Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит смысл его слов. Но осознание не проникает внутрь, скорее, соскальзывает с меня, как вода с гладкого камня. Весь дом содрогается, фундамент вибрирует, и тогда я слышу это. Отец хватает меня за руку выше локтя, грубо ставит на ноги и тащит в коридор.

Оглушающая точка.

Взрыв.

Кэлус

Я начинаю хрипло вдыхать густой дым и разражаюсь приступом кашля.

— Эм, — хриплю я, ощущая на языке привкус гари, будто проглотил потухший костер. — Эмилиус?

— Кэл, — хрипло отвечает мой старший брат.

Я с трудом разлепляю слезящиеся глаза, но вокруг только плотные клубы серого дыма, заполнившие салон. Ремень безопасности все еще врезается в грудь, но я вишу вниз головой, машина перевернута.

— Черт возьми, — стонет мой брат, прежде чем его рука опускается мне на плечо, слегка сжимая. — Ты в порядке? — он кашляет, пальцы сжимаются крепче, это помогает мне немного придти в себя, сбитый с толку и ошеломленный, но прикосновение моего брата как будто возвращает мою душу обратно в тело.

— Да, — выдыхаю я, мой нос забит сажей. — Ты?

— О, да просто праздник какой-то, — он давится смехом, но звук быстро заглушается болезненным стоном.

Пальцы непроизвольно сжимаются, затем распрямляются, упираясь в потолок машины. Поворачиваю голову: разбитое окно, искорёженный металл, за ним только клубы дыма и кромешная тьма. Мы на жилой улице, где особняки стоят далеко друг от друга, но полиция уже наверняка спешит сюда.

Оззи в одном из этих домов.

Это не случайность.

Ремень заклинило, и бессмысленно продолжать долбить по кнопке.

— Эмилиус, — голос срывается на кашле, когда новый шлейф дыма вырывается из смятой приборной панели. — Доберёшься до ножа?

— Да, да, — говорит он, шурша тканью, я не могу разглядеть его как следует, но его рука опускается с моего плеча, а затем возвращается, металлический щелчок громко отдается в моем приглушенном ухе. — Режу. — Он говорит без вопросов, мы уже были в подобном положении раньше.

Не отвечая, я прижимаю ладони к потолку, готовясь к тому, что ремень безопасности исчезнет, готовясь перенести свой вес, чтобы выползти из окна и добраться до моего Маленького Призрака.

Что бы там, блядь, ни происходило, я могу гарантировать, что это хуже, чем быть взорванным к чертовой матери.

— Готово.

Лезвие неловко перерезает ремень безопасности, рука Эмилиуса с трудом поворачивается, и мне кажется, что я никогда не выберусь, но потом внезапно я оказываюсь свободным. И хотя я был готов рухнуть на землю, а точнее, на крышу машины, мои руки предательски подкашиваются, и я падаю бесформенной грудой конечностей.

— Черт, — шиплю я, расправляя свои длинные ноги и нащупывая пальцами зазубренный край окна машины.

Я вылезаю наружу, ползу на животе по асфальту, кашляя, когда задыхаюсь, вдыхая холодный, чистый воздух. Спина судорожно вздымается, пока я подползаю к брату. Глаза так слезятся от дыма, что я почти ничего не вижу. Затем в поле моего зрения появляются две маленькие ножки, и девушка присаживается на корточки рядом со мной.

Короткие светлые волосы, круглые карие глаза, ужас искажает черты ее лица, плечи дрожат, и я мгновенно вспоминаю мою девочку.

— Я сестра Остары, — говорит она мне, — позволь мне помочь.

Я как бы приваливаюсь к борту перевернутой машины, а она лезет в разбитое окно моего брата, бормоча что-то, чего я не слышу. Мои конечности вибрируют, мышцы трясутся, а кости, кажется, пульсируют от непонятной массы боли и покалываний, я не могу точно понять, ранен я или просто в шоке.

Мое зрение затуманивается, сердце учащенно бьется, и я думаю о своей девушке в том доме с мужчиной, который приказал ей убить меня. Но она этого не сделала.

Улыбка растягивает мои губы, когда я вспоминаю ее панику от этой перспективы, то, как она наконец позволила мне увидеть ее.

— Ты единственный человек в мире, который меня видит.

— Я никогда не хотела, чтобы меня замечали.

— Никто, кроме тебя.

