Размеры академического подземелья поражали.

— Как они это сделали? — изумилась я, вспоминая подлунные коридоры и переходы.

— Дигер вырезает такие помещения за пару месяцев, — ответил Малаб. — На Церере и астероидах много полезных ископаемых, так что построить такое гораздо легче чем на Земле.

— Но это же не только техника. Главное ведь энергия!

— Ее здесь сколько угодно. Одни из самых крупных запасов гелия-3. Даже больше, чем на Луне. И добывать гораздо проще. Вот и термоядерная энергетика. Отсюда снабжаются корабли с термоядерными двигателями. «Заправка» на обратной стороне Цереры, не здесь. Надеюсь, у нас будет экскурсия.

— Откуда здесь столько гелия?

— Не гелия, а гелия-3. Это важно. Солнечный ветер здесь, скорее всего, ни при чем. Считается, что когда-то на Цереру упал крупный астероид, состоявший из гелия-3, ведь доступные залежи сосредоточены в одном месте. Здесь еще водяной лед содержит гелий-3, но добывать его не так эффективно. А астероид мог долго летать вокруг Солнца. Напитался, а потом упал на Цереру нам на радость. Запасов хватит лет на восемьсот. Если расходы останутся на нынешнем уровне.

Едва мы вошли в большой зал, услышали презрительный выкрик:

— Цирк уехал, а клоуны остались!

За ним последовал громкий хохот. Недалеко от входа стоял Дергунчик, указывая на нас, а его компашка радостно поддержала идиота.

Меня почему-то задели эти слова и я не удержалась от грубости:

— Давно тебя выпустили из детсада, Дергунчик?

В первый раз я назвала его так по незнанию. Теперь — намерено.

Его всего перекосило.

— Поговори еще, размазня, — прошипел он. — Вашу троицу, считай, отправили на Землю, — затем, заговорив громче, Дергунчик почти выкрикнул: — Глядите на них! Они не соблюдают правил!

Я дернулась, но Малаб удержал меня за локоть:

— Успокойся. Не стоит он твоих нервов.

Малаб сказал это очень тихо, но так спокойно, даже равнодушно, что я, неожиданно для себя, послушалась. Взглянула на Альку, которая выглядела напряженной и растерянной.

— Ты не думаешь, что это испортил ремни? — едва слышно спросила она, указывая глазами на Дергунчика.

— Кишка слаба, — отмахнулась я.

— Зато подлости хватит.

Малаб перевел взгляд с меня на Алю и обратно.

— О чем она?

— Этот урод не умеет себя вести. Мы с ним чуть сцепились еще на Луне…

— Он мог. Порезать. Его стиль, — задумчиво сказал Малаб, разглядывая Дергунчика. — Но это был не он. Я с ним не ссорился. А мой ранец тоже порезан. Одинаковый почерк. И он не стал бы себя выпячивать. Да, кишка тонка. Для этого.

Наверное, мы бы продолжили разговор, если бы в этот момент, в зале неожиданно не разгорелись лампы. Толпа ахнула.

Зал оказался почти круглым. В центре находилась большая платформа, вокруг в несколько ярусов стояли столы.

— Дорогие абитуриенты! Приветствуем вас в нашей Космической академии! — прогремел голос. — Проходите, рассаживайтесь. Мы начинаем!

Увидев, как Дергунчик с компанией двинулись вправо, наша троица устремилась влево. Мы поскорее сели на последнем ряду, все-таки вопли этого идиота привлекли к нам внимание.

На платформу в центре зала поднялись четыре человека. Среди них был и капитан Фреш, который отправлял нас с Луны на Цереру. Остальных — двух мужчин и женщину, я не знала.

— Это же Ката Сирт! — восторженно воскликнул кто-то.

— Кто? — удивилась я.

— Ката Сирт. Потрясающий пилот, — пояснил Малаб. — Она же вела «Кранк»! Тот, который исследовал стену Япета! Шесть лет назад!

Я поняла, что он говорит о женщине на подиуме. Похоже Ката Сирт была популярной личностью. В узких кругах. О том, что такое «Кранк» и стена Япета мне оставалось только догадываться. Может быть зря я никогда не интересовалась космосом?

— Она вытащила попавший в расщелину исследовательский бот, — кивнула Аля.

Надо же, даже увлеченный биологией человек знает об этой даме! И когда они все успевают?

