— Моя тачка. Дам погонять? — вытягиваю с кармана ключи от новой подаренной отцом бентли.

— Так это твоя припаркованная у клуба стоит…? Красиво. А с моей стороны что?

— Достаточно будет твоего унижения.

Хмыкает и окончательно глотает наживку. Скрепляем все рукопожатием. Ольховский, не теряя времени, поднимается и, осушив свой стакан, мчится в сторону туалетов. Переглянувшись с парнями, которые уже стоят в нужных мне углах клуба, я же иду следом за Мишей. Он ведь чуял подвох, да не в том. Факт в том, что Воронцова не из тех, кто будет отдавать себя на публике. Да и еще я уверен, что между ними ничего нет. Тупая договоренность, чтобы щелкнуть меня по носу. А весь план в том, что когда Ольховский возомнит из себя супер мачо, я лично спасу Гелю из его лап. Спор еще выиграю и девчонку снова спущу с неба на землю.

Гордеев, и вот зачем тебе все эти игры? Скучно что ли⁈ Честно, я хрен его знает. Просто нравится забавляться подобным образом. Почему бы и нет, если да и ситуация того просит.

Так вот, подобравшись к туалетам, а вернее все действие проходило в коридоре. Пустом, без лишней душонки, если не считать уеденных парочек в кабинках за дверями М и Ж, то я был единственным зрителем.

— Чего⁈ — начинает свои возмущения Воронцова, когда Ольховский уже ее зажимает.

Бесит меня скот, руки свои распускает, позволяет себе многое. Херовая походу затея, морду ему разбить кулаки так и чешутся, но не могу. Сам на это пошел. Выжидаю.

— Мы с тобой здесь… немного. Лин, ну вспомни, как нам было хорошо. — цедит он ей и не отступает.

Еще немного жду, жду слов мольбы от Воронцовой, чтобы как супергерой ворваться.

— Я тебе сейчас напомню! — бьет она его в пах, а тот скрючивается пополам. Бля, а я то шаг успел сделать в направлении к ним.

— Твою мать! — сквозь острую боль хрипит Миша. Знаю я это ощущение. Поговаривают, что это больнее женских родов.

— Гордеев⁈ А ты здесь какого? — ловит меня взглядом Геля. А я ни Б ни М ни кукареку.

Ко мне ползком идет Ольховский. Он с трудом выпрямляется и по плечу меня стукает:

— Прости, чувак, но я снимаю себя сам с дистанции. Твоя очередь.

— Очередь⁈ — спрашивает Ангелина.

— Забудь. Воронцова, ты как?

Девчонка смотрит на меня с прищуром. Делает шаг вперед. Один. Второй. Мне страшно становится от ее взгляда.

— Как я⁈ На колени…! — кричит она на меня.

— Ты че охринела⁈ Что еще⁈

— Идиот! — рычит. — На колени мои посмотри. Все в крови и синяках. И ты еще спрашиваешь, как я⁈ Лучше бы не приходила сюда! Это все ты! Прицепился ко мне!

— Предлагаю на сегодня перемирие. Ты как?

— Ты не знаешь что это такое. Первый учебный день, а я уже…

Обнимаю ее. Девчонка вроде слегка хныкает. В голове закрадывается мысль, что возможно я перегнул. Момент мимишный или как его называют соплюхи. Но мне нравится, вот так с ней стоять. Хотя непривычно очень. И вроде идиллия, но сука….

— Гордеев, красавчик… Поднажми и выиграешь наш спор.

Влезает Ольховский, который выходит из туалета. Ой, блять… А ведь начиналось все так красиво.

— Спор? — отходит от меня Геля.

— А я это… Пойду я короче. Ангелин, ты это фотки удали, как договаривались за всю эту игру. — ляпает Миша, а я в ответ спрашиваю у Воронцовой.

— Игру⁈ То есть вы… — цыкаю. — Так и знал! — радостно хмыкаю. — Стой, Геля… Он придурок, забудь, что он сказал. Кого ты слушаешь⁈

Я сразу начал оправдываться и делать откат назад, ведь по ее убийственному взгляду точно вижу, что встрял. Хотя если просто поорет, можно как фильме — рот заткнуть поцелуем. А че… Девчонки это любят.

Но вместо слов, истерик и криков — Воронцова делает просто удар. Удар по моему лицу, да еще и своим маленьким, но увесистым кулачком.

— Козел ты, Гордеев!

Ангелина.

