При этих словах, девушка, что сидела напротив, вдруг потемнела лицом и зыркнула на меня с ненавистью. Вот так история. Она-то, выходит, на Илью виды имеет или уже сосватана в его семью, вон и лента в косе виднеется.

Если до этого я была растеряна, то сейчас в груди раскалённой волной поднимался гнев. Я им что, кобыла породистая?! Внаглую торгуются, как за кусок мяса.

– Чего ж ты брешешь? – продолжался спор вокруг моей персоны. – Куда твоему Илюшке да Словенском володеть?! – теперь кричал мужик сверху стола, кряжистый, как столетний дуб. – Моему Белозару такая невеста впору! Наш род твоего древнее будет!

– В Белозаре твоём еле душа держится, все знают, квёлый он, сможет ли деток наплодить или княжна пустоцветом ходить будет? – не унимался рябой.

– Ах ты, собачья душонка! – подскочил кряжистый.

Дядька Евсей оторвался от своего разговора и, наконец, прислушался к дележу. Брови его сошлись на переносице, ноздри раздулись, на скулах заходили желваки, но боярин молчал, подмечая, кто и как себя ведёт. У Александра за столом тоже наступила тишина, князь и Владыка обратили внимание на слишком шумный спор. Невский метнул на меня быстрый, нечитаемый взор.

Кряжистый порывался выбраться с лавки, но соседи приструнили его, усадив обратно, однако он не унимался.

– Илюшка твой безродный, второй жены сын! Захотел чародея заполучить, да не вышло, – он рассмеялся, показав рябому кукиш.

– Словенском чародей должен владеть! – вмешался сосед кряжистого, высокий, рыжий мужик. – Как мой Елизар! Вот кто княжне Словенской ровня!

– Елизару твоему, – не унимался рябой, – годков то ужо сколько. Всё перебирали невест, пока старость к сыну не подкралась. Чароде-е-ей, – дразнил он рыжего, – едва жёлтым светит.

– Ты в своём уме?! – возмутился рыжий. – Годков-то всего тридцать сыну, самая пора.

– Ага, – не удержался кряжистый, – пора сынов уже своих сватать!

Александр зорко следил за каждым, подавшись вперёд. Я глянула на девушку, что сидела с лицом, мрачнее тучи. Та, заметив мой взгляд, отвернулась и громко сказала:

– Княжна без кола, без двора. Милостью дядюшки живёт, своего ничего не имея. Погнали из Словенска, как собаку безродную.

В голове что-то тонко, звонко треснуло. Ну, это уж слишком!

Сперва по рукам пробежал холодок. Потом странная дрожь, будто ледяная вода потекла по жилам вместо крови. Воздух вокруг меня стал густеть, наполняться морозной взвесью.

Не выдержав этого позорного спора, дележа и слов наглой девицы, я медленно поднялась из-за стола. В ушах нарастал звон.

– Хватит, – просипела я.

Но меня никто не усшылал.

– ХВАТИТ!!! – выкрикнула, перекрывая голоса всех и одновременно возле меня словно что-то взорвалось!

Девиц, что сидели напротив, вышвырнуло из-за стола под ноги боярам. Стены палат не просто вздрогнули, они заскрипели, заходили ходуном от волны силы, что исходила от меня, подпитываемая бушующей яростью. Взор заволокло серебристой дымкой, будто я смотрела на весь мир сквозь кристалл льда. Каждый вдох обжигал легкие холодом, каждый выдох превращался в морозное облачко.

Краем глаза заметила, как подскочил князь, выставив ладони. Вокруг него взметнулись алые всполохи.

Ледяные лезвия всё летели и летели, и я не собиралась их останавливать!

Вы у меня получите племенную кобылу! Пожалеете, что даже мысль о сватовстве допустили в свои дурные головы!

Я устрою вам делёжку добычи на одре моего отца!

Стены быстро покрывались ледяными узорами, затягивало их морозной коркой. Князь выскочил из-за стола, метнувшись куда-то вбок. Увидела, что там чуть не раскроило голову незадачливому рябому, упавшим со стены боевым топором. Александр взмахнул рукой и оружие смело в сторону.

– Яра! – громко крикнул дядька Евсей. – Охолонись! Поубиваешь всех до единого!

Но холод во мне был сильнее его слов. Лёд был сильнее всего.

– Мало вам! – будто и не я отвечала вовсе, будто иная сила пробудилась во мне. – Отца похоронить не успела, сваты уж пожаловали! Получайте невесту!

