Такое внимание Матвея меня забавляет и одновременно льстит. Хочется, чтобы он понял, что я не его собственность, и что у меня есть своя жизнь, свои интересы.

Паша оказывается отличным танцором, и мы с ним зажигаем на танцполе под ритмичную музыку. Его прикосновения легкие и ненавязчивые.

— Может, увидимся завтра, погуляем? Вдвоем, — спрашивает Паша, глядя на меня с надеждой в глазах.

— Давай, запиши мой номер, — сразу же соглашаюсь, потому что не вижу причин отказываться.

Паша интересный молодой человек, с ним приятно общаться. Он не лезет ко мне с напором и не пытается залезть в трусы, как некоторые. Пока диктую цифры, к нам подкрадывается братец.

Он останавливается возле Паши, напротив меня и испепеляет взглядом.

— О, дружище, ты не рассказывал, что у тебя такая клевая сестра, — Паша замечает Мотю, а тот натянуто улыбается в ответ на его слова.

— Сам недавно узнал, — произносит сквозь зубы, — мы можем поговорить? — обращается он ко мне, на что я качаю головой. — Звонил папа, это срочно. — Не дожидаясь согласия и игнорируя мой отказ, Матвей хватает меня за руку и тянет в дом.

Паша что-то кричит, но Матвей не обращает на это внимание. Его пальцы сжимают мое запястье, и становится больно.

— Ай, — вскрикиваю, поспевая за быстрым шагом Моти.

Он заталкивает меня в первую попавшуюся комнату и захлопывает дверь.

— Ты что там творишь? Специально выводишь меня? — рычит Мотя, поворачивая замок.

Матвей сейчас выглядит безумно сексуальным или это алкоголь бурлит в моей крови. Но я не буду больше вестись на его провокации.

— Не понимаю, о чем ты, — огрызаюсь в ответ, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Еще как понимаешь! Ты специально флиртуешь с Пашей, чтобы позлить меня?

— А как ты ко мне относишься, Матвей? Как к игрушке, с которой можно поиграть и выбросить? Я имею право на личную жизнь, и если мне нравится Паша, то это мое дело. — Я взрываюсь, потому что не собираюсь терпеть это, не хочу так. Былое возбуждение улетает, а на его место приходит отчаяние.

Хочу нормальной жизни, встречаться с парнем, который мне нравится, не прячась по углам, словно воровка. Да и вообще, сводный брат — это же табу, запретная зона, за которую грозит вечное проклятье.

— Не смей так говорить! Ты моя, Аля, и никому я тебя не отдам.

— Нет, Матвей, это иллюзия. Отдашь, при первой же возможности! — я не сдерживаюсь, по щеке скатываются слезы.

Матвей вскидывает брови, когда я начинаю плакать. Он замолкает, скользит обеспокоенным взглядом по моему лицу, а в следующую секунду прижимает к себе, нежно гладя по волосам.

— Успокойся, зеленоглазка, — шепчет он, и, несмотря на громкую музыку, я слышу его, но это только сильнее распаляет мою истерику.

Утыкаюсь лицом ему в грудь и рыдаю, как маленькая. Он пахнет виски и мужским парфюмом, таким родным и одновременно чужим. Сердце разрывается от противоречивых чувств. Хочу быть с ним, но понимаю, что это невозможно.

— Я устала, Мотя, устала от этих игр. Хочу нормальных отношений, хочу, чтобы меня любили, — всхлипываю я.

Несколько секунд он молчит, лишь сильнее прижимает меня к себе. Чувствую, как его губы касаются моих волос.

— Все будет хорошо, Аля, обещаю, — шепчет он, но я не верю ни единому его слову. У нас не получится вместе.

— Матвей, — отстраняюсь от него. Хватит разбирательств, нужно покончить с этим.

— Не смей даже произносить эти слова, — говорит он серьезно, не позволяя мне отстраниться. А после касается моих губ, нежно, — ты так вскружила мне голову, что я не готов так просто сдаться, — шепчет, а я снова срываюсь на истерику.

Его слова — бальзам на израненную душу, но я не могу поддаться этому мимолетному облегчению. Знаю, что за этими нежными прикосновениями скрывается лишь страх потерять контроль, не любовь.

— Ты просто боишься потерять собственность, Матвей, — говорю, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Я для тебя как дорогая игрушка, которую жалко отдавать в чужие руки. Но я не вещь, я живой человек, и имею право на счастье.

