Допустим, Кенджи каким-то чудом сможет избавиться от кандалов, выбраться из клетки и заполучить хотя бы завалящийся меч — что с того толку? Стоило только телеге попасть в какую-нибудь колдобину, как его внутренности так и норовили вылезти наружу; чувствовал он себя столь преотвратно, что едва мог сохранять горизонтальное положение, что уж говорить о том, чтобы вести бой. Для использования же Воли у Кенджи просто-напросто не было сил — думается, и остальные спутники Кенджи чувствовали себя не лучше. Благо, если они вообще еще целы и невредимы.
Вот только убедиться в этом он не мог, так как прочие повозки ехали на столь почтительном расстоянии, что Кенджи едва-едва мог разглядеть вдалеке их контур. Когда же он попытался докричаться хоть до друзей, один из варваров недолго думая ткнул пленника древком копья, высунул язык наружу и провел по нему ребром ладони. Красноречивый жест. Вряд ли кто-то действительно решится покалечить Кенджи или кого-либо из его приятелей — хозяин Всадников, кем бы он ни был на самом деле, видимо, был заинтересован в том, чтобы пообщаться с пленниками лично, иначе бы они уже были мертвы. Однако привлекать к себе лишнее внимание — не лучшая идея. Тем более, что на крик Кенджи так никто и не отозвался, то ли не услышав его, то ли будучи не в состоянии ответить.
Спустя короткое время Кенджи вновь провалился в сон — если, конечно, таковым можно считать тревожное забытье, наполненное кошмарами — и очнулся уже когда начало смеркаться. Саблезубые вовсю готовились стать на привал и вот вскоре опустившуюся на землю ночь озарило пламя сразу нескольких больших костров — а на огне начали исходить паром котелки и скворчать жиром насаженные на ветки куски мяса. Аромат, защекотавший ноздри Кенджи, тут же заставил его рот наполниться слюной, а желудок заурчать. К счастью, морить его голодом никто не собирался. Покуда шестеро варваров целились в него из ружей, их сородич отпер клетку, помог Кенджи выбраться наружу и чуть ли не волоком дотащил до ближайшего костра, так как сам он едва мог шевелить затекшими конечностями, тем более, с украшением в виде кандалов.
Наверное, даже на пиру у императора за Кенджи следили с меньшим интересом, хоть то и не смогло испортить ему аппетит. Прикончив нехитрый ужин и запив его холодной до ломоты в зубах водой из бурдюка, что сунул ему один из дикарей, Кенджи попытался было подняться на ноги, чтобы отойти облегчиться, но вызвал несколько гневных воплей. Рухнув обратно, Кенджи начал пытаться объяснить Саблезубым, чего он хочет — и спустя какое-то время у него это даже получилось. Правда отойти ему позволили лишь до ближайшего дерева, не покидая круг света, притом в сопровождении пары óни, что внимательно наблюдали за каждым движением пленника.
Когда Кенджи сумел сделать все свои дела и натянуть портки, его отвели обратно в клеть — благо что за время его отсутствия кто-то положил вовнутрь несколько шкур, одну из которых он кое-как свернул наподобие подушки, на вторую лег, а остальные натянул прямо до подбородка. Горячая еда его заметно разморила, так что он и не заметил, как уснул, а проснулся уже когда вся их процессия вновь была в пути.
Так прошло несколько дней, что тянулись один за одним. Не проходило и мгновения, чтобы Кенджи не размышлял о том, как сбежать и освободить друзей — но, увы, любая его идея даже при самом невероятном стечении обстоятельств была если и невыполнима, то близка к этому. С оковами на руках и ногах незаметно уйти от дикарей мог разве что Рю. Да и даже если бы Кенджи удалось выбраться наружу и скрыться где-то среди белых пустошей — смерть от холода вряд ли лучше перспективы получить стрелу или пулю. Поэтому пока что Кенджи решил притаиться, сделав вид, что смирился со своей участью, выжидая подходящего момента. И довольно скоро таковой подвернулся.
Спустя еще нескольких дней дикари сделали остановку в небольшом подлеске, однако наскоро перекусив они не завалились спать, пред тем выставив часовых, а начали усиленно смазывать оружие жиром и чистить доспехи. Сон с Кенджи как рукой сняло — похоже, варвары решили устроить очередной набег, и вот это уже можно попытаться использовать в свою пользу. Вот только Кенджи пока не представлял, каким именно образом.
Где-то рядом вдруг раздался вой. Дикари замерли — а потом, переглянувшись, вновь принялись латать одежду и точить ножи, подсев поближе к огню и изредка кидая подозрительные взгляды в стоявшую вокруг темень. Из ближайшей чащи раздался хруст веток и звук, точно кто-то уронил на землю мешок с мукой. Один из демонов, кутающийся в меховой плащ с широким капюшоном, что сидел на большом бревне и отхлебывал из пузатой бутыли, прикрикнул на Саблезубых. Те и не шелохнулись. О́ни крикнул еще раз — и в голосе его зазвучали угрожающие нотки. Один из дикарей пробормотал что-то себе под нос, ткнул пальцем в темноту, потом указал на костер и сплюнул на землю. Кажется, демон пытался заставить варваров проверить, кто там шумит — те же наотрез отказывались ступать во мрак, опасаясь то ли злых духов, то ли диких зверей, а может и тех, и тех.
Отложив бутыль, демон что-то прорычал — видимо, грозя дикарям всеми возможными карами — взвалил на плечо тяжелый топор и направился в чащу, не переставая ворчать. Не было его довольно долго. Наконец, услышав поскрипывающий снег, дикари напряглись — однако при виде возвращающегося óни заметно расслабились. Один из варваров даже задал демону какой-то вопрос — однако тот его проигнорировал, уселся на прежнее место и снова взялся за бутылку. Кенджи же показалось, что демон точно стал немного ниже и уже в плечах… Однако то мог быть просто обман зрения, не более.
Незадолго до рассвета к дикарям подошел Кукольник, при виде которого те тут же вскочили и вытянулись по струнке, боясь даже дышать. Медленно оглядев стоящих пред ним варваров, Кукольник по очереди ткнул пальцем в несколько человек, а потом развернулся, взмахнув плащом, и направился прочь. Те, кого он выбрал, явно разочарованные снова расселись вокруг кострища, тихо переговариваясь — похоже, недовольные тем, что набег пройдет без них — остальные же пошли вслед за Всадником. Сторожить Кенджи также остались несколько óни, что всю дорогу держались кучкой, сторонясь простых смертных — кроме того демона с топором, что и вовсе, похоже, брезговал перекинуться лишним словом даже с сородичами.
И вот, когда с момента ухода Всадника со всей его свитой прошло уже довольно много времени, и солнце поднялось над макушками деревьев, началось самое интересное. Один из дикарей как обычно подкинул в костер пачку хвороста, как пламя вдруг хлопнуло, ухнуло, рявкнуло разноцветными вспышками, точно в него бросили порох, и начало плеваться во все стороны горящими ветками и углями. Варвары в испуге отпрянули прочь; кто-то бросил оружие и принялся тушить вспыхнувшую одежду, кто-то с перепугу едва не подстрелил приятеля, кто-то бросился успокаивать встревоженных лошадей, что громко ржали и рыли копытами землю.
Вдруг тот самый одинокий демон, что наблюдал за творящейся вокруг катавасией со спокойствием истукана, резко вскочил на ноги и вонзил топор в бок проходящего мимо сородича, который, похоже, решил выяснить причину внезапной суматохи. Охнув, он рухнул на одно колено — демон же обрушил второй удар на толстую шею чудища и через миг уродливая квадратная башка покатилась по снегу, оставляя за собой кровавый след. Следом демон бросил в тлеющий костер горсть какого-то порошка — пламя бахнуло еще раз и воздух наполнился едким голубоватым дымом, который разъедал глаза и сжигал ноздри.
Подлетев к клетке, где находился Кенджи, демон ударом обуха сбил замок, вытащил Кенджи наружу и занес оружие над головой. Кенджи не успел моргнуть и глазом, как цепь его оказалась перерублена. Другой óни бросился было на соплеменника с мечом наперевес, однако демон, как следует размахнувшись, отправил топор в полет — и тот с хрустом вонзился прямо в плоскую морду с такой силой, что голова твари лопнула, сам же убитый отлетел далеко назад и утих в сугробе.
