Послушно, будто зачарованная, я медленно поднимаю руки, пальцы впиваются в мятую ткань его майки, сжимая промокший хлопок.

— Вот так. — Он успокаивающе выдыхает, и этого достаточно, чтобы мои глаза закрылись. — Просто держись за меня. Я тебя не отпущу.

Кэлус

Меня все больше раздражает необходимость выслеживать эту «мою» девушку. Она буквально никогда не бывает там, где обещает, когда удосуживается воспользоваться телефоном, который я ей купил. О котором ее отец не знает и не может использовать для наблюдения за ней.

Я с трудом могу сосредоточиться, когда врываюсь в коридоры, студенты и преподаватели шарахаются с моего пути, когда мои ботинки расчищают мне дорогу.

Здесь стоит затхлая сухость с оттенком чего-то сырого, такого, от чего сводит нос. Всё вокруг потрёпано и давно исхожено вдоль и поперёк. Всё - кроме неё.

Оззи слегка прислоняется спиной к полкам, тянущимся до самого потолка и заставленным книгами в кожаных переплетах, фолиантами и романами. Скрестив ноги в лодыжках в самом дальнем углу библиотеки, моя девочка переворачивает страницу в большой открытой книге, которую держит в руках, ее светлые волосы закрывают лицо, голова наклонена вперед, шея изогнута, что позволяет ей читать.

Ее длинные пальцы едва видны под приспущенными манжетами слишком большого белого свитера, только кончики сжимают хрупкую бумагу, когда она переворачивает очередную страницу.

Без предупреждения я подхожу по проходу и вплотную прижимаюсь к ней. Книга зажата между нашими телами, её руки всё ещё скрещены на обложке, а локти впиваются мне в живот. Она поднимает на меня взгляд, пока я сжимаю полку прямо у неё над головой. Её глаза закатываются вверх, голова запрокидывается, следя за моей рукой, я ладонью охватываю её шею.

Она вздрагивает, как всегда, любое прикосновение с нежностью, кажется, почти сбивает ее с толку. Остару Стоун приучили верить, что прикосновения предназначены только для того, чтобы причинить боль или подчинить цель, и я собираюсь продолжать доказывать ей, что это не так.

Всего за несколько недель мы прошли путь от отчаянного траха на почве ненависти в лесу, из-за которого наши семьи враждуют, до привязанности, которую я даже не могу описать словами.

Дыхание вырывается из нее, когда она прижимается спиной к твердым выступам полок, навалившись на нее, я удерживаю ее на месте, наши тела соприкасаются, толстая, твердая длина моих джоггеров врезается ей в живот.

— Оззи, — я наклоняю голову, так что мой рот оказывается наискось над ее ртом, не совсем касаясь, но достаточно близко. — Ты опоздала на двадцать минут, — шепчу я, позволяя своим губам нежно касаться ее с каждым словом.

Ее дыхание согревает мою кожу, мои карие глаза смотрят в ее ярко-голубые, сейчас она смотрит на меня с чем-то вроде восхищения, и это как будто бейсбольная бита бьет меня в грудь:

— Я не проверила время.

— Ты недостаточно скучала по мне, Маленькое Привидение? — Дразню я, уголок моего рта приподнимается в ухмылке, прежде чем внезапная искорка тревоги в ее взгляде вынуждает меня объясниться. — Я просто пошутил, — хмурюсь я, поглаживая шершавой подушечкой большого пальца нижнюю часть ее подбородка. — Я волновался, вот почему я пришел искать тебя.

Ее взгляд смягчается, веки закрывают сапфировую синеву, и она наклоняет голову, быстро прижимаясь своими губами к моим, прежде чем отстраниться, ее макушка мягко касается края деревянной полки.

— Спасибо тебе, — шепчет она, крепче сжимая пальцами обложку книги, зажатой, между нами. Сглотнув, она снова поднимает на меня взгляд, смотрит влево и вправо, прежде чем снова сфокусироваться на мне. — Я должна вернуться к отцу сегодня вечером, — сообщает она мне. Тихо вздыхая через нос, она мягко качает головой. — Меня вызвали, чтобы доложить о моих успехах с тобой.

В ее взгляде настоящий страх, дрожь, которая, кажется, проходит через ее скелет и передается мне:

— Что ты от меня скрываешь? — Я прижимаю пальцы к ее затылку, разминая напряженный затылок.

— Кэл, — она вздрагивает, снова опуская взгляд на книгу в своих руках. — Я не... — она замолкает, глубоко выдыхая.

— Что ты не? — Я стискиваю челюсти так сильно, что скрипят зубы, но я просто по уши влюблен в эту девушку, думаю, уже какое-то время.

— Не твоя, — шепчет она, ее низкий голос срывается, когда она сглатывает, движение комочка в ее горле проходит через основание моего большого пальца там, где он упирается в ее шею.

— Не моя? — Волоски по всей коже встают дыбом, ощущение, что по телу маршируют муравьи.

— Я все еще принадлежу ему, моему отцу, — выдыхает она, удерживая мой взгляд, очаровательная, вот кто она.

— Ты не его! — Я сплевываю, с отвращением шипя последнее слово.

Я думаю о мужчине, который стал ее отцом, и ненавижу его не потому, что должен это делать, а из-за всего, что я знаю о нем и его обращении со своей семьей, он убил свою собственную жену, черт возьми.

— Ты моя, Остара. Во всех смыслах, в каких только можно обладать человеком. Ты. Моя.

Ее руки отрываются от книги, толстый переплет все еще зажат, между нами, даже когда он немного соскальзывает. Ее прохладные кончики пальцев прижимаются к обнаженной коже у основания моего горла, указательные пальцы погружаются в ложбинку.

— Я обещана другому, Кэлус, — шепчет она, вина сквозит в каждом слове признания, но она, очевидно, не понимает, на что я готов пойти, чтобы удержать ее.

— Я в курсе, — пренебрежительно усмехаюсь я, — но, думаю, ты скоро обнаружишь, что твой жених получил отказ.

Ее губы приоткрываются, затем снова закрываются, она качает головой:

— Что ты имеешь в виду?

— Обо всем позаботились, Оззи, вот что это значит. — Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полная желания, и мой твердый член упирается ей в живот. — А что касается твоего отца, если ты выйдешь за меня замуж, он тоже не сможет владеть тобой.

Тишина между нами становится густой, как смола, пока мои слова до неё доходят. Соглашение между семьями запрещает наносить смертельные раны или убивать членов другой, но нигде в договоре не сказано, что наши дома нельзя объединить.

— Твой отец уже нарушает договор, нанося мне удар и использует для этого собственную дочь? Такое впечатление, что он пытается избавиться и от тебя, Оззи. — Ее глаза мечутся между моими, пальцы сжимают круглый вырез моей хлопчатобумажной футболки. — Он знает, что если ты нарушишь соглашение, то моя семья придет за тобой, а не за ним, за тобой. Они не перестанут охотиться на тебя, пока не убьют, око за око, и он это знает, Остара. — Я обхватываю ее лицо обеими руками, запускаю пальцы в ее волосы, запрокидываю голову назад, так что наши рты соприкасаются, мои губы касаются ее с каждым чрезмерно произносимым словом. — Выходи за меня замуж, Оззи, и я буду оберегать тебя вечно.

У нее перехватывает дыхание, в ее ярких глазах блестят слезы, затем ее рот оказывается на моем, ее губы прижимаются к моим, а язык проскальзывает между зубами. Наш поцелуй подобен огню и льду, жизни и смерти, в нем есть что-то неправильное и правильное, и все, чего не должно быть. Затем она целует меня в губы, пощипывая их своими.

— Да, Кэл, — шепчет она, ее пальцы находят мое лицо, баюкая меня в своих прохладных руках. — Да, Кэлус, я выйду за тебя замуж.

И затем мой язык проникает в ее рот, книга, зажатая, между нами, с глухим стуком падает на землю, одной рукой залезаю ей под юбку, пальцами впиваюсь в кружево ее трусиков и срываю их.

— Я одержим тобой уже два года, Маленький Призрак, — говорю я между жадными поцелуями, руки скользят под её бёдра, приподнимая, чтобы она обвила меня ногами. — Всё в тебе меня заворожило с первой же встречи. Я потерял голову, но не позволял себе этого показать.

Ее зубы впиваются в мою нижнюю губу, покусывая и посасывая набухшую плоть. Её язык агрессивно сталкивается с моим, пальцы впиваются в мои скулы, когда она притягивает мое лицо к себе в яростном поцелуе. Я сбрасываю свои джоггеры, мой твердый член высвобождается и сразу же находит скользкое тепло между ее раздвинутых бедер. Я вхожу в нее одним сильным толчком, мой член пульсирует, когда она сжимается вокруг меня, сопротивляясь вторжению, даже когда она стонет от удовольствия, мои пальцы сжимаются на ее заднице.