— Вы хорошо знакомы с делом Комо? — спросил майор.

— Не слишком, — признался Гриффин, глядя майору в глаза. — Я некоторое время вовсе не смотрел телевизор, взял тайм-аут.

— А сейчас?

— Сейчас уже немного смотрю. Сомневаюсь, что у меня будет на это время в обозримом будущем, но смотреть могу.

— Отлично. — Явно испытывая неловкость, майор прочистил горло. — Так вот, городская полиция Провиденса тоже хочет участвовать в расследовании дела.

— Да ну? С какой стати?

— Комо — их добыча. Они знают его вдоль и поперек. А также его жертв и всех фигурантов по делу об изнасиловании.

— Хм, если они так хорошо всех знают, как же это «их добыча» только что стала мертвецом?

Лейтенант Морелли опять подавила улыбку. Отвернувшись от Гриффина, она с преувеличенным вниманием разглядывала свои туфли.

— Нам все равно понадобится их сотрудничество, — говорил между тем майор. — Например, чтобы получить информацию относительно взрыва. А управлению городской полиции, конечно, захочется, чтобы ведущий следователь по делу Насильника из Колледж-Хилла присоединился к нашей следственной группе, занимающейся убийством.

— А кто был у них ведущим следователем по делу об изнасиловании? — подозрительно прищурился Гриффин.

— Детектив Джозеф Фитцпатрик из отдела сексуальных преступлений.

— Вот пропасть! — досадливо бросил Гриффин. Он знал детектива Фитцпатрика только по репутации, в соответствии с которой Фитц был особым типом городского копа в третьем поколении и, мягко говоря, не жаловал детективный отдел управления полиции штата Род-Айленд по городу Провиденсу. По мнению Фитца — как и многих других городских полицейских, — штат должен заниматься тем, что ему лучше всего удается — то есть патрулированием шоссейных дорог, и оставить на долю городских копов то, что лучше удается им, а именно — распутывание настоящих преступлений.

— А нельзя ли прикладывать их донесения к нашим отчетам? — спросил Гриффин, начиная потихоньку злиться.

— Нет. Кроме того, ваш следующий шаг состоит в том, чтобы заново допросить жертв, а детектив Фитцпатрик хорошо их знает и наладил с ними хорошие взаимоотношения. Это будет для нас весьма полезно. К тому же он занимался делом Комо с самого начала, потому быстро введет вас в курс дела.

— И впрямь, почему бы ему не помочь другому ведущему следователю?

Майор улыбнулся:

— Вот именно.

— Итак, как видно, сейчас вы уже полностью в форме, — вставила лейтенант Морелли. Теперь она смотрела на Гриффина совершенно серьезно и сосредоточенно. Так же, как майор и капитан. Вот она, эта минута. Любому, даже самому близкому другу, неизбежно пришлось бы рано или поздно задать этот ключевой вопрос. Что ж, Гриффин отнесся к этому с пониманием. На прошлой неделе он прошел диагностику на годность к несению службы. Согласно всем нормам и правилам Гриффин имел законное основание вернуться к работе. Такова система, и всем положено чтить ее. Однако если у него все же есть какие-то сомнения, если он не чувствует себя стопроцентно здоровым, не ощущает, что у него достаточно сил выполнять эту работу с полной отдачей, сейчас самое время сказать об этом. Сейчас или никогда. Как говорится, взялся за гуж...

— Где мне найти этого лучшего и умнейшего сыщика из полиции Провиденса? — вместо ответа спросил Гриффин у Морелли.

— Вон он, на парковке, дым глотает.

— Есть еще что-то, что мне следует знать?

— Генеральному прокурору не нравится, когда у него прямо во дворе суда убивают людей. Ах да, еще градоначальник считает, что крупные взрывы отрицательно сказываются на городском туризме.

— Иными словами, никакого внешнего давления?

Тут уж все — и Морелли, и капитан, и майор — посмотрели на него с улыбкой.

— Вы правильно поняли.

Гриффин с сомнением поднял бровь. Потом кивнул всем и двинулся к дымящейся автостоянке, вновь минуя толпу репортеров и возбуждая в ней очередной всплеск вопрошающих выкриков. На краткий миг он ощутил себя рок-звездой, и прямо в мозг устремился адреналин. Ведущий следователь по делу! Охотничий азарт, упоение гончей. А, чтоб тебя! Ноги сами собой начали пританцовывать, однако Гриффин тут же осадил себя, решив, что, должно быть, слегка тронулся, и почувствовал себя лучше, чем за весь минувший год.

Ах ты, черт! Кто бы мог подумать, что громкое заказное убийство — это именно то, что нужно для выздоровления сержанту-психопату!

Прибыв на догорающее пепелище, он тут же углядел в углу стоянки детектива Фитцпатрика. На кряжистом провиденском копе были скверно сидящий серый костюм и темно-синий галстук образца восьмидесятых. Весь он, включая цветовую гамму редеющих волос, выглядел так, будто в области стиля руководствовался телепрограммой «Копы Нью-Йорка»[21]. Гриффин слышал, что именно на этом основании Фитц считался сыщиком «старой школы». Кушал якобы жареные пончики на завтрак и осведомителей — на обед. Вечера после работы проводил в убогом ночном клубе, в Олнивилле, потягивая ирландское пиво «Киллианс». Таких, как он, теперь осталось не много. Новое поколение копов слишком заботится о своем здоровье, чтобы поглощать жареные пончики, и слишком зациклено на поддержании внешней формы, чтобы после работы ходить куда-либо, кроме гимнастического зала. Времена меняются даже в структурах обеспечения правопорядка, и Гриффин сомневался, что детектив Фитцпатрик в восторге от этих изменений.

А затем вдруг, как гром с ясного неба, на Гриффина обрушилась острая тоска по жене. Он энергично потряс головой, досадуя, что ему не удается надлежащим образом контролировать свои эмоции, и — еще больше — опасаясь, что когда-нибудь ему это удастся. Синди была очарована всем, что составляет профессию полицейского. Инженер по специальности, она обладала замечательным аналитическим умом. Синди тщательно проходилась вместе с Гриффином по трудным, неподатливым делам, упорно корпя над фрагментами головоломки, помогая ему раскалывать загадки, точно крепкие орешки. Ей бы понравилось дельце вроде этого. Захотелось бы понять, разузнать как можно больше об Эдди Комо, о его жертвах, о снайпере. Да что говорить — сама мысль о женщине-жертве, поднявшей руку на своего насильника, наверняка чрезвычайно взволновала бы ее. Стоит ли удовольствоваться кастрацией, когда вместо этого можно убить негодяя?

Синди и сама не была кисейной барышней из тех, что ждут, когда их вызволит из беды прекрасный рыцарь...

Затем, как слишком часто в последнее время, мысли Гриффина вновь сменили направление. Он перестал думать о Синди. Вместо этого вдруг переключился на Дэвида. И в тот же миг кулаки его импульсивно сжались, а на стиснутой челюсти конвульсивно забилась мышца. Напряженное состояние опять вернулось. И останется еще надолго. Теперь это стало его постоянной задачей — научиться сопротивляться, выработать навыки сопротивления. Это как ежедневный бег. Как упражнения с боксерской грушей. Как необходимость отмечать количество раундов для того, чтобы начало притупляться, сходить на нет овладевающее им бешенство.

Неделю спустя после большой катастрофы, еще до того, как Гриффин осознал ее масштабы, приехал его брат, начал искать его и нашел в гараже, все еще лупцующего грушу. Руки Гриффина были сбиты в кровь. Гигантские пузыри наполнились и прорвались прямо ему на ноги. А он вновь и вновь бросался вперед, хотя у него были сломаны четыре пальца, а в голове гудело сильнее, чем когда-либо. Фрэнку пришлось схватиться с ним врукопашную и повалить наземь. Это стоило брату подбитых глаз и расквашенной губы.

Сам же Гриффин вскоре отключился. Перед этим он не ел и не спал больше пяти суток. Последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание, был образ склонившегося над ним брата. Глаза Фрэнка, прикованные к его окровавленным рукам. Текущие у него по щекам слезы.

Он заставил своего старшего брата заплакать! Гриффин до сих пор помнил свое тогдашнее ошеломление, ужас, стыд. А потом он начал проваливаться куда-то вниз, вниз, вниз — в огромную черную бездну. Он падал и падал, беззвучно повторяя имя своей умершей жены.