Ситуация критическая. Или нефиг лезть к девочкам, если не хочешь получить в дыню. Это с виду я хрупкая, а на деле меня папа еще с детства тайком от мамы учил приемам самообороны. И да, знаю, что если женщина подняла на мужчину руку, то автоматически она уже спаринг партнер. Но я то — не женщина, да и Гордеев мужчиной еще не пахнет, раз поступки такие за моей спиной совершает.

— Что молчишь? — спрашиваю глядя в глаза своему злейшему врагу. А ведь на лице Свята ноль эмоций, только виднеется слегка розовая отметина в районе губы.

— Поехали. — он роняет сухо и хватает меня за руку. Начинает тащить через весь клуб как марионетку, а в этом случае, что делать то? Я на каблуках, ноги в синяках и гудят так, что единственное чего я желаю так это снять эти гребанные лабутены.

— Стой! — кричу ему, прорываясь сквозь грохот музыки. Но ему вовсе без толку, только на улице он зажимает кнопку на брелке и после легкого звона снятия сигнализации, открывает передо мной дверь на пассажирское.

— Я с тобой никуда не поеду! — скрестив руки, отворачиваюсь от парня. — Тем более что ты пьян.

— Я не пью. Садись.

— Ага, думаешь, я самоубийца? После моего удара вдруг у тебя мозги набикрень съехали. Кто знает, куда тебя мысли дурные заводят.

— Поверь, если бы я хотел… — затихает, чем заставляет меня к нему обернуться. Становится холодно и ноги уже дрожат не только от боли и напряжения, но и от осеннего ветерка. Да и плечи уже заледенели.

— Что ты делаешь? — стою полностью растерянная, когда Свят копошится в своем багажнике, а уже после стаскивает с гостиничных тапочек упаковку.

— Не зря с собой стырил. — усмехается. Сейчас конечно можно было бы растаять, да я и могла бы. Если бы не знала, какой он на самом деле, и какие цели преследует. — Надевай и садись.

— Еще чего! — фыркаю, снова отворачиваюсь.

— Неугомонная. Хочу же по нормальному.

Гордеев тяжело вздыхает, опускается на корточки и начинает… Поверить не могу. Снимать туфли и надевать на мои ноги белые тапочки. Боже… Я даже выдохнула в облегчении. Пальцы прокричали свое громкое ура, а стопы наверно сейчас благодарны Святу больше чем кто либо.

— Воронцова, массажа не будет. Запрыгивай.

Открываю глаза… Я ведь даже не заметила, как прикрыла их от удовольствия. Ненавижу каблуки, вот терпеть не могу. Мама мне с самого детства внедряла, что женщина должна их носить, грация, осанка все дела, но вот я лучше бы ходила в кроссовках.

— Ладно. Но вези меня домой. Понял? — пригвоздив парня взглядом, он садится на место водителя, а я, осмотревшись по сторонам, усаживаюсь на пассажирское рядом.

Авто срывается с места, а гробовая неловкая тишина накрывает нас двоих.

— Твоя новая? Да? — прерываю наш тихий ступор молчания первой.

— Отец подарил. Я ведь должен быть тупым мажориком, каковым ты меня считаешь. — улыбается слегка повернувшись ко мне всего на секунду, а потом его взгляд снова возвращается на дорогу. Руки сжимают руль, да так что видно его вены, которые напрягаются. Сосредоточенный, уверенный. Он прям кайфовый в этой стихии ночной дороги и это притягивает.

— Ну, простите… Ты сам выбрал себе такую роль. — не сбавляю обороты и подкидываю для накала между нами.

— Действительно. А может просто не стоит делать поспешных выводов и не вестись на всякие слухи?

— Слушай, мне кажется, твой последний поступок по отношению ко мне был явно показательным.

— Возможно. Если посмотреть на это с одной стороны. Но если капнуть.

— На все у тебя есть оправдания. Скажи? — ерничаю. А потом понимаю, что машина притормозила. Вокруг ни души, только минимаркет и аптека через дорогу.

— Зачем мы здесь?

Парень подозрительно улыбается и выходит из машины.

— Подожди немного. Я сейчас.

Провожаю взглядом Гордеева, который на мое удивление сегодня совсем от версии наглого мажора отличается. Как подменили. Надеюсь, у него нет брата близнеца, а то от раздвоения его личности есть шанс сойти с ума.

Спустя пару минут он возвращается из аптеки. В руке держит небольшой пакетик и, убедившись в безопасности дороги, перебегает ко мне. И нет, не садится на свое место, он открывает дверь ко мне.