«Раньше я мучился муками ада…» Раньше я мучился муками ада, Лишь понемногу воистину свет И на меня снизошел, как награда За испытания всех этих лет. Ангел, теперь одного поцелуя, Мысли, ко мне обращенной твоей, Жду я в разлуке. Аскетом живу я И непонятен для многих людей. Чувства и мысли мои посветлели В долгие страдные годы любви. – Души их, – скажут, – не держатся в теле. – Небо у нас, – я отвечу, – в крови. <1930–1934> Георгий Иванов
(1894–1958) «Над розовым морем вставала луна…» Над розовым морем вставала луна, Во льду зеленела бутылка вина, И томно кружились влюбленные пары Под жалобный рокот гавайской гитары. – Послушай. О, как это было давно, Такое же море и то же вино. Мне кажется, будто и музыка та же… Послушай, послушай, – мне кажется даже… – Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой. Мы жили тогда на планете другой, И слишком устали, и слишком мы стары Для этого вальса и для этой гитары. 1925 «В тринадцатом году, еще не понимая…» В тринадцатом году, еще не понимая, Что будет с нами, что нас ждет, — Шампанского бокалы подымая, Мы весело встречали – Новый год. Как мы состарились! Проходят годы, Проходят годы – их не замечаем мы… Но этот воздух смерти и свободы, И розы, и вино, и холод той зимы Никто не позабыл, о, я уверен. Должно быть, сквозь свинцовый мрак, На мир, что навсегда потерян, Глаза умерших смотрят так. 1948 «Звезды синеют. Деревья качаются…» Звезды синеют. Деревья качаются. Вечер как вечер. Зима как зима. Все прощено. Ничего не прощается. Музыка. Тьма. Все мы герои и все мы изменники, Всем, одинаково, верим словам. Что ж, дорогие мои современники, Весело вам? <До 1937> «Эмалевый крестик в петлице…» Эмалевый крестик в петлице И серой тужурки сукно… Какие печальные лица И как это было давно. Какие прекрасные лица И как безнадежно бледны — Наследник, императрица, Четыре великих княжны… 1949 «Полу-жалость. Полу-отвращенье…» Полу-жалость. Полу-отвращенье. Полу-память. Полу-ощущенье, Полу-неизвестно что, Полы моего пальто… Полы моего пальто? Так вот в чем дело! Чуть меня машина не задела И умчалась вдаль, забрызгав грязью. Начал вытирать, запачкал руки… Все еще мне не привыкнуть к скуке, Скуке мирового безобразья! <1943–1958> «Это звон бубенцов издалёка…» Это звон бубенцов издалёка, Это тройки широкий разбег, Это черная музыка Блока На сияющий падает снег. За пределами жизни и мира, В пропастях ледяного эфира Все равно не расстанусь с тобой! И Россия, как белая лира, Над засыпанной снегом судьбой. <До 1937> «Несколько поэтов. Достоевский…» Несколько поэтов. Достоевский. Несколько царей. Орел двуглавый. И – державная дорога – Невский… Что нам делать с этой бывшей Славой? Бывшей, павшей, обманувшей, сгнившей… …Широка на Соловки дорога, Где народ, свободе изменивший, Ищет, в муках, Родину и Бога. <1949> «В ветвях олеандровых трель соловья…» В ветвях олеандровых трель соловья. Калитка захлопнулась с жалобным стуком. Луна закатилась за тучи. А я Кончаю земное хожденье по мукам. Хожденье по мукам, что видел во сне, — С изгнаньем, любовью к тебе и грехами. Но я не забыл, что обещано мне Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами. 1948 «Жизнь продолжается рассудку вопреки…» Жизнь продолжается рассудку вопреки. На южном солнышке болтают старики: – Московские балы… Симбирская погода… Великая война… Керенская свобода… И – скоро сорок лет у Франции в гостях. Жужжанье в черепах и холодок в костях. – Масонский заговор… Особенно евреи… Печатались? А где? В каком Гиперборее? …На мутном солнышке покой и благодать, Они надеются, уже недолго ждать — Воскреснет твердый знак, вернется ять с фитою, И засияет жизнь эпохой золотою. 1955 |
