Жаль только шкатулку с драгоценностями. Её вот нет на туалетном столике. Хотя ювелирных украшений у меня мало. Пара золотых сережек, цепочка и обручальное кольцо, вот их совсем не жалко. А бабушкино наследство... Комплект ювелирный с бриллиантами, пусть и очень маленькими, и перстень с рубиновым камнем — вот их очень жалко. Это ведь бабушкино...

Все исчезло. И вряд ли найдется.

Сморгнув лишнюю влагу с ресниц, поворачиваюсь к шкафу. Зачем грабителям наряды мои рвать? Что за акт вандализма? Ну не нужны — оставь, пусть висит. Нет, блин, разорвали.

Я перебираю вещи, вытягиваю несколько уцелевших блузок и пару джинсов. Белье старушечье оставили. Видимо, побрезговали. А вот комплект дорогой уничтожили. Даже, кажется, жгли, бретельки в подпалинах черных.

Полиция приезжает быстро. И я переключаюсь на них. На вопросы отвечаю, позволяю все сфотографировать. И даже закрываю глаза на бесцеремонность служителей закона. Мужчины в форме и два понятых ходят в грязной обуви. Во все комнаты заглядывают. Осматривают везде. Даже в ящики суют нос.

Двое в спецовке отпечатки пальцев снимают. Красной пылью опыляют предметы интерьера. А я почему-то представляю, как они найдут по отпечаткам Вадима и всенепременно осудят меня.

А потом мы едем в отделение. На очередной допрос, подписание заявления и протоколов.

И там, в полицейском отделении, я, наконец, забываю о своем любовнике. Суровые блюстители закона помогают в этом, пытаясь выставить меня виноватой. Особенно когда узнают о том, что я с мужем развожусь. Считают это бытовой ссорой между супругами.

Еще предлагают мне хорошенько подумать, кого я за последние дни впускала. Составить список виновных и разбираться. Они-то, конечно, заявление примут. И по камерам во дворе проверят залетных. Но это точно муж. А так как имущество у нас общее, то его не привлекут.

Я выхожу из отделения в девятом часу. Уставшая, потерянная и раздраженная человеческим равнодушием. Голова гудит, ноги еле шевелятся. В руках папка с копиями заявлений. Копаюсь в сумке, чтобы телефон достать и вызвать такси. Прикидываю вариант остаться у подруги. Только какой? Время позднее, не все захотят приютить. У них семьи, дети. Неудобно как-то. Лучше хостел найти. Ночевать дома страшно. Замков-то нет.

Во двор к полицейскому зданию заезжает машина и ярким светом фар бьет прямо по уставшим глазам. Жмурюсь, голову опускаю, желая спрятаться от раздражителя. Водитель сразу же тормозит и выключает свои прожекторы.

Проморгавшись, поднимаю голову и во второй раз за день замираю.

Из черного внедорожника выходит Вадим. Строгий, решительный, даже немного злой.

— Ты все? — спрашивает, кивая в сторону здания.

— Да.

— Поехали, — коротко бросает, запрыгивая обратно в салон своего черного монстра.

Заводит мотор и закуривает. И даже не сомневается, что я соглашусь.

Тяжко вздохнув, безропотно иду. Сажусь на переднее пассажирское. Ничего не спрашиваю, не возмущаюсь, не говорю. Просто выдыхаю, давая себе несколько минут передышки.

Всего на краткий миг прикрываю глаза. Чуть-чуть вот буквально отдохну. Сама не замечаю, как расслабляюсь, пригревшись в теплом салоне. Вдыхая запах табака и хвои. Слушая, как гудит мотор. А меня уже выдергивают лёгким прикосновением из этой блаженной дремы.

Часто моргаю, смотрю в окно, пытаясь понять, где мы. Это совершенно точно не мой двор. Элитный, залитый светом, с расчищенными подъездными дорожками и парковкой.

Вадим выходит из машины и, обогнув, открывает дверь для меня. Выйти помогает, придерживая за локоть. И тянет. Безропотно иду и даже не возмущаюсь.

Его квартира встречает тишиной и запахом табака. Настоящее холостяцкое логово: минимум мебели, кое-где брошенные вещи.

Мы всю дорогу молчим. У меня, если честно, сил говорить нет. Я сегодня наговорилась вдоволь.

Мужчина помогает снять пальто. Откладывает сумку и документы на комод. Уходит в комнату и выходит с чистым полотенцем и своей футболкой.

