– М-да. Значит, и здесь непросто обнаружить человека, на которого можно рассчитывать?

– Именно так. – Кит улыбнулся и, пропустив Дини вперед, вслед за ней вошел в музыкальную комнату.

Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Дини привыкли к царившему здесь полумраку. Затем же, оглянувшись, она не смогла сдержать своего восхищения и вскрикнула от восторга. Везде – на столах, креслах и стульях лежали разнообразные музыкальные инструменты. Девушка с удивлением взглянула на плотные шторы, которые закрывали окно.

– Считается, что глухие шторы смягчают звук и делают его глубже, – заметил Кит, отвечая на ее невысказанный вопрос.

Дини с благоговением дотронулась до ближайшего инструмента. Он был довольно велик, имел выпуклую форму, причудливо изогнутый гриф и напоминал женщину с хорошо развитыми формами и закинутой вверх головой.

– Лютня, – пояснил Кит. – Принадлежит королевскому лютнисту Филиппу ван Уайлдеру.

– Знаю. Я играла на ее жалком подобии во время съемок нашего ролика. Но ничего похожего на эту в жизни не видела!

Затем шли клавишные и клавишно-струнные инструменты. Кит показывал их и тут же называл: клавикорды, спинет, орган. Все они были украшены причудливой резьбой или расписаны изображениями ангелов и Пресвятой Девы. Дини дотрагивалась до каждого инструмента, поглаживала рукой резную поверхность – но и только. На миг показалось, что она попала в музей.

Тем временем Кит продолжал исполнять роль экскурсовода.

– Мандолина, лира… – перечислял он. И тут Дини увидела это.

– Гитара, – произнесли они в унисон.

Да, вне всякого сомнения, это была гитара. Хотя она оказалась меньше и уже тех, на которых Дини не так давно играла. Однако форму этого инструмента нельзя было спутать ни с какой другой.

– Боже мой, Кит, – выдохнула Дини.

– Хочешь поиграть?

Девушка склонилась над гитарой, все еще не осмеливаясь до нее дотронуться.

– Господи! – Она присвистнула. – Сколько же у нее струн?

– Как обычно – пять пар. Итого – десять.

– Десятиструнная гитара? – Дини выпрямилась и отерла внезапно вспотевшие пальцы о юбку. – Вот уж бы мне хотелось глянуть, как распорядился бы этой вещицей Ли Рой Парнелл.

– Отчего же ты не играешь? Дини пожала плечами:

– Не знаю. Должно быть, эта вещь стоит целое состояние.

– Ничего подобного. Она стоит всего несколько шиллингов. По крайней мере я заплатил за нее именно такую сумму.

– Так она ваша?

Он кивнул и передал гитару Дини. Обратная сторона деки пестрела узором из различных геометрических фигур, образовывавших причудливый орнамент. Насколько девушка могла заметить, колки для натяжения струн почти ничем не отличались от современных; струны были туго натянуты, поэтому гитара отозвалась едва слышным мелодичным гулом, когда Дини коснулась их пальцами. Гриф был изогнут и напоминал лебединую шею.

Кит отошел и вернулся со стулом из темного дуба с высокой спинкой. На спинке стула были вырезаны потешные морды – некоторые из них улыбались жутковатыми улыбками, некоторые, наоборот, хмурились.

– Господи! – пробормотала Дини. – Вы что, никогда не слышали о самом элементарном стуле с гладкой спинкой?

– Это в королевском-то замке? – Кит изобразил на лице крайнюю степень удивления. – Никогда!

Установив гитару на колене, девушка снова подивилась ее солидному весу и удивительной гладкой поверхности.

– Великолепная вещь, Кит. Где вы ее раздобыли?

– У испанского торговца, того самого господина, который снабжал покойную королеву Екатерину всевозможными товарами.

Упомянув имя покойной королевы, Кит осенил себя крестом.

Секунду поколебавшись, Дини принялась настраивать инструмент. Несмотря на небольшие размеры инструмента, звук отличался богатством оттенков и глубиной. В тот самый момент, когда она собралась подобрать еще один аккорд, порезанную ладонь пронзила острая боль.

Кит сразу понял, по какой причине девушка прекратила свое занятие.

– Болит, Дини? – спросил он нежно. – Еще раз прошу меня извинить. Пожалуйста, позволь мне осмотреть рану.

