Лошади, чувствуя конец пути, пошли быстрее, похрапывая от нетерпения. Народу прибавилось, мы подъехали к городским воротам. В толстенных стенах виднелся сквозной арочный проём, невысокий, но места достаточно, чтобы проехать и всадникам, и гружёным телегам. Бравые воины следили, чтобы в проходе не создавалось толчеи. Чувство благоговения охватило меня. Это же надо – Новгород тринадцатого века! Склоны арок были расписаны затейливыми узорами, до зуда в кончиках пальцев хотелось прикоснуться к такой древности, почувствовать дыхание эпох! Но меня окружающие не поймут, для них это просто ворота. За ними вплотную к стене была пристройка для охраны.

Я ожидала от средневекового города вони и грязи, однако Новгород поразил меня чистотой: мощённые деревянными брёвнами улицы, хорошая система дренажа. Нигде не видно луж, не валяется мусор, никто не выплёскивает нечистоты под ноги горожанам. Снег собран в кучи у стен домов, дороги расчищены. Ратмир вёл своего коня чуть впереди моей Зорьки, прокладывая мне путь. Мы ехали мимо деревянных домов, которые виднелись из-за частоколов.

– Погоди ещё немного, княжна, – крикнул юноша, стараясь говорить громче шумящей вокруг толпы, – скоро уже дома будем.

Я вертела головой по сторонам, сидя на лошади я могла рассмотреть устройства дворов получше. В городе было тесновато, подворья стояли близко друг к другу, часто дома выходили одной стеной на улицу. На трущобы этот район походил мало, но все избы были небольшими, однотипными, с невысокими деревянными заборами. Во дворах виднелись маленькие сарайчики для скота или птицы, другие хозяйственные постройки.

По мере нашего продвижения вперёд менялись и жилища, избы становились богаче, а дворы больше.

Ратмир уверенно направил коня к внушительным деревянным воротам в полтора человеческих роста, за которыми виднелся высокий терем. Ого, а дядюшка-то мой, судя по всему, богат. Хотя, что меня удивляет, какая ещё может быть родня у князя?

На стук распахнулась узкая калитка, из которой высунулся длинноносый плюгавенький старичок, с подозрением глядевший на Ратмира.

– Ты кто таков будешь? – проскрипел он надтреснутым голосом. – А ну, поворачивай отсель, собак сейчас спущу.

– Так ты княжну Словенскую встречаешь, пень старый, – не остался в долгу Ратмир, – вот я Евсею Лукьяновичу то расскажу, что ты Яромилу Владимировну погнал, точно нищенку какую.

Старик замер с раскрытым ртом, потёр глаза кулаками и вышел на улицу. Увидев меня, едва не бухнулся под копыта Зорьки.

– Голубушка! – завопил дед. – Живёхонька! Радость-то какая! Мы уж не чаяли!

– Тихон! – послышался со двора густой басовитый голос. – Ты с кем там?

– Ох! – старичок подскочил к калитке. – Радость-то какая, Евсей Лукьянович! Жива, жива наша Яромила Владимировна!

На улицу вылетел, точно заполошный, высокий дородный мужчина с большим животом, на нём был долгополый богатый кафтан, поверх накинута длинная шуба. Он подлетел к моей лошади, сгрёб меня своими ручищами, стащив с испуганной Зорьки, которую успел придержать Ратмир, и чуть не задушил в объятьях.

– Жива, жива звёздочка наша! Душенька, Ярочка моя!

Грузный мужчина, выше меня на две головы плакал как ребёнок. Такая реакция меня обескуражила, я растерялась, не в силах вымолвить и слова.

Дядька Евсей затащил меня во двор, куда высыпало куча народу. Через толпу протиснулась пышнотелая женщина в богато расшитом сарафане и меховой душегрее, за ней, как выводок цыплят, семенили три моих сестры. Я узнала их лица из воспоминаний княжны.

– Девочка моя! – всплеснула руками боярыня. – Уж не чаяли мы живой тебя увидеть, панихиду хотели заказать, а вон радость какая!

Сёстры ревели в голос. Меня целовали и обнимали, лица мелькали как на ускоренной перемотке. Под этот шум и гам нас с Ратмиром затащили сначала в просторные сени, а потом в большую горницу. Там народ немного подуспокоился.

– Как тебе удалось бежать из Словенска?

Дядька усадил меня на скамью, тётушка опустилась рядом, обнимая и гладя по волосам.

