Меж тем в палату гурьбой заходят шумные посетители. Друзья, коллеги и мои собственные студентки. Поздоровавшись, отступаю. Чувствую неловкость перед студентками.

— Я оставлю вас, поговорю с врачами. И домой надо…

— Гризли отвезёт, — перебивает Вадим, кивая на друга.

— И чего вы с утра припёрлись? — ворчу я, как только за Паулиной дверь закрывается.

— Навестить перед праздниками, — Илюха лезет обниматься. — Чего не сказал-то про неё?

— Уже неважно, — отмахиваюсь, замечая лишний аксессуар на пальце. — Женился, что ли?

— Угу. Вчера, — губы в улыбке тянет Аверин и обнимает свою принцессу.

— Поздравляю, — бубню, глаза закатывая.

Стёпа опять про Германию задвигает. Мол, третью неделю меня тут лечат и никак не вылечат. Будто за бугром мои кости быстрее начнут срастаться.

— Давно это у вас? — спрашивает Алина, пока мужики спорят о чём-то на своей волне.

— Что? — туплю немного, мне можно.

— Ты и Пончи… Паулина Андреевна. Это, конечно, не моё дело, но она не та, с кем…

— Ты права, это не твоё дело, Алина, — перебиваю жёстко. — Она моя женщина и её обсуждать ни с кем не собираюсь.

— Ладно, — поджимает губы. — Прости. Только не обижай её. Если бы я знала, из-за чего она такая потерянная ходит, сразу бы ей сказала. Правда.

— Всё хорошо. Проехали, — отмахиваюсь я.

Друзья долго не задерживаются. Спрашивают, чего принести. Мне особо ничего нельзя. Хотя хочется стейка слабой прожарки и стакан двадцатилетнего.

Одного меня не оставляют. Как только палата пустеет, заходят они. Врачи, чтоб их. Тщательнее обычного осмотр проводят. Вопросы наводящие задают и показатели рассматривают. Явно им Пончик Андреевна втык дала.

Удивительная у женщины способность преображения. Вся такая милая, нерешительная, закомплексованная. Но стоит задеть, сразу наружу самостоятельная и деловая дама вылезает.

Не нужно было её отпускать. Она бы осталась, если чуть надавил бы. Но я понимаю, что ей неудобно перед собственными студентами. Да и праздник сегодня. У неё наверняка планы там были. Подруги, родственники.

— Давайте сделаем контрольное КТ, — вырывает из мыслей невролог.

— Вы меня уже вдоль и поперёк облучили, — ворчу и медленно сажусь.

— Надо, Вадим, надо.

Медсестра двигает ближе кресло инвалидное. Они меня до этого прямо с койкой по кабинетам возили. Но мне самому уже хочется двигаться. Как только сидеть разрешили, пересел в кресло. Вот и сейчас ловко седлаю свой транспорт и качусь.

Вся эта делегация за мной идёт. Мой личный эскорт. Две медсестры: одна за ручки коляски держит, боится, что я сбегу из-под их наблюдения, вторая стойку с капельницей несёт. Я с ней уже сросся. Ещё две медсестры – помощницы врачей, ну и сами светила медицины.

До обеда меня катают по разным кабинетам. Кроме процедур реабилитацию проводят. Уставший, раздражённый и голодный, еду в палату.

— Сейчас я вам кашки принесу, Вадим Дмитриевич, — лепечет Таня.

— Опять каша, — фырчу, кривясь. — И ты б домой уже шла. Еле на ногах держишься. Вроде ночная смена закончилась у вас.

— Да я взяла смены праздничные. Деньги нужны, — краснеет и закатывает мою коляску в палату.

— Давай я тебе дам, — вырастает перед нами лось... то есть Гризли.

— Какого?.. — начинаю я, но сам себя обрываю и отодвигаю тушу.

Пончик мой гиперактивный приехала обратно. Переоделась, правда, в простые джинсы и свитер. Стоит сейчас, приборы поправляет. Стол заставлен контейнерами. В пустой стеклянной вазе еловые ветки с небольшими шишками. Свечи в подсвечниках. Бутылки с водой. А посередине кастрюля дымит.

— Привет, — улыбается Пончик. — Голоден?

— Зверски, — выдыхаю, отъезжая от спорящих.

— Матвей! — рявкает моя женщина в сторону, опять включая свой «учительский» тон. — Отстань от Татьяны! Иди садись. Ты вроде есть хотел.

— Пошли, — Гризли перехватывает ладонь девчонки и тащит к столу. — Этому нельзя, а я один не съем. Помощь нужна.

