Впервые с тех пор, как она стала выступать на сцене, Дини испугалась толпы. Даже за кулисы долетал рокот, сдобренный неоновыми всполохами. Тысячи голосов на едином дыхании скандировали ее имя:

– Ди-ни! Ди-ни!

Шум нарастал. Зрители топали от нетерпения ногами и отбивали ладони.

Как деятель шоу-бизнеса с солидным уже стажем, Дини решила поступить чисто интуитивно – то есть просто-напросто сбежать.

– Ну, ну, – успокаивал певицу Натан Бернс, взяв ее за руку. – Они орут, вызывая тебя, только потому, что любят. И вовсе они не хотят тебе навредить. В сущности…

Дини на него не сердилась. С тех пор как Натан прошел курс интенсивной психотерапии в клинике Бетти Форд, он заметно изменился к лучшему – стал добрее и мудрее, что ли.

Теперь он не носил костюм Эрика фон Штрогейма и забросил свой знаменитый стек. По общему мнению, Натан стал человеком стабильным и основательным, хотя и не без причуд. С тех пор как Дини надумала вернуться на сцену, другого менеджера для себя она не представляла. В свое время Натан напивался и психовал, а Дини просто психовала, не напиваясь. В конце концов они пришли к соглашению больше никого не задействовать, работать только вдвоем.

– Я хорошо выгляжу? – спросила Дини, будто облитая голубым шелковым платьем. Прошло уже около года с тех пор, как она в последний раз выступала перед публикой, и сердце у нее стучало как бешеное – в полном соответствии с гулом зала.

– Просто великолепно, Дини. Как твой новый менеджер, я хочу сказать, что ты поступила чрезвычайно разумно, начав свое турне с Уэмбли. Твои последние четыре хита заставили Баки Ли позеленеть от зависти. Что и говорить – теперь ты настоящая звезда.

Толпа так кричала и хлопала, что подмостки содрогались.

– Слышишь? Они простили тебе несостоявшийся концерт, дорогуша, и твое временное помешательство, – продолжал Натан, не обращая внимания на рев публики. – Надеюсь, твой портрет заменит портрет принцессы Дианы на обложке «Миррор».

– Бедная принцесса, – только и сказала Дини с улыбкой.

Но вот огни погасли, и зрители как по мановению волшебной палочки затихли. Можно было подумать, что весь многотысячный зал завернули в толстое мягкое одеяло.

Тем временем объявляли ее выступление. Самой Дини ее имя, тысячекратно усиленное динамиками, показалось именем какого-то другого человека. Стоило ей появиться на сцене, как зажглись голубые огни софитов, мгновенно напомнившие ей другие голубые огни в совершенно другом месте.

Только не сейчас. Сейчас совсем не время о нем думать…

Натан в последний раз сжал ей руку, и Дини отправилась в путешествие по сцене.

Неужели все это происходит с ней? Неужели все эти люди, хлопавшие в ладоши и топавшие от нетерпения ногами, собрались здесь, чтобы послушать ее песни?

Свет прожекторов ослепил ее, и Дини застыла в центре площадки, беззащитная и потрясенная до самой глубины существа. Но спрашивается, что с ней не так? Ведь она сотни раз появлялась перед публикой.

Впрочем, это было давно. Еще до того, как она стала испытывать страх перед пустым гостиничным номером. До того, как поняла, что любовь публики, по сути, лишь жалкая имитация настоящей, человеческой любви. До того, как она встретилась с Китом.

Бас-гитарист протянул ей ее любимый инструмент. Она повесила гитару себе на шею. На стадионе наступила абсолютная тишина. Теперь зрители следили за каждым ее движением. Дини удалось расслышать даже тихий шелест видео– и кинокамер.

– Эй! обратилась она к публике и тут же мысленно себя обругала – голос звучал слишком тихо, даже испуганно. – Я очень рада, что вернулась в Англию!

Зал снова разразился шквалом аплодисментов.

– Хочу сказать, что некоторые из моих лучших друзей – англичане, – добавила она.

Стадион ревел, как Ниагарский водопад.

Про себя же Дини произнесла: «Мой лучший друг – англичанин».

