— Ты не против, что я так поступила? — спрашивает Геля, врываясь в музыкальное сопровождение в машине.

— Это всё твоё. Конечно, я не против.

— Мне показалось, что кассиру особенно не хватало внимания. Ты видел, как женщина расцвела? А сколько добрых слов нам пожелали. Удивительные.

— Согласен, — беру её руку, целую тыльную сторону, а после крепко переплетаю наши пальцы. — Надеюсь, ты никогда не будешь нуждаться в таком внимании. А если что, стукни меня, как умеешь.

— Думаю, моего взгляда тебе хватит.

— И не поспоришь. Мы почти приехали. Отца я предупредил, что домик занят на выходные нами.

— Я своим тоже сказала, что меня не будет. Поэтому… — мнётся. — Надеюсь, ты сегодня не сбежишь в другую комнату? — звучит с намеком? Я ведь правильно понял. Начинаю слегка ерзать на сиденье, внутри живота прям забурлило все в надежде на приятное времяпровождение.

— Только если в лес. К диким зверям.

— Жалко мы гвоздики отдали, но ничего… Капуста на твоем венке будет выглядеть оригинально. Или станет закусью.

— Фантазерка. Я от тебя теперь никуда не денусь.

Останавливаюсь на месте и тянусь, чтобы вкусить ее губки. Но громким задорным смехом, девчонка выскальзывает из плена машины и бежит в сторону дома.

Ангелина.

Я, конечно, предполагала, что Свят придумает что-то нестандартное и явно суетливое, но чтобы сразу столько всего…

И мой шок был в шоке, когда его сообщения об отмене полетели больше чем в десять мест. А про цветы я вообще молчу. Но я решилась немного встрять в его задумку и просто провести время вместе. Без движения, без лишних глаз… Простые разговоры ни о чем, взгляды, прикосновения… Мне этого не хватало. И я была приятно удивлена, что Гордеев не поступил как капризный мальчишка, а поддержал и к тому же быстро нашел место для нашего уединения.

Смотрю на него сейчас через панорамное окно на кухне и умиляюсь. Я ведь думала, что делать он ничего не умеет, а наоборот привык, чтобы обхаживали его. Но костер разжег и даже мясо умело замариновал. А то, как он режет лук… Скорость… Напряжение в его руке, когда вены выпирают, а стиснутые пухлые губы на лице говорят лишь об ответственном настрое.

— Удивительный. — кладу себе в рот кусочек огурчика и после отправляю всю нарезку в общую тарелку.

В доме заиграла любимая песня и я, сделав громче, втянулась в танцы, совмещая все с готовкой. Движения плавные, моментами резкие, а голос исполнителя вообще уносит в другую реальность, отключая меня от происходящего сейчас.

Но я точно ощутила, как по моей талии скользнули его руки, а в легкие вторгся запах костра и сырого мяса только коснувшегося огня. Но песня закончилась, а уверенный голос парня скомандовал сделать потише.

— Отлично двигаешься, — шепчет он мне на ухо, обжигая дыханием кожу.

— Что не скажешь о тебе, — смеюсь, поворачиваясь к нему.

— Прости, но пару раз ты мне пяточку отдавил.

— С практикой всё придёт. Мясо на костре, так что решил проверить, может, помощь нужна, — одёргивает мой нос. Сейчас он другой: мягкий, ласковый, почти плюшевый. И мне вкусно от того, что он умеет быть разным.

— Только если скрасишь моё одиночество, — выскальзываю из его рук и подхожу к столу. — Салат, закуска, картошечка… всё готово.

— Вкусно? — он подходит вплотную, прижимая меня к поверхности.

Я хватаю шпажку с закуской и протягиваю ему.

— Дать попробовать? — голос становится тише, почти вызов.

Он съедает, прикрывает глаза и наигранно стонет.

— Невероятно.

— Так и передам производителю ветчины, — усмехаюсь, хватаю черри. — А теперь салат.

Зажимаю плод между губами. Между нами вспыхивает искра, та самая, от которой обычно начинается пожар. Свят аккуратно забирает помидор, и довольный выдох подтверждает: он распробовал не только вкус, но и словил мой намек.

— Вкусно, но мало. Основной ингредиент ещё впереди.

