— На каток собрался?

— Туда. Надо проветриться малость. Сегодня открытие «Динамо». Пойдешь? Мы с ребятишками договорились встретиться, потренироваться. Да, новость! Организовали в школе хоккейную команду. Сам понимаешь, отобрали лучших. Из наших в команду вошли Виталька, Славка Покровский, Игорь и я, остальные из десятых классов. В общем команда подобралась славненькая. Все чин-чинарем: клюшки, канады, шайбы и прочее. В то воскресенье договорились с пацанами из четвертой городской провести товарищеский матч. Мы уже разработали тактический план игры, так что хлопчикам придется туго!

— Это еще неизвестно, кому ломаные клюшки подбирать да шайбы из ворот вытаскивать, — возразил я.

— Уж мы подеремся, будь уверен! Во всяком случае, за себя я ручаюсь: пару шайб обязательно закину. Без трепотни.

Я переоделся в лыжный костюм, достал новенькие коньки с ботинками — подарок матери.

Женька умоляюще посмотрел на меня:

— Сережа, я пойду с тобой?

— А уроки сделал?

— Я потом.

— Сначала нужно уроки сделать.

— Да-а… — Женька скорчил кислую гримасу. Вот-вот разревется. Только со мной много не наговоришь: сказал — и баста!

Мы вышли из дома.

— Ох, чуть не забыл! — воскликнул Колька.

— Что?

— Великолепная новость! Какая, думаешь? Не догадаешься… Девочки из 27 школы устраивают новогодний бал! Нас приглашают. Представляю себе, что там будет! А девчонок! — Колька начал вытанцовывать фокстрот прямо на тротуаре. — Я думаю, стоит сходить.

И многозначительно добавил:

— Знаешь, кто мне это передал? Твоя симпатия, Леночка Лесницкая!

Лена, Леночка!.. Хорошо бы встретить ее на катке…

Сели в троллейбус. Народу мало. Сквозь прозрачный кругляшок на замороженном стекле я разглядывал вечерние улицы с яркими разноцветными рекламами. Редкие снежинки сонными мухами кружились вокруг электрических фонарей.

Поле стадиона легло за стеной старых сосен, которая укрывала его от ветра. Веселая музыка встретила нас еще на подступах. От входной арки вглубь уходила прямая просека с гирляндой электрических лампочек. Пройдешь метров триста — и между сосен приманчиво засверкает глянцевое поле катка. Хочется бежать вперед, скорей быть там.

Такое чувство я испытываю всегда, когда подхожу к стадиону.

В раздевалке народу — воробью сесть негде. Мы пристроились в уголке, надеваем коньки. Поглядываю по сторонам — очень хочется встретить Лену. Нужно многое сказать ей. Последний месяц мы не виделись. Домой к ней идти не хотелось: по совести говоря, не нравятся мне ее мрачный и неразговорчивый папа и слишком разговорчивая мать. Нина Александровна обычно сразу, из долга вежливости, что ли, начинает расспрашивать о здоровье моей мамы. Спросит очень мягким, но бесстрастным голосом, без малейшего намека на искренность. Не хочется об этом даже вспоминать.

Необычайную легкость испытываешь на льду. Тело кажется совершенно невесомым, крылатым. Мчаться и мчаться вперед, рассекая ядреный морозный воздух!

Я махнул Коле рукой и устремился навстречу огням, быстрыми, крутыми виражами. Мне нравится эта стремительность. Шарахаются от тебя девчонки, боясь столкнуться. А я-то знаю: столкновения не будет!

Колька отстал и затерялся среди катающихся. Я сделал несколько кругов и, разогревшись от сильного бега, медленно скользил то в одну сторону, то в другую. Лены не было. Среди такого многолюдья и пестроты нужного человека отыскать не так-то просто. Я вглядывался в лица, проезжая мимо скамеек. Загадал, что если еще через три круга не встречу Лену, значит, ее нет. Но на одной из скамеек увидел ее со школьной подружкой Тамарой. Лена была в лыжных брюках и голубом свитере с белыми оленями на груди. Шапочка тоже голубая, отороченная пушистым белым мехом.

Я подъехал к ним. Девочки о чем-то спорили.

— Я сама-то… — это возразила Лена.

— Ты же чаще меня на каток ходишь.

— Ну уж и чаще. Нисколечко.

— Ой, не спорь, пожалуйста!