— На счастье со мной, Аля. Ты же сама тянешься, сама хочешь, — не спрашивает, а утверждает, и он чертовски прав. Но… есть это проклятое «но»…

— Матвей…

— Замолчи сейчас, — он перебивает меня, а после целует. Отчаянно, горячо, многообещающее.

Его губы обжигают, заставляют забыть обо всем на свете. В голове лишь одно желание — утонуть в этом поцелуе, раствориться в нем без остатка. Но разум сопротивляется, напоминая о горькой правде.

— Я все решу, — он разрывает поцелуй и дает обещание в очередной раз. — Нам пора возвращаться, — Мотя стирает большими пальцами слезы на моих щеках, и я льну к его ласкам. — Только хватит ластиться с Пашей, иначе я разобью ему лицо. — Говорит совершенно серьезно, а меня почему-то это веселит, и я не могу сдержать смех.

— Ты красиво улыбаешься, — стреляет признанием.

Это не пошлое: «Я тебя хочу, у меня на тебя встал, мечтаю оказаться внутри тебя», это звучит искренне и красиво. По-настоящему.

Он смотрит на меня, словно видит впервые, изучая каждую черточку лица. В его глазах — буря эмоций, от нежности до ярости. Я словно на американских горках, то взлетаю вверх от его прикосновений, то стремительно падаю вниз, осознавая всю безысходность ситуации.

И, кажется, я не готова отказаться от этих «горок».

Обратно на вечеринку я не возвращаюсь. Сижу в комнате и думаю о словах Матвея: «Я все решу». Понять не могу, как он все уладит с моей мамой и своим папой. Мы сводные. Сводным неприятно быть вместе. Никто не позволит.

Это же очевидно. Общество, семья, мораль — все против нас. Каждая клетка моего существа кричит о неправильности происходящего, но сердце, упрямое и глупое, продолжает биться в унисон с его именем.

Когда наша тайна раскроется, когда наши родители узнают правду, тогда рухнет все. Не только наши жизни, но и жизни близких нам людей.

Я закрываю глаза, пытаясь остановить поток тревожных мыслей. Вспоминаю его взгляд, полный решимости. Как он сказал это? «Я все решу». Звучало уверенно, но как? Какими аргументами он сможет убедить наших родителей в том, что наша любовь — не просто мимолетное увлечение, а нечто большее, сильное и настоящее?

И любовь ли это вообще?

Встаю и подхожу к окну. Внизу в саду, мерцают огоньки гирлянд. Музыка доносится приглушенно, как из другого мира. Там, внизу, кипит жизнь, веселье, беззаботность. А здесь, наверху, я одна со своими страхами и сомнениями.

Может быть, Матвей прав. Может быть, он действительно сможет все решить. Но что, если нет? Что, если мы обречены на вечную борьбу, на вечные оправдания? Смогу ли я выдержать это? Сможет ли он?

В голове мелькает образ его лица. Упрямый взгляд, решительно сжатые губы. Он не отступит. И это меня одновременно пугает и восхищает.

Отхожу от окна, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза. Глубоко дышу, пытаясь успокоиться. Это немного помогает, я даже проваливаюсь в полудрем и, на грани реальности и сна, слышу, как открывается дверь.

Приближаются тихие шаги, я продолжаю лежать с закрытыми глазами. Но знаю, в комнату зашел Матвей.

Матрас прогибается под его весом. Я ощущаю тепло его тела, близкое и такое желанное. Он нежно касается моих волос, по коже пробегает легкая дрожь. Приоткрываю глаза и вижу его лицо, освещенное мягким светом с улицы. В его взгляде — все та же решимость, но теперь к ней примешивается и нежность, и легкая тревога.

Родители еще не вернулись, иначе Матвей бы так просто не пришел.

— Не можешь без меня уснуть? — шепчет он, кладет ладонь на живот и скользит, то вверх к груди, то возвращается обратно.

— Почти уснула, ты разбудил, — снова закрываю глаза, наслаждаясь его прикосновениями.

— Не могу долго без тебя, — он целует меня в плечо, шею.

Он устраивается удобнее рядом, обнимает меня, притягивая ближе. Его дыхание касается шеи, и я окончательно просыпаюсь, прогоняя остатки полудремы.