Он разбинтовал руку и некоторое время внимательно ее разглядывал.

– Думаю, порез скоро заживет, если ты не занесешь в рану грязь. Только не пользуйся мазями, которые тебе может дать местный доктор. Он, разумеется, станет без конца твердить об их лечебных свойствах, но только один Создатель знает, что сей знахарь в них кладет. Вполне вероятно, что в качестве наполнителя он использует глаза тритона. – Кристофер встретился с ней взглядом и заметил странное выражение на лице Дини. – Что-то не так? – спросил Кит.

Она высвободила руку и положила ее на гриф.

– Знаете, Кит, сейчас вы говорите совсем по-другому. То есть не используете устаревшие слова и обороты. Вы понимаете, о чем я?

– Да. Я пытаюсь имитировать конструкции, которые ты используешь в своей речи. И все для того, чтобы ты меня лучше понимала. – Он взял в руки гитару и повесил ее на стену. – Дело в том, что я говорю на нескольких языках, Дини. Твой мне кажется чрезвычайно странным, но не таким уж сложным.

– Ясно. – Она поднялась и разгладила складки на платье. – Наверное, моя речь кажется вам чем-то вроде латыни. Вроде бы все знакомо, и в то же время – не то. Правда?

– Ты, наверное, шутишь. Неужели в твоей эпохе кто-то говорит по-латыни?

Дини ухмыльнулась и продела руку сквозь сгиб его локтя.

– Не столь уж это важно, Кит. Важно другое – я умираю от голода. Мы можем раздобыть что-нибудь не слишком вычурное – без голов, перьев и ног?

– Мне кажется, где-то в кладовой я видел каравай хлеба и сыр. Это поможет утолить твой голод? Или в ваши дни сыр обзавелся головой и лапами?

Так, пересмеиваясь, они направились на поиски еды.

Наконец, прожив неделю при дворе Генриха VIII, Дини впервые увидела королеву.

Во дворце началась ужасная суета и беготня. Чистили гобелены и ковры, деревянные панели с вырезанными на них розами – гербом Тюдоров – полировали до умопомрачительного блеска. Всюду были развешаны гирлянды цветов, а полы в залах, коридорах и дортуарах с большой поспешностью подметали, отчего в воздухе постоянно висели облачка пыли. Затем каменные полы засыпали свежими опилками, чтобы прикрыть пятна от пролитого вина, пищи и собачьей мочи. Целая куча новых придворных дам из родового манора королевы Клева приехала из Голландии, чтобы подготовить все для ее выхода.

Для всех тех, кто имел возможность наблюдать едва сдерживаемую ярость короля, было ясно, что венценосец готовится к встрече супруги без малейшего желания. Он постоянно совещался со своими приближенными, включая Томаса Кромвеля, который, ко всеобщему удивлению, получил титул графа Эссекса.

Это, впрочем, не избавило свежеиспеченного графа от самых настоящих побоев, нанесенных собственной рукой государя. Насмерть перепуганные свидетели высочайшего гнева утверждали, что король колотил своего министра по плечам и голове, после чего Кромвель как побитая собака скрылся в своих апартаментах. По правде говоря, другим министрам тоже досталось по первое число.

– Почему король наградил Кромвеля графским титулом, если очевидно, что он его на дух не переносит? – спросила Дини, когда они с Китом уединились в своем любимом месте – внутреннем дворике замка под названием Клойстер-грин. Дворик этот мало посещался придворными, поскольку те отлично знали, что туда выходят окна королевского кабинета и опасались проницательного взгляда Генриха VIII. Кит же и Дини считали, что игра стоит свеч – пусть уж за ними наблюдает король, а не вся придворная рать.

Дини поправила раздуваемую ветром юбку из темно-синего бархата и уселась на траву. Низкий четырехугольный вырез, позволял видеть точеную шейку девушки. Она покрутилась, усаживаясь поудобнее, чтобы ребра корсета не так впивались в тело. Но, увы, это помогло мало. Королева могла появиться каждую минуту, и Дини, как одна из придворных дам, должна была находиться во всеоружии. Она попыталась пальцем почесать голову под круглым французским шиньоном, украшенным крупным жемчугом, но и здесь у нее ничего не вышло.