Когда она завершила свой монолог, то на протяжении целой минуты они слышали только звяканье фехтовальных рапир да голоса шушукавшихся придворных. Наконец на губах Кита появилась не слишком веселая улыбка.

– Хорошо, Дини, – с неохотой согласился он. – Давай подпишем договор. Если завтра будет идти дождь или небо покроют облака, мы вместе придумаем что-нибудь, чтобы помочь маленькой Елизавете и королеве. Но если будет светить солнце, мы приложим все усилия, чтобы отсюда выбраться.

Она стерла слезы и с облегчением улыбнулась, не переставая молить Бога о ниспослании дождя.

Ни Кит, ни Дини не заметили, как на лице Генри Говарда, графа Суррея, появилась и застыла, словно приклеенная, широкая самодовольная ухмылка.

В Хемптон-Корте определенно заваривалась какая-то каша. Группки возбужденных придворных слонялись по залам и коридорам замка, переговариваясь вполголоса. Даже церемонные утренние приветствия потеряли былую актуальность – дамы и кавалеры здоровались небрежно и снова разбегались по коридорам и комнатам – шептаться. Понаблюдав за всем этим, Дини, естественно, решила, что Кромвель дал ход разводным бумагам.

К десяти утра на безоблачном небе вовсю сияло солнце. В такую погоду люди обычно проводили время на природе – но только не сегодня. Никто из придворных не покидал дворца, боясь пропустить последнюю сплетню.

Атмосфера надвигающегося скандала проникла даже в покои королевы, где Дини и другие придворные дамы вели бесконечные разговоры о новых модах. Казалось, одна лишь Кэтрин Говард отдавалась этому бесхитростному занятию всей душой – прочие же словно коротали время в ожидании того, как будут разворачиваться события.

Кэтрин описывала новинку дамского гардероба, завезенную из Франции.

– Высокий воротник, – с воодушевлением повествовала она, – чрезвычайно удобен. Он придает стройность любой фигуре, даже полноватой. – Потом она замолчала и обвела взглядом кружок слушательниц. – Тем не менее необходима осторожность.

Все пять дамских головок, включая королевскую, вытянулись на белоснежных шейках и затрепетали, словно усики сложной антенны, опасаясь пропустить что-нибудь чрезвычайно важное. Иглы для вышивания, сжатые нежными пальцами, застыли в воздухе. Все ждали, когда заговорит Кэтрин.

– Почему? – не без внутренней дрожи вопросила королева.

– Потому, – начала Кэтрин – что…

Дини замерла. Если кто и мог сообщить что-то интересное, так это, разумеется, Кэтрин Говард – она много времени проводила в компании короля и герцога Норфолка, своего близкого родственника.

Кэтрин отлично понимала ценность своих слов и поэтому не спешила продолжать, предлагая дамам капельку помучиться.

Наконец она решила, что молчать дальше слишком жестоко.

– Необходима большая осторожность, поскольку высокий воротник может запутаться в вашей прическе! – Тут она отступила на шаг, дабы полюбоваться произведенным впечатлением.

– Что-что? – спросила Дини, не обратив внимания на иголку, впившуюся ей в палец.

– Необходимо надевать головной убор – вроде тех, которые сейчас в моде у мужчин. Помните, что любая нынешняя прическа противопоказана высокому воротнику.

Дини встретилась глазами с королевой, молодые женщины подмигнули друг другу и почти одновременно захихикали. Скоро к ним присоединилась Сесилия Гаррисон, а затем и все прочие. Кэтрин Говард в недоумении воззрилась на них.

– Я не шучу, – сказала она строго. – Я уже слышала о множестве случаев, когда волосы так запутывались в воротнике, что их можно было отделить друг от друга только с помощью ножниц.

В это мгновение распахнулись двери и в комнату ворвался запыхавшийся Энгельберт. Кэтрин умолкла, а дворецкий приблизился к своей повелительнице, поклонился и протянул ей какую-то бумагу. Королева пробежала ее глазами и побледнела.

– Майне дамен, – обратилась она к собравшимся. – Мы есть хотеть побыть в одиночестве.

Леди поднялись как одна и принялись собирать рукоделие.

