— Нет, кое-кому получше. Капралу Шарпантье.

Гриффин дозвонился до пейджинговой службы, набрал номер Шарпантье, затем еще один, означающий особую срочность, и через тридцать секунд сам Шарпантье позвонил ему.

— Где вы? — спросил Гриффин, слыша в трубке какой-то сильный шум.

— На парковке перед «Максом». Морин Хэверил с десятого канала только что закончила разговор с адвокатом Дэвида Прайса. Теперь она требует встречи с Прайсом. Часы посещений для его блока камер официально разрешены в полдень. Сержант, по-моему, потеха уже началась.

— Составили для меня списки?

— Детектив Джеймс сейчас загружает имена в программу. Но вообще-то речь идет почти о сотне человек. Не понимаю, чем это поможет вам.

— У меня новая версия. Отберите имена тех, с кем познакомился Дэвид Прайс, когда был в следственном изоляторе, пока его не приговорили. А из этих имен отберите имена тех, кто так и не попал в тюрьму. Может, были признаны невиновными или выпущены по техническим причинам — любое сгодится.

— Почему именно эти люди?

— Потому что, по словам детектива Фитца, после первого изнасилования они перетряхнули всех преступников на сексуальной почве и ничего не обломилось. Поэтому, возможно, настоящий насильник не осужден как сексуальный маньяк. Был арестован, но не был осужден.

— То есть его ДНК есть в системе, — проговорил капрал Шарпантье, осмысливая сказанное, — потому что ее взяли при задержании. Сам же насильник остается на свободе.

— На свободе и жаждет найти новые способы обделывать свои делишки, — прибавил Гриффин.

— Которые и подсказал ему Дэвид Прайс, — заключил Шарпантье. — А почему бы и нет? Уж коли ты все равно в тюрьме, почему бы не поучиться у мастера?

Фоновый шум в трубке усилился. Голос Шарпантье доносился глуше, как если бы он прикрывал рот рукой.

— Сержант, я дам вам список, но на это уйдет еще примерно час, а, похоже, медиацирк вот-вот начнется. Начальник департамента исправительных учреждений хочет осмотреть оборудование телеоператора, но ему не удастся совсем удержать прессу. Сейчас начались часы посещений, и адвокат Прайса санкционировал интервью... Нас обставили.

— Сколько времени займет осмотр оборудования?

— Минут пятнадцать, не больше. Попробуем растянуть их до двадцати.

Гриффин бросил взгляд на часы. Они находились почти у дома Комо, но пятнадцати минут не хватит, чтобы расколоть Таню Клемент. А уж как только Морин сунет свой микрофон под нос Прайсу и тот заведет свою душещипательную трепотню...

— "Синий код", — внезапно осенило Гриффина. — Общая тревога.

— "Код", говоришь?

— Да. «Синий код» или «Белый», меня устроит любой цвет. Если будет объявлена общая тревога, то придется закрыть для посещения всю тюрьму, верно? Выставить всех, включая адвокатов и не в меру рьяных телекорреспондентов.

— А что, верно! — обрадовался Шарпантье.

— Ну и потребуется некоторое время, чтобы все проверить и впустить всех обратно, так? Заключенных придется обыскать и потом препроводить в помещения для свиданий. Морин и Джимми снова пройдут через всю зону охраны и проверки...

— Да, это заняло бы некоторое время, — согласился Шарпантье. Потом усомнился.

Гриффин понимал его. «Синяя боевая готовность» объявлялась только в том случае, если происходили крупные волнения и беспорядки среди узников. С другой стороны, «белую боевую готовность» объявляли по медицинским показаниям. В любом случае в тюрьме что-то сначала должно произойти.

— Начальник и сам не в восторге оттого, что в тюрьму приехала бригада с телевидения, — сказал Шарпантье. — Я мог бы поговорить с ним. Возможно, сейчас самое подходящее время провести учебную тревогу. Как особую любезность по отношению к полиции штата.

— Мы по достоинству оценили бы эту любезность, — ответил Гриффин.

— Погодите секунду. — Последовала пауза, приглушенный звук шагов, потом тихий разговор. Несколько мгновений спустя Шарпантье вернулся. — Знаете что? Оказывается, в «Максе» уже довольно давно не проводили учебную тревогу. Реальная была, но не учебная. А вам известно, как это бывает, если постоянно не практикуешься...