Я наблюдал за ней слишком долго, постепенно становясь ближе, и вот однажды, когда я заговорил с ней, она наконец ответила, как будто чувствовала себя в безопасности или доверяла мне. Возможно, она отвечала на мой непрекращающийся разговор только потому, что я загонял ее на стену.

Я думаю о ее дыхании на моей шее, о ее губах на моем рту, о том, как ее язык пробует мою кожу на вкус, и о том, как ее влагалище сжимает мой член.

Ее улыбка, эти крошечные завитки губ, эти тайные вещи, которые предназначены только для меня, заставляют мое сердце бешено колотиться в груди.

Моя жена.

— Его нога, — говорит сестра Оззи, внезапно хлопая меня по щекам. — Тебе нужно не засыпать, вставай, тебе нужно встать, мне нужно, чтобы ты помог мне со своим братом.

Она крошечная, эта высокая, стройная девушка-палочка, с раскрасневшимися щеками и широко раскрытыми глазами, она так сильно напоминает мне свою сестру, даже несмотря на то, что карий цвет заменил голубой у Остары.

— Эй! — говорит она снова, заставляя меня моргнуть и резко вдохнуть, мои легкие горят от первого настоящего, чистого вдоха. — Помоги мне, тебе нужно встать.

Вместе мы вытаскиваем Эмилиуса из машины. Его огромное, широкое, мускулистое тело весит сто тридцать килограммов. Он стонет и тяжело дышит, но не говорит ни слова, пока мы пытаемся вытащить его из разбитой машины.

— Давай, Эм, — тяжело дышу я, — помоги нам немного, приятель, Господи Иисусе.

У меня все время трясутся руки. Щеки сестры Оззи раздуваются, она пыхтит, когда каждый из нас тянет за руку, пальцы Эмилиуса свободно обвиваются вокруг каждого из наших предплечий. Согнув колени, мы упорно тянем, и наконец, когда вдалеке завывают сирены, мы вытаскиваем его.

Правая штанина брюк разорвана, обнаженная часть бедра моего брата окрашена в малиновый цвет, по всей длине тянется глубокая рана, обнажающая острый белый кусок кости, торчащий чуть выше колена.

— Черт возьми, Эм... — начинаю я, но он обрывает меня.

Рыча на меня сквозь стиснутые зубы:

— Иди за своей девушкой, — приказывает он. — Иди за ней и приведи домой.

Грудь тяжело вздымается, я смотрю на него сверху вниз, сестра Остары помогает ему выпрямиться и сесть. Достав телефон из кармана, я открываю его, набираю номер своего младшего брата, а затем передаю устройство сестре Оззи.

— Ромул ответит, скажи ему, чтобы пришел и забрал вас обоих.

Остара

Всю свою жизнь я наблюдала самые мрачные вещи этого мира.

Я помню, когда мне было всего шесть лет, мой отец обезглавил человека на нашем обеденном столе. Зои было два года. У нее были красные брызги на подбородке и слюнявчике, и она размазала их по своим белокурым волосам пухлыми пальчиками, хихикая при этом. Наша мама ещё жила с нами тогда, и той же ночью я подслушала, как Амелия шептала Наоми, что этот человек был её любовником.

Когда мне было десять, я убила девочку.

Она была на несколько лет старше меня, подруга Наоми. Девушка постоянно дергала меня за волосы, отчего у меня болела кожа головы и шея. Поэтому я положила измельченный арахис в шоколадный молочный коктейль, предложила ей и наблюдала, как она его проглатывает. У нее была сильная аллергия, и у нее началась анафилаксия. Я оставила её биться в судорогах за кустами ежевики в дальнем углу сада. Нашли её только на следующий день - уже холодную и бездыханную.

Когда мой отец спросил меня об этом, я ничего не ответила и уставилась на него, не мигая, без тени волнения. Он улыбнулся, погладил меня по голове и сказал, какая я умная девочка, наградил меня леденцом на палочке и отправил играть с Зои.

Когда я стала старше, он заставлял меня делать больше, всегда с ядами, токсинами, наркотиками. Мне не приходилось пачкать руки, не нужно было учиться драться или владеть оружием, в отличие от сестёр. Но мне нравилось убивать. Наблюдать, как разные смеси распространяются по телу, вызывая пену, судороги и хрипы. Я перешла границы, убив его любимого повара. просто потому, что захотела.