— М-м-м… — вырвалось у меня. Все посторонние мысли вылетели из головы; ничего удивительного, если с тебя одним махом срывает всю одежду. — М-м-м… М-м-м-м… — и ты остаешься стоять на залитом лунным светом берегу почти что в чем мать родила. — Ничего себе!

Некоторые клочки костюма упали на труп адмирала Чи. И я вспомнила о женщине, может, и в самом деле из тяжелого стекла, с головой ушедшей под воду.

Хватит с меня трупов. Нужно сделать все, чтобы не появился еще один.

Застегнув ремень Тугодума на плече, я подбежала к озеру, подпрыгнула и нырнула, стараясь использовать накопленную инерцию. Для женщины, вырос шей во влажных тропиках Агуы, вода здесь была, мягко говоря, прохладная. Не сомневаюсь, Ярун заявил бы, что ее температура очень даже подходящая для купания, но не надо забывать — озеро находилось на 41-м градусе северной широты, и сейчас стояла середина осени. К счастью, мышцы не свело от холода; тем не менее я чувствовала, что тело покрылось гусиной кожей, и должна была стискивать зубы, чтобы они не выбивали дробь.

От стеклянного гроба осталась лишь воронка на поверхности воды. Прежде чем он исчез совсем, я постаралась оценить разницу между его положением сейчас и местом, где он был, когда женщина соскользнула с него. Далеко я от нее, близко? Вода между тем уже сомкнулась над моей головой. Стараясь не думать о подводных течениях, акулах и водяных паразитах, я сдернула с плеча Тугодум и повела им вокруг' себя. Визуальное сканирование было бы пустой тратой времени: вода темная, цель прозрачная. Я переключила прибор на поиски тепла, хотя никакой уверенности, что незнакомка — существо теплокровное, у меня не было. Кто знает, есть ли кровь в стекле вообще? Однако если ее метаболизм подстроен хотя бы под температуру воздуха, она должна быть теплее холодной воды вокруг. Тугодум найдет ее, если она находится в радиусе десяти метров.

Экран замерцал, и тут лее на нем возникло что-то прямо подо мной — живое, близкое и движущееся. Сердце подскочило от страха, и только потом до меня дошло, что я вижу собственные ноги. Ох! Наклонив сканер наружу, я начала описывать медленный круг… стараясь не думать о том, как совсем недавно делала то же самое в поисках Яруна.

— Где ты? — бормотала я. — Ну же, давай…

На дне проступило яркое пятно, всего в нескольких метрах от меня. Осторожно, осторожно… Спустя несколько мгновений Тугодум уже собрал достаточно информации, чтобы изображение приобрело форму человека, тщетно молотящего руками и ногами.

Отлично. Просто замечательно.

Повесь Тугодум на плечо.

Сделай глубокий вдох.

Ныряй.

Даже несмотря на то, что я знала, где она находится, найти прозрачную женщину в черной, как ночь, воде оказалось нелегко. Я вслепую шарила руками, по крайней мере, секунд десять, прежде чем нащупала ее: гладкая кожа, теплая, но алмазно-твердая. Не успев догадаться, какой ее части коснулась, я получила удар рукой, тут же вцепившейся мне в волосы. Она чуть не вырвала у меня целую прядь!

Мы какое-то время боролись — женщина, ничего не соображающая из-за страха утонуть, и я, пытающаяся ухватить ее, чтобы вытащить. Преимущества в этом «поединке» не имели ни та, ни другая сторона. С одной стороны, разведчиков обучают технике спасения утопающих, а я к тому же занималась боевыми искусствами; с другой — женщина была сильнее, и ею владело отчаяние. Когда она, молотя руками, угодила мне в живот, это было все равно что получить удар молота — если бы вода не замедляла ее движения, она могла бы вышибить из меня дух.

То обстоятельство, что ее кожа была скользкой, давало мне возможность вырываться, когда ей удавалось схватить меня, но и она ускользала от меня всякий раз, когда я пыталась взять ее на буксир. Мое единственное преимущество состояло в том, что женщина находилась под водой дольше меня, и время от времени мне удавалось всплывать и глотать воздуха. Во время этих коротких пауз я не боялась потерять незнакомку — меня, в отличие от нее, разглядеть не составляло труда, поэтому стоило мне снова погрузиться, как она тут же вцеплялась в меня.

