В спальне появился Кит. На лбу у него виднелась кровь, камзол был разорван. У Дини затряслись колени при виде этого зрелища.

– То, что вы увидите сейчас, не должно выйти за порог вашей спальни, – тихо сказал Кромвель, не сводя тяжелого взгляда с лица Дини.

Кит же, войдя, не сказал ни слова. Он сразу же бросился к девушке.

За спиной Кита, в дверном проеме, появилось тяжелое древко с прикрепленным к нему лезвием, напоминавшим топор. Дини, хотя ее и удерживал мертвой хваткой Кромвель, рванулась было предупредить Кита, отчаянно жестикулируя. К сожалению, ее хаотичные жесты почти невозможно было расшифровать.

Будто в страшном сне девушка увидела, как алебарда поднялась, готовясь к удару, а затем со страшной силой обрушилась на правое плечо Кита. В какой-то момент ей показалось, что лезвие было нацелено в голову, но тот, кто рубил, промахнулся.

Кромвель ослабил жестокую хватку, и Дини получила возможность дышать. В ту же минуту Кит, зашатавшись, рухнул на пол как подкошенный. Чудовищное оружие снова стало подниматься, готовое добить жертву. Кит тем временем тряхнул головой и попытался встать. Кромвель кивнул своему человеку с алебардой – это был не кто иной, как палач, – чтобы тот завершил начатое дело.

– Нет! – хрипло крикнула Дини.

Кромвель жестом остановил палача, уже занесшего секиру для смертельного удара.

– Вы не скажете королю ни единого слова, – повторил Кромвель.

Дини кивнула, поскольку выбора не было. Тогда Кромвель выпустил из рук ее одежду, и Дини получила возможность заняться Китом.

Поначалу ей не удалось разглядеть его лица – густые локоны спутались и почти полностью закрыли его. Дини опустилась рядом с ним на колени и осторожно положила руку ему на плечо. Дыхание Кита было тяжелым и прерывистым, казалось, он вот-вот лишится чувств. Оставалось удивляться, что он еще жив после чудовищной силы удара. Только сила воли не давала Кристоферу соскользнуть в мрак забытья.

Прежде чем поднять глаза на Дини, несчастный молодой человек ухитрился пожать запястье девушки, давая тем самым ей знать, что бояться нечего. Наконец она увидела его глаза. Ей очень давно – а скорее всего никогда в жизни – не доводилось видеть взгляд такой силы и глубины. Однако было ясно, что Киту стоило большого труда сосредоточиться – его глаза по-прежнему застилала пелена.

Наконец Гамильтон поднялся – одним рывком – и потянул Дини за собой. Теперь девушка заметила, что он еле стоит на ногах. Шрам на лбу, порез на шее и страшная рана на предплечье свидетельствовали о том, какой бой ему пришлось выдержать, чтобы добраться до ее дортуара. Кит с головы до ног был в крови. Дини показалось, что она вот-вот лишится чувств, но сильная – несмотря ни на что! – рука Кита поддержала ее, обняв за плечи.

Сомнений не было – он ее любил.

Сколько она себя помнила, ни один мужчина ради нее даже улицу не перешел. Ни один мужчина не предлагал ей опереться на свою руку – разве что его толкала на это прямая выгода. Но вот Кристофер Невилл, герцог Гамильтон, только что выдержал неравный бой – и все для того, чтобы проникнуть к ней.

– О Боже, – всхлипнула Дини и приникла к его груди, а Кит притянул ее к себе и, словно щитом, закрыл руками.

Волосы Дини упали ему на грудь, и он увидел ее шею – белую, очень хрупкую, и красный след в том месте, где оставил свою печать Кромвель. Девушка прижималась к своему любимому, словно хотела раствориться в нем, стать единым целым.

– Чрезвычайно мило, – проворчал Кромвель. Он поднял руку, отзывая своих людей, которые вошли в спальню из коридора. Впрочем, один из них все-таки остался.

– А теперь, – произнес министр, когда резная дверь беззвучно закрылась, – давайте решим, что делать дальше.

Занятая Китом, Дини почти не услышала этих слов. Ее шелковые каштановые волосы разметались по плечам, грудь высоко вздымалась, глаза горели живым золотистым огнем.

– Я хочу быть с тобой, – сказала она. – Я согласна отправиться с тобой хоть на край света. Мне никто не нужен – только ты, Кит.

Кит провел пальцем по ее нежной щеке и собрался было что-то сказать, когда Кромвель засмеялся:

– Мистрис Дини, вы привлекли к себе внимание нашего милостивого государя. Следуйте моим советам, и скоро Англия назовет вас своей королевой.