— Ванная там, — коротко указывает на дверь, вручает стопку и подталкивает, придавая моему телу направление.

Я в ступоре стою пару секунд, пытаясь осознать, как вообще оказалась здесь, но всё-таки захожу в душ смыть с себя сегодняшний день.

Из ванной выхожу оглядываясь. Одёргиваю подол футболки. Она мне чуть-чуть большевата в плечах и едва прикрывает попу.

По коридору плывут ароматы готового ужина, аж желудок спазмом сводит. Иду по запаху на кухню. Вадим сидит за столом, курит и смотрит в окно.

— Садись, — приказывает, заметив меня. — Ешь. И рассказывай.

Я снова не спорю. Сажусь, ем и рассказываю... Всё-всё без утайки. О равнодушной полиции, о том, что вынесли все, а что не вынесли — разломали, порвали. Даже о собственном бессилии.

Он слушает молча, не перебивает, только иногда хмурит брови. И, когда я замолкаю, коротко бросает:

— Разберёмся, Пончик.

И от этих двух слов внутри становится теплее, чем от горячего чая. Какой-то незнакомый мужчина, по сути, чужой, так просто решает оказать помощь.

— Ты не обязан… — начинаю робко. — Это мои проблемы. Я сама разберусь.

Вадим резко щёлкает пальцами по столу, будто ставит точку.

— Хватит. Выключай свою деловую женщину. Ты примешь мою помощь.

Я открываю рот, чтобы возразить, но под строгим бескомпромиссным взглядом замолкаю.

— А если уж совсем не можешь просто принять — отработаешь, — цинично усмехнувшись, указывает на дверь в спальню.

Сглатываю, понимая намёк. И внутри становится не просто горячо. Каждая клеточка тела отзывается сладкой истомой. Напоминая мне, что сладкое на ночь противопоказано. Одного раза достаточно, иначе подсяду!

— Всю ночь, Пончик. Долго. Сладко. И со вкусом, — добавляет, и горячая ладонь ложится на голое бедро.

Утром просыпаюсь и первые несколько секунд не понимаю, где нахожусь. Просторная спальня в тёмно-серых тонах совершенно незнакома мне. Оно и понятно, ночью я её совсем не осматривала. Мой любовник так буднично привёл меня сюда. Уселся на вот эту огроменную кровать и, не дав опомниться, рванул меня на себя. Уткнулся носом в грудь. Пробубнил что-то об отработке. А дальше всё как в тумане. В очень сладком, одурманивающем тумане.

Вместо привычной нервозности и желания укрыться я поворачиваюсь к спящему мужчине. Утыкаюсь носом в его плечо, вдыхая запах кожи, приправленный табаком. И впервые за долгое время не чувствую себя толстой, неуклюжей, нелепой. Я чувствую себя женщиной. От этого чувства аж плакать хочется. И не хочется выбираться из кокона сильных мужских рук.

Вадима будит вибрация телефона на тумбочке. Он мычит, морщится и, приоткрыв глаза, долго смотрит на меня. Я не двигаюсь под этими сонными очами, ощущаю себя застигнутой врасплох. Потому что нагло любовалась спящим мужчиной.

— Что бы ты там в своей интеллигентной головушке ни надумала, сбежать не получится, — хрипло бубнит он и, поцеловав в нос, откатывается.

Подтягиваю тонкий плед, укрывая телеса. Вадим на звонок отвечает. Садится, свесив ноги. Ладонью лицо чешет. Я опять любуюсь им, теперь спиной. Безумно шикарной. А когда он ещё встаёт, чтобы шторы открыть, взгляд застывает на заднице и ногах, не менее шикарных и рельефных.

— Всё по плану. Встречу Алину там же. Нужна ответная помощь. Дам тебе адрес, потряси там отделение. Выясни всё по делу…

Он замолкает и разворачивается. Я честно не слушаю. В данный момент жадно разглядываю его торс и достоинство, которое под моим взглядом кровью наливается.

— Пончик, — зовёт меня, прижав трубку к плечу.

— А? — опомнившись, заливаюсь краской стыда, а он смеётся. Хрипло так, чертовски сексуально.

— Ненасытная моя, мы на работу так опоздаем. Отложим сладкое до вечера, — хохочет гад.

— Я вообще ничего такого… — бубню, сползая с кровати, и собираюсь гордо спрятаться в ванной. Возможно, даже громыхнуть дверью. Ещё пока не решила.