Мало-помалу женщина слабела. В конце концов мне удалось обхватить ее рукой за шею, мы вынырнули и обе принялись жадно глотать воздух, отфыркиваясь и отплевываясь. Я потащила ее на мелководье и отпустила только неподалеку от берега. Мы рухнули на песок, наполовину еще в воде, наполовину уже на суше, опираясь на локти и жадно вдыхая воздух.

Уголком глаза я изучала ее: тонкая, изящная — даже когда она откашливала воду. За спиной женщины лежало выброшенное на берег бревно, и я видела его сквозь нее; кроме глаз, прозрачным было все. Когда она повернулась ко мне, я увидела, что они блестят, точно зеркальные.

— Ты не понимаешь меня, — сказала я, — но волноваться у тебя нет причин. Я спасла тебя, так? Я не хочу причинить тебе вреда.

Некоторое время незнакомка пристально разглядывала меня, а потом опустила голову на песок и, глядя на меня, забормотала:

— Проклятые разведчики, всегда одно и то же: «Приветствую, приветствую, я не хочу причинить вам вреда». От вас только одни неприятности. Убирайся отсюда! Убирайся немедленно.

И она прикрыла глаза рукой.

Не замешкавшись ни на долю секунды, я откатилась от нее в сторону, вскочила на ноги и приняла боевую стойку. Все это делалось почти на уровне подсознания — меня запрограммировали на такую реакцию. Это была часть проводимого Академией эксперимента. В ситуации полного шока, когда сознание слишком потрясено, чтобы принимать рациональное решение, одних разведчиков обучали занимать агрессивную позицию, вторых — оставаться пассивными, а третьих — просто замирать в том положении, в каком они оказались, когда все произошло. Флот хотел выяснить, какой из этих трех видов поведения сулит более надежную перспективу выжить. Кстати, никто не рассказал разведчикам, каков был результат этого эксперимента — и был ли он вообще.

Я заставила себя — и это потребовало от меня определенных усилий — опустить кулаки. Женщина по-прежнему прикрывала глаза рукой. Может, она вообще не заметила моей реакции? Хотя… если я могла видеть сквозь нее, почему она не могла видеть сквозь себя? Вглядевшись в стеклянную ладонь, я обнаружила, что веки у нее непрозрачные, серебристые, плотно закрыты и трепещут.

— Ты уже встречалась с разведчиками, — заговорила я спустя некоторое время. — Откуда еще ты могла узнать мой язык? За последние сорок лет сюда отправили несколько десятков разведчиков, и нет ничего невероятного в том, что кто-то из них высадился в этом регионе. Но что плохого они тебе сделали? Каким образом они… так тебя обидели?

Незнакомка открыла глаза и оперлась на локоть, чтобы лучше видеть меня; но встречаться со мной взглядом не стала.

— Они обидели меня. Проклятые разведчики.

— Они причинили тебе боль? — я опустилась на колени, чтобы не нависать над ней. — Если «да», наверное, это был несчастный случай. Разведчики запрограммированы… Разведчиков специально обучают не причинять людям вреда.

— Да, — сказала женщина, — их много чему обучают. — На этот раз она на мгновение встретилась со мной взглядом, но тут же отвела свой. — Разведчики много чего знают, но все это глупости!

Я смотрела на нее, не зная, как понимать услышанное. Она выглядела взрослой женщиной, слегка за двадцать; однако говорила, словно ребенок. Может потому, что плохо знает наш язык?

— Мне очень жаль, — спокойным тоном начала я, — что другие разведчики обидели тебя. Постараюсь не делать ничего подобного.

— Проклятые разведчики, — она отвернулась, подтянула колени к груди и обхватила их руками. — У тебя такое безобразное лицо.

— Знаю, — я постаралась внушить себе, что разговариваю с угрюмой пятилетней девочкой. — И при дневном свете я выгляжу еще хуже.