Старичок отворил дверь в комнату, приглашая нас пройти:

– Сама княжна пожаловала, Яромила Владимировна.

Жилище освещалось лучиной и огнём горящей печи. Под окнами стояли сундуки и лавки, в углу – большой стол, за которым и сидел староста, подскочивший, как только понял, кто забрёл к нему в гости. Его жена, дородная женщина с богатой русой косой, подоспела к мужу. Хозяева поклонились, помогли мне раздеться, пока Ратмир сообщал им печальные вести.

– Горлица ты наша, душенька, напугалась, намаялась, – причитала женщина, – сейчас я сбитень горячий подам, да каши. Уж не серчай, чем богаты.

Потрясённый хозяин расспрашивал Ратмира о битве, постепенно бледнея. Все знали: раз пал Словенск, деревням придётся худо.

Нас усадили за стол, с полатей вынырнули любопытные дети, разбуженные голосами, староста шикнул на них и мордашки тотчас скрылись за занавеской.

Хозяйка накрыла на стол: нарезала большими ломтями хлеб, достала томившуюся в горшке кашу, сдобрила её маслом, подала чаши со сбитнем, пахучим и вкусным.

Пока мы с Ратмиром дружно работали ложками, хозяева тихо переговаривались между собой, не отвлекая нас от трапезы. Пища была простой, но невероятно вкусной. Душистый ноздреватый хлеб, в котором точно растворилось летнее солнце и аромат спелых колосьев, рассыпчатая каша, что таяла во рту, оставляя послевкусие сливочного масла. Желудок уже был полон, но я всё не могла оторваться от своей чашки. Если так вкусно кормят в деревнях, то что же на пирах тогда? Вот бы побывать там.

– Агафьюшка, проводи княжну почивать, умаялась с дороги, – такое сердечное участие, внимательность затронуло мою душу, растрогало чуть ли не до слёз.

Поблагодарила хозяев за ужин и ночлег, странно, но язык точно сам подбирал нужные слова, отличные от того лексикона, к которому я привыкла. И звучала речь странно, велеречиво, как на мой слух, непривычно.

Хозяйка проводила меня на полати, отделённые от комнаты занавеской, помогла раздеться до рубашки и взобраться наверх. Мне пришлось лечь рядом с тремя детьми. Изба была большой, но однокомнатной, не считая сеней. Так что все спали вместе. Ратмиру постелили на лавке у дверей, напротив расположился хозяин, а его жена легла возле стола. Детишки завошкались, стараясь рассмотреть меня исподтишка, в полумраке блестели их любопытные глазки. Я улыбнулась и приложила палец к губам. Вмиг их головёшки скрылись под одеялом, а через минуту и меня одолел сон.

Ночью воспоминания Яромилы хлынули с новой силой, точно ждали, когда моё сознание уступит им место. Я видела родню, поездки в Новгород, великого князя Ярослава, как батюшка возвращался из военных походов, а мы с матушкой встречали его возле огромной башни. Прогулки с сенными девушками по лесу, где росло видимо-невидимо грибов и ягод. Вечерние посиделки за рукоделием. И чьи-то еле слышные голоса шептали: «Пробуди свою силу княжна, время пришло».

Едва в открытые ставни прокрались рассветные лучи, как проснулись дети и разбудили меня, шумно завозившись на полатях. За ночь изба остыла, но хозяйка уже растопила печь.

Кое-как справилась со своим сарафаном. Непривычно, неудобно, а что делать, джинсы тут пока не в моде. Отодвинула занавеску, пожелав Агафье доброго утра.

– Проснулась уже, княжна, – улыбнулась женщина, – погоди, водички принесу умыться. Лушка! – окликнула она девочку лет семи. – Помоги нашей гостье причесаться. Ты не смотри, княжна, что мала она, рукастая у меня дочка.

Луша, проворная худая длинноногая девчонка, похожая на маленького журавля, бойко подскочила ко мне с гребнем. Усадила на лавку, осторожно расплела косы и принялась аккуратно расчёсывать густые, длинные волосы Яромилы.

С подворья, принеся с собой морозный дух, вернулись Ратмир и староста, которого, как я услышала, звали Касьяном.

– Доброго утречка, – заулыбался хозяин, – ранёхонько поднялась, Яромила Владимировна.

– Ехать надо, – ответила ему, – дорога нам в Новгород лежит.

– Верно, – кивнул Касьян, – пути снегом замело, тяжело ехать, к вечеру только и доберётесь. Сейчас поешьте на дорожку, а там Агафья моя вам с собой харчей соберёт.