— Мне не положено, — дребезжит медсестра, стараясь выдернуть руку.

— Я никому не скажу. Садись!

— Ну что ты творишь? — спрашиваю я.

— Завали! — теперь мне гаркает Гризли. — Поест и пойдёт. Чего трясёшься-то? Не трону! Ну, спутал, помял немного. Так я ж извинился.

— Вы не извинялись! — огрызается брюнетка.

— Да? Так исправлюсь. Вот. В качестве извинений пообедаешь со мной, — лыбится он.

— Сделай что-нибудь, — просит Пончик, косясь на этих двоих.

— Не обращай внимания, черту не перейдёт, — отмахиваюсь и тяну женщину к себе на колени.

— Ой, Вадим, тебе нельзя тяжести.

— Заткнись, Пончик, — беззлобно бурчу и целую в губы.

— Давай поедим. Всё домашнее, горячее. Я узнала список блюд, которые тебе разрешены, — предлагает, смущаясь лишних глаз.

Согласившись, отпускаю. Подъезжаю ближе к поляне накрытой. Паулина разливает в чашки суп, из контейнеров достаёт пюрешку с котлетами.

— Мне вроде мясо нельзя, — бурчу, а сам слюни остановить не могу. Сейчас закапаю весь стол.

— Немного можно, куриные, на пару, — со знанием дела кивает женщина.

Остальные тоже располагаются удобнее. Гризли наваливает себе целую гору. Оливье прямо с контейнером забирает. Ворча о том, что мне нельзя.

— Когда ты это всё успела? — хмурюсь, полдня всего прошло.

— Так мне Матвей помог. Мы быстро управились.

— Он помог? — в очередной раз изумляюсь происходящему.

Впервые за последние три недели я ем за столом горячий обед. Первое, второе и компот из сухофруктов. Наевшись, с блаженством откидываюсь на спину. В сон клонит, но держусь.

Даже не замечаю, в какой момент сваливает Гризли и Таня сбегает. Пончик откатывает от стола к койке кресло. Сам падаю на кровать и её удерживаю за кисть.

— Тебе нужно поставить капельницу и поспать, — строгих ноток добавляет. — Позову медсестру и приберу стол.

— Спасибо, Пончик.

— Не начинай, Вадим, — фыркает, моими же словами бьёт.

Улыбаюсь широко и расслабляюсь.

Пока медсестра меня пичкает очередными препаратами, из-под опущенных ресниц наблюдаю за гиперактивной женщиной. Паулина быстро убирает контейнеры и несъеденное в холодильник. В шкафу копается. Из незнакомых мне сумок что-то раскладывает.

Вновь просыпаюсь, на этот раз поздним вечером. С улицы раздаются взрывы фейерверков. Крики, визги. Народ праздновать начал. Осматриваю полутёмную комнату и останавливаю взгляд на макушке, торчащей на подлокотнике дивана. Пончик читает что-то в телефоне, укутанная в плед.

— Ты чего не уехала? — хриплю, она сразу же откладывает гаджет и встаёт.

— Мне уйти? — хмурится.

— Нет, ёпт, сиди, — с иронией усмехаюсь. — Новый год встретим, чокнемся мочегонными и обезболом закусим. Поезжай, Пончик. Отпразднуй нормально.

— Я уже приехала, — разводит руками. — Здесь буду праздновать. С тобой.

— Глупости какие.

— Я остаюсь с тобой, Вадим, — она уверенно подходит к тумбочке, наливает в стакан воды и подаёт. — Не тошнит? Нигде не болит?

— Да нет, — пожимаю плечами слегка обескураженно. — Пончик, не дури. Я упрекать не стану. Мне здесь все праздники лежать. Не будешь же ты тут куковать.

— Буду. И не все праздники. Я разговаривала с врачами, пока ты спал. Через два дня тебя выпишут. Будешь лечиться дома под моим надзором. Сейчас на сестринский пост схожу и займусь ужином нашим.

И Пончик, мать её, Андреевна выходит из палаты.

Новый год проходит мимо. Я как-то не отслеживаю время. После ужина и очередных препаратов перетаскиваю женщину к себе на койку. И наслаждаюсь десертом. Её поцелуями. Больше нам как бы нельзя. Да и так себе из меня сейчас активист. Нога в гипсе, бандаж на рёбрах.

Можно было бы уговорить её быть сверху, но упрямый Пончик ни в какую не сдаёт позиции. Хотя мять её тело под свитером охотно разрешает.

Два дня пролетают тоже быстро. Паулина обживается в палате. Пока я сплю, на диванчике кантуется. Чтобы мне не мешать. И не убедишь её, что не мешает.