Ледяной вихрь взъярился вокруг меня пуще прежнего, девицы, не прекращая визжать, разбежались кто куда. Туча острого, точно ножи, ледяного крошева металась по залу, на стенах повисли лохмотья от гобеленов, бояре прятались под столы, прикрываясь блюдами, с которых выбросили еду.

И среди этого буйства морозной стихии ко мне шёл князь. Вокруг него возник воздушный кокон, игравший всеми оттенками алого.

– Яромила! Стой! Прекрати!

– Нет! – дерзко крикнула в ответ, сама не понимая, откуда во мне столько злости и… азарта? Адреналин буквально кипел в крови.

Александр, преодолевая сопротивление, всё же смог подобраться вплотную ко мне. Наши взоры встретились, радужки глаз князя были белыми, только чёрные точки зрачков остались. Он смотрел на меня без злости, спокойно будто вокруг нас ничего не происходит. Ещё шаг и вот он схватил меня за плечи, с душегреи посыпались ледяные осколки, весь мой наряд покрылся морозной коркой.

– Яра, – тихо сказал Александр, – я не дам тебя в обиду, слово даю.

Гнев мой уже унимался, а речь князя подействовала, как успокоительное. Я опустила руки, и пурга, бушевавшая в палатах, тотчас улеглась. Бояре испуганно выглядывали из-под столов, их бороды и ресницы были все в инее. Изо рта людей вырывался пар, кто-то стонал.

– Тихо, тихо, – князь гладил меня по плечам, стряхивая льдинки, – никто не посмеет тебя замуж против твоей воли взять. Не гневайся, Яромила.

Он говорил со мной точно с ребёнком, но это подействовало, хоть его слова и доносились до меня сквозь звон в ушах. Я медленно села на лавку, чувствуя, что едва держусь на ногах. Меня замутило, голова закружилась. Александр устроился рядом, неведомо откуда в руках у него возникла чаша с мёдом, которую он мне и протянул.

– Испей, сил прибавит.

Тремя глотками осушила внушительную посудину, в горле была пустыня.

Потихоньку все выбирались из своих укрытий, по залу побежали шепотки:

– Княжна-то алая! Алая! А норов-то крут! Где с такой сдюжить…

Я обвела мутным взором палаты, и силы стали стремительно покидать меня, сознание затягивало тьмой, последние проблески его померкли, уступая мгле, что приняла меня в свои объятья.

Время и пространство потеряли значение, я тонула в воспоминаниях Яромилы, как в омуте. Они хлынули бурным потоком, стоило мне погрузиться в туманное марево сна. Яркие, живые, осязаемые. Передо мной проносились детские годы, потеря матушки, её уроки, горе отца после смерти любимой жены, учёба княжны с церковным дьяком. Наши сознания взаимопроникали друг в друга, и не понять, где была Виктория Северцева, а где княжна Яромила Владимировна. Я переживала её чувства, её эмоции, запоздалой болью резануло сердце воспоминание о потере отца. Ощущала, как по лицу текут слёзы, и не понимала, во сне это или наяву.

Иной раз перед глазами начинали виться морозные узоры, лёд заключал меня в кокон, словно оберегая от чего-то. Я смотрела на своё отражение и видела, как пылает вокруг меня ало-карминовое пламя, ближе к телу переходящее в синеву. И глаза… Из карих они стали льдисто-голубыми.

Я нашла ответы на все вопросы, вернее, вспомнила. И про воинов, чей пустой взор так поразил меня у дяди Евсея.

– Когда-то только князья, да ближние их владели магией, – звучал в моей голове голос отца, – но потом жениться начали княжичи на простолюдинках.

– Разве можно так, тятенька? – маленькая Яра пытливо заглядывала в глаза князя.

– Они не по-настоящему женились, вырастешь, поймёшь, – смутился тогда отец.

– Понарошку? Это забава такая была? – не унималась маленькая княжна.

– Можно и так сказать. Хватит. Я не об этом, – оборвал меня Владимир, – так вот, когда детки одарённые стали рождаться у людин (прим. автора – свободные крестьяне, члены сельской общины, участвующие в ее жизни и вечевых собраниях), смердов (прим. автора – основная масса крестьян, земледельцы, прикреплённые к земле) и холопок простых, князья посоветовались и решили их на службу поставить, дабы силу волшебную крестьянской кровью не разбавлять. А девиц-чародеек вторыми жёнами себе бояре брали.