Свет по сторонам зала плавно приглушили, оставив ярко освещенным только подиум. Сначала капитан Фреш представился аудитории сам (оказывается, он был директором Космической академии), а затем познакомил нас с руководителем пилотной группы мастером Катой Сирт, деканом по навигации Меноузом Персивалем и деканом факультета биотехнологий доктором Катреусом Друбом.

— Вас здесь двести человек, — перешел к делу капитан Фреш. — На этой неделе у нас планировались тесты, и мы рассчитывали, что по их окончании половина из вас вернутся на Землю. Второй половине предстояли испытания для поступления на один из факультетов Космической академии.

Зал слегка загудел, люди зашевелились и начали обмениваться довольно эмоциональными репликами. Я тоже заволновалась. Мне же хотелось получить направление на медицинский факультет, которого здесь точно нет. То есть через неделю я с сотней других абитуриентов должна отправиться на Землю? Досада какая, не удастся попасть на станцию!

Капитан Фреш сделал паузу, чтобы зал успокоился.

— Я сказал «планировались», — внезапно взревел он. — Надеюсь, здесь есть внимательные люди, которые это услышали.

В ответ зал снова зашумел, а затем словно выключился. Похоже, что все затаили дыхание. Как и я. Планы Академии изменились? Что это может означать? Мы обменялись встревоженными взглядами с Алькой и Малабом.

После томительной паузы капитан Фреш снова заговорил, теперь уже негромко:

— Сегодня произошло беспрецедентное в нашей Академии событие. Безобразное и недопустимое, — он снова замолчал, а у нас, казалось, прервалось не только дыхание, но даже пульсация крови в организмах. — Во время банального перемещения из космопорта в Академию у одного из вас вышел из строя ранец. Он покинул воздушный маршрут и прицерерился. Вас было много, и ни один даже не подумал остановиться и оказать помощь.

— Нам же запретили приземляться… Касаться почвы! — выкрикнул неожиданно громко кто-то из абитуриентов.

— Да. В этом и проблема… Мировой университет имеет множество академий и факультетов. Он готовит мастеров, ученых и маэстро искусств. Как по-вашему, кто такие мастера, ученые и маэстро?

Все молчали. Тесты начались? Нужно отвечать? Или мне следует объяснить, что «прицерерился» не один человек и вовсе не из-за сломанного ранца, а из-за надрезанного ремня? Мы снова вопросительно переглянулись с Алей и Малабом, но он, предвидя наши реакции, отрицательно покачал головой: «не нужно высовываться».

— Ну, кто из вас скажет, что их объединяет?

— Профессионализм…

— Любовь к своему делу…

— Хорошее образование…

— Умение учиться…

Ответы сыпались со всех сторон, но капитан Фреш лишь переводил взгляд с одного на другого. Наконец, наступила тишина.

— Вы правы. Все. Отчасти, — после небольшой паузы сказал он. — Это все необходимые составляющие. Но есть еще одна составляющая, без которой ничто не сработает, — возвысил он голос, рубанув рукой воздух. — Какая? Ну, кто смелый?

— Внимание?..

— Забота о благе человечества?..

Абитуриенты предлагали самые разные варианты. Мне тоже хотелось высказаться, но я молчала, повинуясь строго сдвинутым бровям пигмея. Видимо зависимость и послушание учителям слишком глубоко укоренились в моем сознании. Сейчас моим учителем был Малаба.

— Командный дух! — рявкнул капитан Фреш, перекрывая голоса аудитории. — Если нет командного духа, если вы не готовы прикрыть товарища, если вы не готовы в любой момент прийти на помощь, то грош вам цена. Никогда! Никогда из вас не получится ни мастера, ни ученого, ни маэстро! Команда помогает, заводит, выводит на новые рубежи. Команда заставляет соревноваться с другими за лучшие идеи. Командный дух движет развитие! Да, бывают гениальные одиночки. Но! Пока они не познали азов, не увидели взаимосвязей, не научились отказываться от своих идей и взвешенно спорить с оппонентами, не поняли глубинной логики и не нашли свой собственный путь среди множества других, они никогда не добьются успеха. Только в борьбе с собой и с другими можно стать гением. Чтобы не сдаться, нужен командный дух, поддержка окружающих. Тех, кто в споре находит истину. Тех, кого вовремя остановили и дали новый толчок. Если в вас нет командного духа, если у вас нет чувства локтя, если вы не готовы дружить и побеждать — грош вам цена!