Ее опустившийся было подбородок вернулся в первоначальное положение. Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я не стану говорить вам ничего подобного.

— Вы понимаете, что у нас теперь на руках второй труп, с парковки художественной школы. Количество трупов увеличивается. Мы не можем это игнорировать, Джиллиан. Расследование возложено на полицию штата, и мы бросаем на это дело весь личный состав по Провиденсу, все кадры сыщиков, какие имеем в наличии. Что бы мы ни узнали, на ком бы ни сфокусировались, мы возьмемся за этого человека очень и очень жестко.

Джиллиан презрительно фыркнула. Всего лишь из-за одного предостережения глаза ее опять стали золотистыми.

— Это должно устрашить меня, сержант? Ваши слова рассчитаны на то, чтобы запугать мой слабый, маленький женский ум? Только, знаете ли, поджилки у меня совсем не трясутся. Давайте расставим точки над i. Моя сестра была не первой жертвой Эдди, а третьей. Третьей жертвой, сержант! Причем стала ею спустя шесть недель после первого нападения. Вот как хорошо продвигалось «важное расследование», проводимое полицией Провиденса. И даже после того, когда моя сестра была убита, а я избита до полусмерти, городская полиция все еще не имела ровным счетом ничего, никаких зацепок. До тех пор, пока мы, три женщины — три штатские женщины, не сотрудницы полиции, — не вмешались в следствие. Так что, идите-ка вы подальше, сержант! Если бы вы, копы, были так хороши в своем деле, вы добились бы каких-нибудь результатов давным-давно, еще год назад, когда это могло спасти жизнь моей сестры!

Джиллиан внезапно замолчала, лицо ее раскраснелось, она дышала неровно и прерывисто. В следующий момент ярость, видимо, охватила ее, потому что она поспешно отвернулась, крепко обхватив себя руками за плечи. Они довольно долго стояли так. Гриффин смотрел на ее спину, на поникшие плечи, на изгиб склоненной шеи. Он чувствовал всю боль и всю ярость, которые кипели в Джиллиан так близко к поверхности, что едва не перехлестывали через край. Хладнокровная, выдержанная Джиллиан Хейз. Привыкшая в одиночку, самостоятельно управлять собственной фирмой, одновременно поднимая на ноги младшую сестру и заботясь о больной обездвиженной матери. Всегда спокойная, уравновешенная Джиллиан Хейз, которая, вероятно, никогда прежде не чувствовала себя беспомощной.

И тут в первый раз до Гриффина дошло. Это не Кэрол то слабое звено «Клуба», что может не выдержать. Таким звеном была Джиллиан, но умела скрывать это лучше других.

— Я вспомнила, кто вы, — промолвила она вдруг, оборачиваясь к нему.

Гриффин похолодел. Ему стоило большого труда остаться в той же позе — небрежно привалившимся к машине Джиллиан, со скрещенными на груди руками и засунутыми под мышки ладонями. Хорошо, что не было видно его судорожно скрючившихся пальцев.

— И кто же? — беззаботно спросил он.

— Вы вели дело того педофила из Крэнстона, Добряка. Тогда постоянно пропадали дети, на протяжении нескольких месяцев. А вы каждый вечер выступали в «Новостях», обещали их всех найти. Кажется, вам это удалось в конце концов. В подвале вашего соседа.

Гриффин усилием воли разжал, расслабил стиснутые руки. Теперь глубокий вздох, сосчитать до десяти.

— Ваша жена умирала... — тихо сказала Джиллиан. Голос ее изменился, он больше не был жестким и суровым, пожалуй, в нем даже слышалось участие. По какой-то странной, извращенной логике Гриффину от этого стало даже хуже. — Ваша жена болела, вот оно что. Я даже думаю, что она тогда уже умерла...

— Рак скрутил ее очень быстро.

— А дети все пропадали, и тогда поднялся ропот, поговаривали, что вы уделяете делу недостаточно внимания...

— Я не занимался ничем, кроме этого проклятого дела. Это все, что у меня оставалось.

— А затем, — глаза Джиллиан не отрывались от его глаз, — затем полиция наконец обнаружила всех этих пропавших детей. Они были зарыты в подвале дома по соседству с вашим. Добряк был вашим ближайшим соседом.

— Это заняло одиннадцать месяцев, но я взял его.

