несколько раз доходили до Шпицбергена, охраняя работу угольных шахт, открытых для обслуживания Северного флота Российской империи. Всё-таки железная дорога до Романова-на-Мурмане, мгновенно ставшего Мурманском, проложенная на пять лет раньше, — большое дело.

ГенМор страшно переживал о невозможности перебросить на Север дивизион «аскольдов», лучших в мире эскадренных миноносцев (у нас — «новики») но и без того Северный флот, ядром которого послужили «Бородино», «Сисой», и «Наварин», успешно выполнял задачи по проводке конвоев в Мурманск и Архангельск.

В Севастополе бал правил Эссен и уж у Николая то Оттовича матросы думали о чём угодно, только не о Конституции и ревборьбе.

А вот в армии настроение было далеко не боевое. Едва царь объявил об отречении, а Гучков, опасаясь реванша монархистов, наобещал цельный короб «пряников» в виде земельных наделов солдатам, уравнения сословий и равенства между офицерами и «нижними чинами», ставшими в одночасье полноправными гражданами Российской республики, начался вселенский бардак. Солдатики, мигом сообразили, что погибать не резон — надо домой тикать и дербанить барские наделы, пока ушлые Тит Титычи, на фронт не пошедшие, в тылу денежку копившие, не обобрали героических защитников Отечества, лучшую землицу не захватили. Чтоб урезонить Тит Титычей, дезертировали, разумеется, с оружием, сбиваясь в отряды, доходящие до полнокровной роты.

Какое на хрен наступление? Какой порыв и прорыв, какие Вена, Берлин и Царьград? В частях, противостоящих немцам на Северном и Западном фронтах личного состава убыло где на четверть, а где и на треть. На Юго-Западном фронте два полка перебили офицеров и организованно, колоннами двинулись на станцию, грузиться по вагонам и по домам, землю делить. Воля же!

— Георгий Георгиевич, — прошёл в кабинет к послу, решительно отодвинув секретаря, такого же пня трухлявого как и Порохов, однокашники, так их распротак, — не слишком ли в России, не без нашей, кстати, помощи, заигрались в революцию? Как бы по Антанте этот хаос рикошетом не ударил.

— Что такое, Витенька? — Порохов радостно разулыбался, изображая доброго дедушку, без пяти минут маразматика, с которого взятки гладки.

— За годы войны Российская армия поимела почти полтора миллиона дезертиров. И эта цифра за два «революционных» месяца самое малое удвоилась. Кто воевать будет с тевтонами? Фронт не рухнул лишь потому, что у Австро-Венгрии точь такие же проблемы, а немцы пока не атакуют, ждут что вскоре сами разбегутся доблестные русские воины.

— Так и разбегутся, нам то, что за беда? Пойми, Виктор, мы хоть по крови и русские, но не российские. Что там случится, дойдёт ли немец до Пскова или даже до Петербурга — наплевать и растереть.

— Германия, воспользовавшись ослаблением противника, запросто проведёт наступление и захватит огромные запасы вооружения и продовольствия, сосредоточенные на армейских складах. Это здорово затянет войну, Георгий Георгиевич, увеличит число жертв. Наших, русотихоокеанцев гораздо больше погибнет.

— Николашка, гад, докомандовался. Имея такие ресурсы, всё спустил. То Турцию аки «больного человека Европы» сотню лет готовились расчленить, то империю Габсбургов лоскутной именовали. Ну да, вот-вот Венгрия выделится, Чехия, Словакия и пшик один от Австро-Венгрии останется. Так ведь и Российская империя запросто разделится на «дольки», что тот апельсин. Слыхал о созыве во Владивостоке съезда по провозглашению «Дальневосточной республики»?

— Так повязали жандармы тех делегатов, не срослось у сепаратистов.

— Гм, ну и жаргон у тебя, Витя, — подозрительно сморщился посол, — портовый, не портовый, никак не пойму. Сегодня не получилось, а через месяц, через полгода, когда немчура основательно ударит, тогда на окраинах империи заполыхает.

— Во Владике не без нашей помощи начнётся? А не боитесь, что японцы перехватят инициативу? Их флот вон какой.

— Что-нибудь да придумаем. Лучше скажи, есть шансы у Эссена прорваться в Мраморное море при нынешнем бардаке?

— Да запросто. Если поставить такую цель и пойти напролом, сметая батареи на Босфоре, высадить пару дивизий на европейском и азиатском берегах, корректировать огонь с аэростатов, — можно добиться успеха. Другое дело, откуда сейчас у Николая Оттовича возьмётся стрелковый корпус, обученный десантированию. Генерал Путинцев рвётся в Верховные Главнокомандующие, ему не до Царьграда сейчас, о Петербурге думает Юрий Сергеевич.

— А знаешь, — радостно оскалился Порохов, — ведь во многом твоя шуточка про фельдмаршальский жезл для царя-полковника, мнительного Путинцева перетянула в стан заговорщиков.

— Не понял, Георгий Георгиевич.

— Святая простота! Помнишь ты с Николашкой беседовал и совет дал стать царю фельдмаршалом, чином превзойти генералов, дескать главковерх-полковник не внушает должного уважения армеутам…