Дини прикрыла глаза.

– Но я не хочу…

– Только попробуйте меня ослушаться, – угрожающе произнес Кромвель, – и вы будете тотчас сожжены, как еретичка.

– Да вы с ума сошли, – возразил Кит. – Лучше посмотрите на себя. Разве вы не видите, что обречены?

– Ничего подобного, герцог. Ответьте, когда мистрис Дини в последний раз была у святой мессы? Когда она вслед за королем читала молитву вместе со всеми? – Кромвель говорил ровным голосом. – Что касается вас, герцог, как вам понравится, если вас обвинят в измене? Вы не хуже меня знаете, что значит покушение на собственность короля. Подумать только – наставить рога венценосцу! Да за меньшие преступления люди отправлялись на плаху. Вашу красивую голову наденут на железный штырь у Ворот Изменников, и все жители Лондона смогут на нее любоваться. Интересно знать, понравится ли дамам ваше лицо в таком виде? Отвечайте, герцог!

– Нет, – завопила изо всех Дини, хотя ее колени подгибались. В эту минуту ей было наплевать на себя – перед глазами у нее была отрубленная голова Кита, которую столь живо описал Кромвель. – Нет, прошу вас! Только не это. Я согласна на все ваши условия.

– Дини, он блефует. – Тут Кит со значением посмотрел на Кромвеля.

– Да что вы?

Не сказав больше ни слова, Кромвель поднял короткий мясистый палец. Палач, который оставался в спальне в течение всей их перепалки, поднял свое страшное оружие и опустил его на плечо Кита – в то самое место, куда попал в прошлый раз. Кит издал сдавленный стон, и Дини почувствовала, как его тело начало оседать у нее в руках. Он выскользнул из ее объятий и через секунду оказался на полу.

– Кит! – вскричала Дини и присела рядом. Ее руки тряслись от ужаса происшедшего. Кристофер лежал, неестественно закинув голову, и девушка поначалу решила, что у него сломана шея. Взяв в руки его ладонь, она ощутила слабое, но отчетливое биение пульса. – Кит… – повторила она шепотом.

– Теперь, мистрис Дини, – продолжил тем временем Кромвель, будто ничего не случилось, – нам пора подумать о будущем…

Они убьют его, поняла наконец Дини. Если она не станет плясать под дудку этого сумасшедшего, они обязательно убьют Кита. Глубоко вздохнув, она повернула лицо к министру, продолжая сжимать запястье Кита. Биение пульса, которое она ощущала, придавало ей силы.

Когда она заговорила, ее голос звучал ровно и бесстрастно:

– Я готова выполнить любое ваше желание, мистер Кромвель.

Солнце било прямо в глаза, и Дини пришлось прищуриться. Она покрутилась в дамском седле – абсурдном устройстве, больше напоминавшем пыточный станок. Дини не раз приходилось ездить верхом, но так, боком, что называется по-дамски, скакала впервые. Она изнемогала в борьбе с этим страшно неудобным седлом, тяжеленным платьем и корсетом.

Дини вытерла капельки пота, выступившие на верхней губе, и вполголоса обругала тугие завязки рукавов, сковавшие движения. Особой жары не было – по крайней мере той влажной жары, к которой она привыкла с детства. Но Дини казалось, будто ее посадили на печь. Вся одежда промокла от пота, в горле першило, и она чувствовала себя словно выжатый лимон.

Справа от нее скакала Сесилия Гаррисон, слева – Кэтрин Говард. Для стороннего наблюдателя пестрая стайка наездниц представляла чарующее зрелище: три придворные дамы, направлявшиеся в составе королевской кавалькады в Ричмонд, несколькими милями ближе к Лондону.

В отличие от прочих дам и кавалеров Дини было наплевать, как она выглядит. Всю прошедшую ночь она не сомкнула глаз и ничего не ела, боясь, что ее стошнит.

Лошадь Дини споткнулась об упавший древесный ствол, но всадница не обратила на это ни малейшего внимания. Ее движения были скорее инстинктивными, нежели осознанными. Все чувства пребывали в спячке, сходной с отупением. Обоняние, однако, работало исправно, и Дини ощущала тяжелый, влажный запах, исходящий от лошадей и одуряющий аромат притираний, которыми пользовалась Кэтрин Говард. Кстати, Кэтрин шутила с придворными, пересмеивалась со слугами и чувствовала себя вполне сносно. Дини же думала только об одном: с каждым конским махом она уносилась все дальше и дальше от Кита.