Девчонки часто спорят и почти всегда по пустякам. Я взял Лену и Тамару за руки, и мы плавно покатились, увлекаемые общим круговоротом.

Словно из-под земли вырос перед нами Галочкин.

— Девочки, салютик! Прелестное общество собирается на суше! Я с вами айда?

— Будьте любезны, Галочкин! — преувеличенно важно сказала Тамара, делая ударение на фамилии. В школе его редко называют по имени.

Коля увлек Тамару вперед, и я ему был за это благодарен. Мне хотелось рассказать Лене о заводе, о своей работе, о Косте Бычкове и о многом другом. Но я никак не мог начать разговор и злился на самого себя. Так и катались молча. Неожиданно рядом появился Костя Бычков.

— Катаетесь? — спросил он, улыбаясь и бесцеремонно разглядывая Лену. Я хотел было познакомить Лену с ним, но она вильнула в сторону и потянула за собой меня.

— Что за тип? — сердито взглянула Лена, когда Кости уже не было рядом.

— Так, знакомый…

— Какой странный знакомый, — усмехнулась Лена, — на грузчика похож.

Это брезгливое пренебрежение покоробило меня. Возразить бы, что нельзя о человеке так строго судить с первого взгляда, но я промолчал. И о том, что теперь работаю на заводе, тоже ничего не сказал. Расхотелось…

Домой возвращались шумной ватагой.

— Чем собираетесь блеснуть на новогоднем балу? — спросил Коля девочек.

— Тобою, — съехидничала Тамара.

— Один-ноль в пользу Томки, — рассмеялась Лена.

— Я что? Для тебя Гога блеснет. Красавец Гога — милее бога!

Тамарка покраснела. Всю дорогу подковыривали друг друга. Я все время держался возле Лены, чувствуя ее плечо и слушая чуточку шепелявый говорок, смотрел, как снежинки медленно тают на ресницах-стрелочках и смуглых щеках. Мы остановились у подъезда ее дома. Лена протянула мне руку, маленькую, теплую. Какое-то мгновение стояли неподвижно, точно боялись кого спугнуть. Я смотрел Лене в глаза. В полумраке они казались еще темнее, в них играли огоньки.

Лена на прощанье слегка сжала мою руку и побежала вверх по лестнице.

Сто сорок четыре часа отработал я на заводе! Стаж! Уже привык к своему новому положению. Мне нравится вставать каждое утро по гудку, слушать шум станков, гудение моторов и необычную тишину цеха в обеденный перерыв, когда станки умолкают, а голоса людей звучат особенно звонко, эхом отдаваясь под сводами цеха. Хочется кричать и слушать. Где-то шипит сжатый воздух, слышен резкий стук домино. В «козла» играют азартно. Просвистит гудок на обед, а вокруг чугунной контрольной плиты, которая находится посредине участка, первая четверка уже устраивается играть, да столько же толпится возле них — на смену проигравшим, как у нас говорят, «на высадку».

Костя Бычков играет хорошо, почти всегда выигрывает. Все семь костяшек берет в одну руку. Приговаривает:

— «Аза» — по глазам. На маленьких не играем — нам много не надо. А теперь «мыло». Мило не мило, деньги платила. Партнер, провези! Раз, раз — и голова в таз. Балычок! Посчитаем. Ха, ха! Вылазьте. Следующие! Команда посильней есть?

И так до самого конца обеда. Сыграют партий пять-шесть.

В нашем цехе я облазил все закоулки. Побывал в сборочном, кузнечном и в других цехах. В кузнице интересно: четверо рабочих с потными и темными от копоти лицами ковали на огромном молоте раскаленную, пышущую жаром болванку. При каждом ударе молота земля тяжело вздрагивала, точно пугалась, а я невольно закрывал глаза. Рабочим хоть бы что! Ворочают себе щипцами с боку на бок эту болванку, только успевай замечать.

Наш участок сборки приспособлений отделен от цеха высокой застекленной перегородкой, вдоль которой выстроились верстаки и инструментальные тумбочки. У меня есть своя, сваренная из листового железа, тумбочка — Костя подарил. Есть свой инструмент. Словом, все, как у заправского слесаря. Мастер Ковалев обещал потом перевести на самостоятельную сборку. Работа интересная, каждый раз новая — универсальная! Это слово мне нравится, как-то здорово звучит — универсальная! Это значит, что нужно уметь делать все. Буду. Обязательно.