– Ратмира благодарить надо, если не он, сейчас и панихида была бы кстати.

Тётка Авдотья закрестилась, поминутно вытирая катящиеся из глаз слёзы.

– Ну будет, будет, – загудел дядька Евсей, – полно реветь. Жива наша Ярочка. А вы чего здесь? – зыркнул он недовольно на челядь. – Собирайте на стол, гостей потчевать, да комнаты приготовьте.

Народ, набившийся в горницу, мгновенно исчез, остались только несколько сенных девушек, да мои сёстры, ревевшие до сих пор в голос.

– Воды, воды поднесите боярыням, – рявкнул дядька, – чего застыли пнями?

Одна из девушек метнулась к двери. Мужчина подошёл к стоявшему у входа Ратмиру.

– Не жмись тут, ты гость наш дорогой, за Яромилу мы перед тобой в долгу, – он самолично проводил юношу до скамьи, – обскажи, как дело было. Ничего не утаивай.

Ратмир начал свой рассказ, сёстры вмиг уняли слёзы, вслушиваясь в каждое его слово. Я же наклонилась к тётке Авдотье.

– Почему вы решили, что нет меня в живых?

– Ох, Ярочка. Как оно говорят: добрые вести не спешат, а дурные как ветер летят. Вчерась в город несколько гридней батюшки твоего объявились, все израненные, непонятно, как и до Новгорода добрались. Они сказали, что погиб Владимир Мстиславич, что одинец ливонцы захватили, а тебя ни живой, ни мёртвой никто не видел… Слава богу, жива, – тётушка снова смахнула слёзы, улыбнувшись, – намаялась, бедная, страху натерпелась. Ничего, у нас останешься, мы за тобой, как за родной ходить будем, в обиду не дадим.

Пока дядька Евсей беседовал с Ратмиром, к нам подсели сёстры, просили рассказать, как пережила я нападение. Ахали и охали, закрывая рты ладошками, пока выложила им историю своего спасения.

В горницу вошла дворовая девушка:

– Авдотья Матвеевна, столы в трапезной уж накрыты, – тихо сказала она, склонившись к тётушке.

– Евсей, хватит тебе нашего гостя расспрашивать. С дороги они, голодные.

Дядька и Ратмир поднялись, мы прошли через сени в трапезную – длинную комнату, где стоял накрытый стол с лавками. От обилия блюд у меня разбежались глаза. Жареные куры и перепела, рыба отварная и запечённая, поджаристое мясо, пареные овощи, пироги, хлеба и булочки, многочисленные кувшины с напитками, ягоды в меду.

Живот заурчал, а во рту мигом собралась слюна. Все молчали, ждали, пока мы с Ратмиром насытимся, лишь когда девушки обнесли всех мёдом, сладким, чуть терпковатым, полилась неспешная беседа.

– Великий князь, Ярослав Всеволодович, подмоги Александру не дал, – опечаленно сказал дядька, – токмо со своей дружиной и отбивает княжич клятых тевтонцев. Нескоро ещё отвоюют Словенск, вернут под длань нашу. Вражины подлые, поди разграбили всё. Ничего, справим тебе приданое, не обидим. Владимир, батюшка твой, на княжение самим Ярославом посажен был, может, и подыщут тебе жениха знатного да богатого, из молодых княжичей.

Услышанное точно обухом ударило по голове. Спорить я не стала, не та ситуация, однако и уготованная дядькой судьба меня не радовала. Не хочу сидеть запертой в хоромах, да и народ Словенский ждёт подмоги. Невольно чувствовала ответственность за них, переживала за судьбы людей. Мне во что бы то ни стало нужно попасть к Александру.

Трапеза подходила к концу, я усиленно старалась не заснуть прямо за столом. Вдруг тётка Авдотья всполошилась:

– Ох, голова садовая! Баньку-то, баньку не истопили!

– Да уж готова она давно, матушка, – встала со скамьи у стены одна из чернавок.

– А что же молчишь? – бахнула тётка ладонью по столу. – Гостей как следует не приветили!

– Не переживай ты так, тётушка, – вступилась я за челядь, – растерялись все. Ты ведь сама и то позабыла. Мы и так можем спать лечь, а завтра и в баньку.

– Ну, нет, – мотнула головой Авдотья, – сейчас я тебя сама помою, а потом и Ратмир попарится. Негоже два дня в пути, там по сугробам выбирались, банька-то вмиг всю усталость и хворь снимет.