И дальше всё взрывается. Его руки крепко обхватывают мои бёдра, и в одно движение он усаживает меня на стол. Страсть наполняет кухню, воздух становится плотным, горячим. Поцелуй глубже, требовательнее. Моё дыхание сбивается, сердце бьётся так быстро, что, кажется, оно вырвется наружу. Каждое движение то мягкое, то резкое, будто игра на грани: нежность сменяется страстью, а страсть снова уступает осторожности. Но в этой осторожности чувствуется жажда большего.

Я тоже хочу. Хочу сильнее, ближе, до конца. Вкус его губ смешивается с ароматом дыма и специй. Это опасное, но притягательное сочетание. Мне его мало. Я тянусь руками, чтобы прижать его к себе, ощутить полностью.

Только вот… увы.

— Черт! — сбивчиво дышит парень и срывается с места, оставляя меня растрепанную горячую на кухонном столе. Бежит на улицу и, развернувшись к окну, вижу, что он начинает спасать мясо от языков пламени.

— Кажется ужин у нас будет сегодня диетическим. — посмеиваюсь и чтобы хоть немного прийти в себя, тянусь к стакану с водой.

Спустя пару минут Свят возвращается в дом, волосы чуть растрёпаны, на лице досада.

— Я облажался. Мясо сгорело.

Я делаю вид, что серьёзно вздыхаю, но уголки губ предательски тянутся вверх.

— Очень… ооочень жаль. Может, тогда реабилитируешься? — подмигиваю и неспешно направляюсь к лестнице, виляя своими бедрами в обтянутых лосинах.

Шаги нарочито медленные, я то и дело оборачиваюсь, проверяя, понял ли он мой намёк. Но во второй раз повернуть голову не успеваю, Свят стремительно подхватывает меня, ведь его крепкие руки легко отрывают от пола.

— Гордеев! — смеюсь, но сопротивляться не думаю.

Он несёт меня наверх, и в его взгляде только решимость и желание. Все-таки ужин откладывается на потом.

Свят уложил меня на кровать и скинул с себя почти всю одежду, оставшись в одних брюках. Я приподнимаюсь на локтях и любуюсь им. Рельефное тело, тёмные татуировки на смуглой коже, мышцы, напряжённые от желания, и взгляд, окутанный густой пеленой. В сочетании с полумраком в комнате всё выглядит невероятно возбуждающе.

— Неплохо, — выдыхаю, не скрывая восхищения.

— Я же говорил, люблю сразу переходить к сладкому, — его голос низкий, тягучий, и от этих слов по спине пробегает дрожь.

Мамочки… Как он целует. Этот поцелуй совсем другой, головокружительный, уносящий в другой мир. Он словно вытягивает из меня весь здравый рассудок, оставляя только желание. Я не успеваю опомниться, как остаюсь перед ним в одном белье.

Его губы скользят по моей коже, язык рисует узоры, острые зубы покусывают, возвращая меня на секунду в реальность. Но тут же снова уносят. Я чувствую, как застёжка лифа легко поддаётся, и моя грудь оказывается под его внимательным взглядом. Кожа вспыхивает, соски напрягаются, и это его явно забавляет, ведь уголок губ дергается в довольной усмешке, а глаза загораются дьявольской искрой.

— О, Боже… — вырывается у меня, больше как выдох, чем стон, когда его губы опускаются ниже.

— Воронцова, если что — это всё ещё я, — хмыкает он, и в этой игривости есть что-то опасное.

Его язык кружит, меняет ритм, и я теряю дыхание. Всё тело дрожит от напряжения, каждая клеточка будто откликается на его прикосновения. Я не могу подобрать слов, чтобы ответить, и остаётся только растворяться в этом огне.

— Я так хочу тебя, что снова боюсь… — шепчет он мне на ухо, и в этом признании слышится дрожь, хотя руки продолжают уверенно скользить по моему телу.

Ткань моих трусиков легко соскальзывает, и я остаюсь под его горячими поцелуями. Каждое прикосновение оставляет след, будто метку, и от этого внутри всё горит.

Я тянусь к его поясу, но он сам избавляется от лишнего, не сводя с меня глаз. Взгляд у него голодный, жадный, наполненный желанием, и от него у меня перехватывает дыхание. Он достаёт презерватив, ловко сорвав зубами упаковку, раскатывает латекс по всей длине. Он упирается своей твердой головкой мне в бедро, давит, требуя ответа.