Женщина подала нам по кружке парного, ещё тёплого молока:

– Испейте пока, а я блинчиков сделаю.

Скоро перед нами появилась большая плоская неказистая, грубой работы тарелка, куда хозяйка метала горячие блины. Луша поставила мисочки со сметаной, клюквой и мёдом. Дети сидели на лавке возле печи, не решаясь подойти к столу, глядя на отца, когда тот позовёт.

По избе плыл аромат выпечки, приятно щекоча ноздри. Как Яромиле удаётся быть такой худой? Поди княжну кормят куда лучше, а на подобной диете кто угодно разъест бока.

Я присела рядом с Ратмиром, перекинув через плечо длинную косу, которую мне ловко заплела Луша.

– Не горюй, – тихо шепнул мой спутник, – до Новгорода доберёмся, там и посветлеет на душе. Мамки, няньки позаботятся.

Что скрывает мой дальнейший путь? Как встретит меня дядька? Он всегда был добр, но больше с батюшкой общался, отправляя меня к тётке и сёстрам. А теперь придётся принимать решения самой, без оглядки на защиту отца.

И снова перед нами скатертью легла заснеженная дорога, деревенские, прознав, что у них ночевала княжна, высыпали на улицу.

– Заступница! Яромила Владимировна, ты уж князю Александру скажи, один он наш надёжа. Пусть не бросит нас тевтонцам на поругание! – со всех сторон неслись мольбы и просьбы. Женщины плакали, прижимая к себе детей.

Ведь это теперь и мои люди, подумалось мне. Умер отец, князь Владимир, единственная их защита. Что сталось с дружиной после разгрома Словенска? Разве мелкие деревушки преграда для ливонцев? Сметут и не заметят. Выходит, мне придётся просить у Александра воинов для защиты этих земель. Или набирать себе новую дружину из вольных ратников. Как это здесь делается? Эх, не стратег я и не полководец, а народ жалко. Невольно и не по своей прихоти, но одна осталась из тех, кто должен оберегать эти земли.

Ратмир ехал впереди, такой же настороженный, как и вчера. Вероятно, боится вражеских разъездов? Времена правления Невского я, конечно, проходила в школе, но как быть теперь, когда оказалась в гуще событий и не просто как обыватель, а на последнем рубеже защиты. Легко схорониться у родни в Новгороде, и не осудят, девчонка малолетняя. Но я видела глаза людей, провожавших меня, в которых теплились последние лучики надежды. Выжгут, разорят эти деревни и ляжет мне на сердце вина тяжким грузом. Не могу я так. Поеду к Александру, буду молить о защите.

Я считала падение Словенска главной своей проблемой, но лукавая судьба решила подкинуть мне очередной сюрприз. Ближе к обеду, когда мы ехали мимо занесённых снегом полей, на кончиках пальцев я ощутила странное покалывание. Резкое, неприятное, будто тонкими иглами кожу протыкают. Сняла рукавицы, осмотрела руки. Ничего необычного. Ладошки покраснели, только и всего. Зачерпнула с ветки пригоршню снега, растёрла между ладонями и снова натянула толстые варежки. Покалывание не прошло, напротив, стало ещё сильнее и болезненнее, а потом по рукавицам побежали снежные узоры, как на стёклах в мороз. Опешив, подняла ладони вверх, закусила губу, не понимая, что со мной творится. Зорька, почувствовав свободу, рванула вперёд, так что я чуть не свалилась в сугроб.

– Княжна! – Ратмиру удалось перехватить норовистую кобылку. – Цела? Что случилось?

Его взгляд упал на мои руки, по одежде всё выше поднималась изморозь.

– Силу свою придержи, – Ратмир подъехал вплотную, – как маменька учила.

– Я… Я… не могу, – что происходит? Какая ещё сила?! Тело залихорадило и непонятно, то ли от страха, то ли от этой самой неведомой мне силы. Что это? Магия? Колдовство? Мутация генов? – Ратмир, давай остановимся, – подняла взгляд на воина.

Он придержал Зорьку, помог мне спуститься.

– Ты чего, княжна? Не впервой, чай, чародейство своё унимать.

Только этого не хватало, от нового известия чуть не грохнулась в снег. Чародейство. Волшебство. Помогите! Я не получала письма из Хогвартса и колдовать не умею. Мысли лавиной неслись в голове, сумбурным потоком. И ничего дельного. Как быть? Стану расспрашивать Ратмира, заподозрит, что я не та, за кого себя выдаю. Вдруг обвинит меня в чёрной магии какой, и сожгут юную княжну на костре.