— Вы сами его вычислили?

— Да.

— Почему же вы не додумались до этого раньше? Потому что были поглощены смертью жены?

— Возможно. Однако, думаю, главным образом потому, что я считал его своим другом.

— О! — Джиллиан замолчала, растерянно моргая. — Я не слышала об этом.

— Это не имело отношения к делу.

— Вы сами арестовали его?

— Да. — Да, он сделал это сам, только сначала чуть не разорвал его на части. Там, внизу, в том же страшном подвале, наполненном едким запахом известки и еще более сильным запахом смерти. Там, внизу, рядом со всеми этими замученными и похороненными бедными, бедными детьми. Там, внизу, в этой темноте, из которой он до сих пор все карабкается, срывая ногти, и никак не может выбраться.

— Я кое-чему научился в тот день.

— Тому, что нельзя иметь друзей?

Гриффин улыбнулся:

— Может быть. Но это неверно. Я хочу кое-что рассказать вам, Джиллиан, о том, что официально известно примерно десятку людей. Для всех остальных это просто слухи.

Она помедлила в нерешительности, закусив нижнюю губу, потом потеребила рукой висевший на шее золотой медальон. Гриффин понимал ее сомнения. Выслушивать исповедь или признание вины — одно и то же. Если она согласится, они перестанут быть посторонними людьми. Быть может, у них возникнет нечто вроде духовной связи, появятся внутренние обязательства. А Гриффин сомневался, что именно сейчас, по самым разным причинам, Джиллиан Хейз хотела бы обрести такую связь с копом.

Победило ее любопытство.

— Что же это? — спросила она.

— Когда я понял, что это Дэвид Прайс, мой друг, мой сосед, это было скверно. Но когда я спустился в подвал и увидел, что он сделал с теми детьми, все стало гораздо хуже. В тот день у меня слегка поехала крыша. Я погнался за Дэвидом, и, если бы мне удалось догнать его, схватить, я бы убил его. Я бы оторвал ему голову своими собственными руками. Я бы измолотил его, превратил в кровавое месиво. И испытал бы от этого удовлетворение. Правда, мне это не удалось. Двое других детективов встали на моем пути. Они приняли удар на себя и поступили так потому, что были профессионалами. Они не хотели, чтобы это исчадие ада избежало ответственности на основании того, что полиция проявила жестокость. И еще они поступили так потому, что были моими друзьями и понимали мои чувства. Именно благодаря им он теперь в тюрьме до конца жизни. И именно благодаря им я сохранил свою работу. Один друг меня предал. Но двое других спасли. Что ни говори, все-таки это здорово — иметь друзей. Джиллиан промолчала. Сознательно или нет, но она чуть подалась вперед, и странное выражение появилось на ее лице. Душевная тоска, стремление, жажда чего-то? Случалось ли ей доверять кому-то с того дня, как погибла ее сестра? Даже членам своего «Клуба непобежденных»... до конца ли она доверяла им?

— Но не этот урок я усвоил в тот день.

— Не этот?

— Нет. Я действительно понял, что всегда и во всем бывает уверен только самонадеянный и заносчивый человек. Мир — сложная, многообразная штука, и только глупцы или подонки считают, что все в нем постигли.

Джиллиан внезапно отпрянула, потому что открылась боковая дверь ресторана и вышла Кэрол Розен.

— Джиллиан, так вот где... — Тут Кэрол заметила Гриффина и умолкла. Взгляд ее заметался от одной к другому, от Джиллиан к Гриффину, беседующим наедине на автомобильной стоянке. И было совершенно ясно, что увиденное ей не нравится.

— Да? — Лидер «Клуба» смятенно обернулась, как человек, застигнутый врасплох. Движения ее были неестественными и скованными.

— Э... Там Мег... Мы... Можно тебя на минутку?

— Не знаю. — Джиллиан все еще выглядела немного смущенной, но уже обрела свою обычную манеру и осанку. — Вы уже закончили с предъявлением мне обвинения в убийстве, сержант? — Она опять повернулась к Гриффину.

— На данный момент да.

— Ну тогда... — Джиллиан натянуто улыбнулась. — Вероятно, я могу идти.

Она пошла к Кэрол — подбородок вскинут, плечи прямые. Однако в последний момент, уже подходя к задней двери ресторана, снова обернулась.