– Мистрис Дини, вы есть пожалюста оставаться.

Пока дамы, переговариваясь, выходили из королевских покоев, Дини продолжала стоять перед королевой, украдкой отряхивая платье от прилипших к нему ниток.

Стоило двери захлопнуться, как Анна Клевская заговорила:

– Сегодня утром Кромвеля есть отвозить по воде в Тауэр.

От неожиданности Дини снова плюхнулась в кресло, позабыв спросить разрешения.

– Это хорошо или плохо?

– Не знаю, – ответила королева, продолжая сжимать в руках бумагу, принесенную Энгельбертом. – Кромвель устроить мою свадьбу. Он выдавать мне деньги на одежду и остальные вещи. Я есть далеко от дома, мистрис Дини. Думаю, вы хорошо знать, что это такой. Я нахожусь в полной зависимости от мой муж.

– А может быть, вам уехать? – торопливо предложила Дини. – Взять да и вернуться в родной Клев. И побыстрее. Я, со своей стороны, буду рада помочь, и Кит сделает все, что сможет.

– Нихт. – Королева подошла к своему рабочему столику и положила бумагу на его гладкую поверхность. – Я теперь замужняя дама. Что бы ни случилось, я не могу ехать в Клев. Это есть плохо для честь моего брата, герцога Клевского.

– А если будет ясно, что здесь нечего ловить, что тогда?

– Ловить? Что ловить? Я не есть понимать. Откашлявшись, Дини решила донести свою мысль в более приемлемых для слуха дамы XVI века выражениях:

– Хотя в этом не ваша вина, король, быть может, решит найти себе новую супругу.

– Вы, наверное, думайт, что я дура? – бросила королева. Дини в первый раз увидела, как сдержанная голландка показывает свои коготки. – Король есть непостоянный мужчина. Сегодня он хочет вас, завтра – Кэтрин Говард. Клянусь, мистрис Дини, он ни разу не хотеть меня. И по этому поводу я есть отшень рада.

– Вы хотите сказать, что не возражаете, если король дарит своим… хм… вниманием… хм… другую?

– Не возражаю ли я? Ха? – Королева отошла от стола и опустилась в кресло рядом с Дини. – Я хорошо знайт, что случается с женщинами, которым король дарит свой внимание. Одна состарилась раньше времени и умирайт в дальнем монастырь. Другой отрубили голова. Самый счастливый та, что умерла при родах. Нихт. Пусть королевой буду я, а король дарит свой внимание другим бедным штучкам.

– Но ваше величество, король желает заполучить герцога Йоркского – младшего брата принца Уэльского.

– И что? Я его не останавливайт. Пусть я получу герцог Йоркский, а король пусть идет к другой женщина. – Казалось, королеву вполне устраивало такое положение дел.

Дини озадаченно покрутила головой:

– Вы хотите сказать, что у вас с королем уже было… ну, вы знаете?

– Что я должна знайт?

– Одну минуту. Позвольте мне немного подумать, как вам лучше это объяснить. – Дини задумчиво посмотрела в окно и увидела за стеклом пичужку, присевшую на подоконник. Крошечный силуэт птички дошел до нее в чрезвычайно искаженном виде из-за толстого неровного стекла. – Скажите, ваше величество, есть ли вероятность того, что герцог Йоркский уже, так сказать, на подходе? Другими словами, если этот крохотный герцог живет у вас в животе, то ваше положение при дворе может стать более чем стабильным.

– Если король мне скажет, я буду скоро иметь герцог Йоркский.

– Извините, ваше величество, но мне кажется, что изготовление маленького герцога может потребовать от короля усилий совсем другого рода.

Королева вопросительно изогнула свои выщипанные бровки:

– Неужели?

Дини снова смущенно кашлянула.

– Я, видите ли, хочу спросить у вас, ваше величество, следующее: хм, что происходит у вас с королем ночью?

– Ага! Я вас понимай. Это довольно приятно – то, что происходит. Король шлепайт меня по плечу и говорит – спокойный ночь!

– А что потом?

– Как что? Потом я ему говорить – спокойный ночь, ваше величество.

– Ну а потом?

– Потом я ложусь спать, потому что есть ночь. Дини молитвенно сложила на груди руки: