— Я не могу. — Пытаюсь отодвинуться, мой клитор слишком чувствителен. Авель опускает предплечье на мои бедра, прижимая меня к месту. — Я не могу. — Качаю головой.

— Сможешь. — Он вводит в меня палец, наполняя.

— О Боже.

Как, уже следующий? Он погружает палец внутрь меня, прикасаясь к чему-то, чего никогда раньше не чувствовала. Кричу от удовольствия, и из меня вытекает влага. Клянусь, у меня перед глазами пляшут черные точки, и мне требуется секунда, чтобы перевести дыхание, пока Авель слизывает каждую каплю. Я растворяюсь в постели.

Должно быть, я засыпаю, потому что, когда открываю глаза, я лежу на боку, а Авель сзади меня. Одна его нога закинута на мои, а рука обвита вокруг меня. Он крепко прижимает меня к себе. На самом деле, я словно в коконе.

— Прости, — шепчет он мне на ухо.

— Что? — пытаюсь повернуться, но не могу пошевелиться.

— Я продолжал, и ...

— Мне понравилось, Авель. Если бы я действительно хотела, чтобы ты остановился, ты бы остановился.

— Не уверен, что это правда. — Он целует меня в шею, а затем откатывается в сторону.

Я поворачиваюсь и вижу, что он сидит на краю кровати. Переползаю через нее, чтобы добраться до него. Не упускаю из виду шрамы на его спине. Я обнимаю его сзади.

— Я не боюсь тебя, Авель. — Запечатлеваю поцелуй на его плече.

— Ты наивная.

— Хорошо. — Еще раз целую его в плечо. Думаю, что у Авеля, возможно, больше шрамов внутри, чем снаружи. — Так что ты хочешь этим сказать? Хочешь, чтобы я прекратила? — снова прижимаюсь к нему губами.

— Нет.

— Ты уверен? — начинаю пятиться, но он поворачивается и обхватывает меня за талию. Легко поднимает меня и усаживает к себе на колени, так что я оказываюсь верхом на нем. Это напоминает мне о том, что я обнажена ниже пояса. — И что дальше? — он хмурит брови. Я приподнимаюсь и целую его в лоб. — Мне, в общем-то, очень нравятся эти поцелуи.

— Мне это более чем нравится. — Его голос звучит не слишком радостно, когда он это произносит.

— Авель.

— Я не позволю тебе уйти.

— Я не просила тебя об этом. На самом деле, думаю, что ты, возможно, отталкиваешь меня.

— Ты у меня на коленях.

Фыркаю от смеха.

— Ладно, так и есть, но я говорю не о физическом состоянии.

— У меня с головой не в порядке, Ангел.

— У каждого свое. — Я имею в виду, он работает на моего отца, так что он должен знать, что моя семейная жизнь не так уж плоха, как хотелось бы.

— Только не ты.

— Конечно. — Закатываю глаза.

— Ты само совершенство.

— Очень мило с твоей стороны так говорить.

— Это правда, — почти рычит он на меня.

— Ты злишься из-за меня?

Он пожимает плечами. Провожу пальцем по его губам. Я не совсем понимаю, что происходит в голове у Авеля. Мне потребуется некоторое время, чтобы понять это, так что пока я его поцелую.

Может быть, поцелуи все-таки могут исцелять.

Глава 9

Черч

Энджел вздыхает, стоя перед открытым холодильником. После душа она надела одну из моих рубашек и носки. На ней это смотрится скорее, как платье. Я мог бы дать ей одежду, но не был уверен, как объяснить ее наличие. К тому же, мне нравилось наблюдать, как она порхает по моему пространству в моей рубашке.

— У тебя тут целый склад, — замечает Энджел, почесывая поднятой стопой голень другой ноги. Она сейчас так расслаблена. Мне нравится видеть ее такой. В моем пространстве она чувствует себя уютнее, чем я сам.

Когда она оглядывается на меня через плечо, я отвечаю хриплым мычанием. Ее поведение лишь подтверждает, что я принял верное решение, забрав ее. Хотя, конечно, другого выбора с момента нашей встречи у меня и не было. У меня не было времени на подготовку, но я постарался обеспечить ее всеми привычными удобствами, которые были у нее дома.

— Я могу что-нибудь для тебя приготовить, — предлагаю я ей.

Я не шеф-повар, но с основами справлюсь. Она кружится на месте, чтобы быть лицом ко мне, держа котенка в одной руке. Тот совершенно не против, чтобы его носили на руках.

Будь его воля, он бы и в душ с ней забрался. Что ж, могу понять парнишку — я бы и сам не отказался. Но мне пришлось взять себя в руки, чтобы не поднять ее и не войти в нее, забыв обо всем на свете. Нужно гнать от себя эти мысли. Мне и так тяжело сдерживаться, чтобы не трогать Энджел руками и губами.

— Я сама приготовлю, — заявляет Энджел и протягивает мне котенка.

Беру его, словно делаю это каждый день. А ведь я ни разу в жизни не держал котенка на руках. Черт, до Энджел я вообще ничего не «прижимал». Этого слова в моем лексиконе попросту не существовало. Но, видя, как ее красивое лицо озаряется улыбкой при виде меня с котенком, я готов сделать его своим постоянным атрибутом. Прислоняюсь к стойке, наблюдая за ней; котенок тоже не сводит с нее глаз. Я могу смотреть на нее целый день.

— Тебе нужно сегодня куда-то идти?

— Возможно, придется кое с чем разобраться.

Например, с твоим отцом.

Мысль я оставляю при себе. Мне нужно убрать его отсюда. Этот ублюдок заперт двумя этажами ниже, пока я здесь, наверху, ласкаю ее языком. Я сжимаю затылок, ненавидя внутреннюю борьбу, разрывающую меня на части. Когда же моя жизнь перестала быть черно-белой? Она всегда была такой — до нее.

Энджел скользит по полу в носках, весело хихикая, берет сковороду и ставит на плиту. Она. Да, она принесла с собой не просто серость. Она разбрызгивает краски по всему моему миру, и я не знаю, как с этим быть. Хотя всю свою жизнь я наводил порядок в чужих жизнях.

Честно говоря, не уверен, что хочу это исправить. Мне нужна ее радуга в каждой частичке моей жизни. Энджел здесь — дома. Когда я начал за ней наблюдать, в ее собственном доме она никогда не была такой живой. Наоборот, она держалась особняком и избегала большинства людей. Она даже пользовалась черными ходами, чтобы не сталкиваться с собственным братом. Знает ли она, насколько он болен? Чувствует ли это?

Я не уверен. Особенно когда она прижимается ко мне и целует, словно я плюшевый мишка, а не один из самых опасных людей в городе.

Телефон вибрирует. Я опускаю котенка на стойку и нехотя достаю аппарат, отвечая на вопросы Зеро. Затем переключаюсь на видеотрансляцию из подвала. Энджел напевает песню, готовя еду. В воздухе витает запах сахара и муки.

Ее отец на месте. Стул, к которому он привязан, прикручен к полу. Его голова бессильно свисает. Заставить его кричать было несложно. Он не привык к боли. Те, кто так легко ее причиняют, редко стойко переносят ее сами.

— О! У тебя есть растворимый кофе с ванилью, — Энджел поднимает баночку, словно нашла клад. — Мой любимый, — говорит она, не подозревая, что мне это давно известно. — Не могу поверить, что ты тоже его любишь. Сделать тебе чашечку?

— Уже приготовил, — поднимаю свою кружку, заваренную ранее, пока она была в душе. Понятия не имею, как можно пить эту сладкую дрянь.

— У нас много общего. Должно быть, у нас одинаковый вкус.

Мой вкус — это угождать ей, так что, пожалуй, она права. Энджел приступает к приготовлению кофе.

— Могу поспорить, у тебя нет взбитых сливок, — бросает она вызов, направляясь к холодильнику. — О, есть же! — через секунду раздается ее восторженный возглас. Она хватает баллончик, захлопывает дверцу и возвращается к стойке. Наблюдаю, как она встряхивает баллончик и щедро кладет сливки поверх кофе.

— М-м-м, — ее глаза закрываются, а на лице появляется выражение блаженства после первого глотка. — Восхитительно.

Я думал, мой член не может стать еще тверже, но ошибался. Сам не осознавая, что делаю, я оказываюсь рядом и стираю каплю сливок с уголка ее рта.

Облизываю палец, наблюдая, как ее глаза вспыхивают от одобрения. Наклоняюсь, жажду ее губ. Но в тот миг, когда наши губы соприкасаются, звонит телефон. Это сигнал с ворот. Кто-то приехал.