Внутри кабинета, где лампа отбрасывала мягкий круг света на переговорный стол, Рэймонд снова взглянул на календарь – две недели до решающего события. В голове звенел раскалённый список задач: проверки, встречи, потенциальные союзы и, главное, план по человеческим ресурсам – с кем держать тёплые отношения, кого держать в уме как резерв. На столе лежали новые аналитические отчёты, на экране ноутбука плясали графики, а в воздухе витала терпкая смесь бумаги и элитного одеколона – запах больших ставок и ещё больших рисков.

Выбор предстоящей стратегии требовал хладнокровия: использовать Сергея, извлекая пользу из его таланта, и одновременно выстраивать страховочные меры; или искать пути, как акуратно свернуть отношения, не потеряв лицо и влияния. Стук старинного настенных часов тихо отмерял секунды принятия решения. Главное теперь – не промахнуться, ведь один неверный ход способен разрушить весь план, как внезапный прилив смывает следы на песке.

"Если отрезать все пути невозможно…" – мысль упала тяжёлым камнем и разошлась холодными кругами.

Оставался лишь один выход – использовать Сергея Платонова. Но для этого требовалось больше, чем поверхностное понимание: нужен был крючок, способ управлять, держать в узде. Значит, следовало отыскать слабое место. Найти то, чего он жаждет сильнее всего, и то, чего избегает, словно огня. Только тогда поводья можно будет крепко зажать в руках.

Началось кропотливое разбирательство. Сухие строки биографии ложились в папку одна за другой: сирота, потерявший родителей слишком рано; долгие годы борьбы за место в медицинской школе; резкий поворот – и вот уже не хирургия, а жёсткие стены Уолл-стрит. Картина складывалась, но финальных штрихов, настоящего ключа к душе не находилось.

Выбор Уолл-стрита намекал на стремление к богатству. Но деньги здесь не были ни путами, ни наградой. Сергей относился к ним иначе – не как к знаку статуса или роскоши, а как к игре, к вызову, к удовольствию самого процесса добычи. Лишь та прибыль имела цену, которую он сумел вырвать сам. Такой человек никогда не пойдёт на поводке у золота.

Значит, нужен иной способ. И взгляд Рэймонда постепенно скользнул в сторону Рейчел. В ней скрывался ответ на загадку.

***

Выходные, клуб, мягкий свет ламп над резными панелями стен. На столе тонко звенело серебро, в воздухе витал запах вина и лёгкой пряности соуса. Когда еда была подана, Рэймонд, не тратя времени на прелюдии, спросил:

– Что за человек этот Сергей Платонов?

Рейчел неловко улыбнулась, повела плечом, будто стараясь уйти от прямоты вопроса:

– Мы не так уж близки…

Но беглый, почти виноватый взгляд выдавал обратное.

– А поездка в Филадельфию? – резанул голос отца, холодный и точный.

Вилка мягко звякнула о фарфор, брови девушки сошлись в сердитом изгибе.

– Ты снова следишь за мной?

– Не путай заботу с шпионажем. Когда речь идёт о деловых поездках, телохранители – необходимость. За твоей личной жизнью никто не охотится, – ответ прозвучал сухо, но ровно.

Раздражение всё ещё жило в её движениях, но руки вновь потянулись к прибору. Лёд в бокале хрустнул, словно подчеркнув тишину.

– Если вам довелось провести с ним достаточно времени, какое впечатление он оставил? – голос Рэймонда был мягким, но требовательным.

Пауза, чуть сдвинутая в сторону тарелка, и, наконец, осторожные слова:

– Человек, который хочет сдвинуть мир.

Лоб мужчины нахмурился. Эта фраза могла бы принадлежать её кумиру – Джобсу. Но применённая к Платонову, она звучала тревожно.

– Он и правда шуму наделал в последнее время, – заметил Рэймонд, намекая на дело Epicura и телепередачу.

В голосе проскользнуло неодобрение, и Рейчел моментально это уловила.

– Он выступил против расовой дискриминации. Встал на защиту справедливости. Это же перемены к лучшему!

– Перемены… – губы отца скривились, словно от кислого вина.