— Вы золото, капрал, и скажите начальнику, что мы сторонники хорошего тренинга. Только вот еще что...

— Да?

— Если интервью не состоится... попросите начальника не возвращать Прайса в камеру. Препроводите его куда-нибудь еще, но только не в камеру.

— Вы не хотите, чтобы он забрал оттуда то, что, возможно, припрятал?

— Никогда не вредно принять меры предосторожности.

— Уверен, что начальник оценит вашу мысль. Да и блоку камер, черт возьми, вероятно, тоже не повредит внезапная плановая инспекция. Какой удобный случай повышения квалификации для тюремных надзирателей!

— Повторенье — мать ученья. Работайте над списком, капрал. Я буду на связи.

Гриффин захлопнул телефон, и в этот момент машина свернула на улицу, где жила Таня.

Двенадцать десять. Сержант припарковал «таурус» перед домом.

— Идите вы первым, — сказал он Фитцу.

Детектив расплылся в улыбке.

Они снова завернули за угол, направляясь к задней двери дома. Поскольку неизвестно, за каким кустом может прятаться телеоператор, это представлялось вполне целесообразным. На этот раз Таня появилась после их первого стука в дверь. С присущим ей добродушным юмором она сквозь застекленную дверь бросила на Фитца испепеляющий взгляд и плюнула.

Гриффин шутливо погрозил ей пальцем. Возможно, обаяние возвращалось к нему, потому что Таня нехотя открыла дверь.

— Если вы, свиньи, пришли сюда по поводу судебного иска, — начала Таня, — то идите поцелуйте друг друга в зад. По словам моего адвоката, я не обязана говорить с вами.

— Цветисто, — обратился к Фитцу Гриффин.

— У меня и еще есть в запасе. Давайте болтайте — и вы услышите их все.

— Здравствуйте, миссис Комо. — Фитц проскользнул в дом за спиной Гриффина, оставив детектива полиции штата между собой и Таней. Миссис Комо опять стояла в кухне у плиты. Похоже, сегодня деликатесом дня была кипящая на плите похлебка из черной фасоли. Разносящийся по дому запах чеснока создавал ощущение домашнего уюта. Впрочем, пахло и отбеливаемыми пеленками.

Эдди-младший на сей раз бодрствовал, лежа в детской корзинке, стоящей на кухонном столе. Он уставился на Гриффина большими карими глазами, засунул в рот цветное кольцо для зубов и самозабвенно заворковал. Гриффин поспешил засунуть руки в карманы, чтобы не отколоть какую-нибудь глупость — например, пощекотать толстые щечки малыша. Предполагалось, что он крупный полицейский авторитет. Часы между тем тикали, тикали, тикали. Мать честная, младенцы воистину очаровательны!

— Может, побеседуем в комнате? — предложил Фитц, дернув головой в сторону Эдди-младшего.

— Не хрена мне с вами беседовать, — заявила Таня.

— Пройдем в комнату, — решительно повторил Фитц.

Таня скорчила гримасу, но подчинилась.

Едва они оказались за пределами кухни, как Фитц открыл боевые действия.

— Мы знаем, что ты сделала, Таня. Давай выкладывай, пока не погибла еще одна девушка, и, быть может, нам удастся найти какой-то компромисс. Эдди-младший уже потерял одного родителя. Хочешь, чтобы он остался круглым сиротой?

— Вы о чем толкуете?

— О пятидесяти миллионах долларов. За такие деньги люди продают родную мать, не говоря уже о каком-то там бойфренде, который тебя обрюхатил, но так и не удосужился свести к алтарю.

— Вы о моем иске, что ли? Имейте в виду: я не намерена говорить о нем. Мой адвокат сказал, что я не обязана обсуждать его с вами, свиньями. Вы угробили моего Эдди. Теперь ваша очередь платить!

— Не будет никакого судебного иска, Таня, — твердо заявил Гриффин.

— Гроша медного не получишь, — с особой выразительностью прибавил Фитц, — если только общественность узнает, как ты на самом деле поступила с Эдди.

Таня была бесподобна. Действительно бесподобна. Сперва она посмотрела на них в недоумении, затем вся подобралась и приготовилась к бою, оскалив зубы и нацелив на них длинные ярко-розовые ногти.