Для наследника старого капитала любые сдвиги означали риск. Мир, выстроенный десятилетиями, и так накренён в их пользу. Равновесие обернётся потерями. Но Рейчел видела иначе.

В её голосе звучала вера, глаза горели:

– Пусть методы грубоваты, но цель у него – сделать мир лучше.

Рэймонд вглядывался в лицо дочери, выискивая тень сомнений, но находил лишь решимость. И тогда прозвучал прямой вопрос:

– Ты восхищаешься им?

– Он невероятный человек, – ответила она без колебаний. – Рядом с ним многому можно научиться.

Отрицать не имело смысла, и она даже не пыталась. Под сводами просторного зала витал густой аромат вина и дорогих духов, а в камине потрескивали сухие поленья, выпуская искры и легкий запах смолы. Рейчел, опершись локтем о стол, говорила с тем живым блеском в глазах, который загорался всякий раз, когда речь заходила о людях необычных, талантливых, гениальных. Восхищение такими всегда было для нее естественным, словно влечение мотылька к свету.

Рэймонд же, напротив, не мог скрыть тяжести в голосе.

– Гении не всегда благо для мира, – проговорил он низко, словно вес каждого слова пригибал воздух. – Их самоуверенность толкает на безрассудные шаги, и никакие советы они слушать не станут. Разве Платонов не таков?

История Сергея Платонова говорила сама за себя: пренебрежение сомнениями инвесторов, упорство в стратегии "высокий риск – высокая награда", полное игнорирование чужих денег и осторожных предостережений. В этом сквозила опасность, типичная для одержимого одарённого ума.

– Для них важно лишь то, чтобы итог оказался блестящим. А какими средствами он достигнут – не имеет значения. Ради цели такие люди используют других без тени сомнения.

Рейчел нахмурила брови и возразила, в голосе её прозвенел звонкий вызов:

– Но ведь люди всегда используют друг друга. Тогда выходит, что и ты с Джерардом такие же?

– Да, – не стал отрицать Рэймонд. – Каждый человек в чем-то использует ближнего. Но большинство все же держит свои амбиции в рамках правил и морали. Они ограничивают себя, чтобы не разрушить порядок, чтобы не погрузить общество в хаос. А гении… им плевать, что останется после них, лишь бы результат оказался тем, о каком они мечтали.

И примеров хватало. Достаточно было взглянуть на недавние события: размахнувшийся пожар по всей стране, города на ушах, спецслужбы и полиция в полной мобилизации. И в центре этого – Платонов.

– Люди, что оказываются рядом с такими, тоже обречены пострадать. Потому и прошу тебя держаться подальше, быть осторожной, – голос Рэймонда стал тверже, словно он вбивал эти слова в память дочери.

Некоторое время Рейчел молчала. Казалось, его предупреждение достигло цели, и на сердце легло облегчение. Но её тихо прозвучавшие слова перевернули всё:

– Если рядом оказывается человек, переступающий моральные границы… разве не наша задача – помочь ему остаться на верной дороге?

***

До Калифорнии оставалось две недели.

Попытка пробиться туда под предлогом деловой поездки захлебнулась на корню.

– Это невозможно. Вопросы управления активами – совсем другой отдел, – ответил сухо Джефф.

Не Пирс, как ожидалось. После скандала с "Эпикура" Пирса повысили – кресло в правлении, новый кабинет на верхних этажах, откуда Нью-Йорк выглядел игрушечным городком. Его место занял Джефф, и теперь именно он стал непосредственным начальником.

– Договоренность у тебя была только с Пирсом. Ко мне она не относится. Отныне никаких внешних контактов. Сиди тихо, – добавил он с оттенком недоверия.

После истории с "Эпикура" в глазах Джеффа поселилось стойкое ощущение: подчинённый превратился в мину замедленного действия. И позволять этой мине свободно гулять за пределами офиса он не собирался.

Сквозило в его голосе малодушие, и от этого становилось тесно в кабинете.

Мысль вертелась одна: "Сначала нужно разобраться с этим". Ведь поездка в Калифорнию через две недели была только началом. Полноценное наступление на "Теранос" потребует новых разъездов, подготовок, встреч. Но начальник намертво встал поперёк дороги.