Потом, не дожидаясь, когда стихнет аудитория, она махнула рукой музыкантам. Те мгновенно заиграли вступление, так, однако, чтобы не заглушить мягких переборов ее гитары.

Все шло просто великолепно. Можно было подумать, что Дини чуть ли не ежедневно выступает перед более чем сорокатысячной аудиторией. Контакт со зрительным залом установился сразу. Она чувствовала, что ее песни нравятся слушателям, а голос редко звучал так хорошо, как в этот раз. Группа тоже была на высоте – музыканты не просто подыгрывали Дини, но придавали каждой ноте глубоко своеобразное звучание, акцентируя нюансы, которые немыслимо было заучить – их можно было только чувствовать. Словом, музыка звучала божественно.

Вот тогда и случилось странное.

В перерыве между двумя песнями Дини потянулась к стакану с водой, который стоял рядом на стуле. Потягивая воду, она глядела на зрителей, стараясь рассмотреть лица людей, которые попадали в луч прожектора, беспорядочно шаривший по залу. Она видела то, что обычно видят со сцены, – устремленные на нее бинокли, блеск драгоценностей в свете прожектора, свернутые в трубочку программки, которыми сидящие обмахивались, как веерами.

И вот она увидела Кита, сидевшего рядом с проходом.

Она закашлялась и едва не захлебнулась. Бас-гитарист вытянул руку и похлопал ее по спине, но певица никак не могла остановиться.

– Не пей здешнюю воду! – крикнул кто-то из публики. – Это небезопасно!

Боже мой! Дини едва не застонала в голос. Неужели она съехала с катушек прямо на сцене?

Она взглянула на то место, где заметила человека, похожего на Кита, но никого не увидела. Тот мужчина пропал. Скорее всего она просто уверила себя, что тот человек похож на Кита, как раньше выдумала самого Кита. Так по крайней мере ей говорила доктор Хаулер.

– Думаю, что моя следующая песня, – сказала певица в микрофон, – подойдет для данного момента как нельзя лучше, уверена, что вы со мной согласитесь.

И Дини запела чрезвычайно удачный вариант старинного боевика Пэтси Кляйн под названием «Сумасшедшая».

Шоу продолжалось еще часа два. Успех был бешеный. Времени никто не чувствовал, поскольку и аудитория, и исполнители превратились в единое поющее целое. После трех вызовов на «бис» публика отпустила наконец певицу и падавших с ног от усталости, но от этого не менее счастливых музыкантов.

Натан сунулся к ней с неуклюжим, но на удивление нежным поцелуем, а представитель звукозаписывающей компании объявил, что ее выступление записывалось на пленку и целиком войдет в следующий альбом.

Руки незнакомых людей похлопывали Дини по спине, прикасались к ее одежде. Наконец перед ее глазами запестрело целое море блокнотов, открыток и программок, обладатели которых хотели получить ее автограф. И она, хотя и падала от усталости, подписала их всем до последнего. Блики вспышек фотоаппаратов повергали ее в дрожь, перед глазами еще долго стояли радужные пятна.

Натан освободил ее от пресс-конференции, он сам отвечал на все вопросы журналистов и рассказывал о ее планах на будущее.

Постепенно Дини стала охватывать тихая паника, и она поняла, что необходимо побыть в одиночестве.

Ее гримерная, которую устроили в одной из трибун, в прямом смысле ломилась от цветов. Некоторые даже не успели извлечь из коробок, но в основном их приносили в виде огромных букетов, а еще точнее – связок. Здесь шум был приглушенным. К крикам толпы добавились клацающие металлические звуки, означавшие, что за дело принялись уборщики.

Сияющий как именинник, Натан Бернс прошел в комнату вслед за Дини. В руках он держал бутылку шампанского и один-единственный бокал.

– Вот, Дини, – произнес он, откупоривая бутылку. – Давай выпьем за твое здоровье.

Дини приняла бокал нетвердой от усталости рукой и принялась следить за пузырьками газа, поднимавшимися на поверхность. Некоторые из них сбивались в бешено вращавшиеся хороводики, напоминая девушке авиационные пропеллеры. От пропеллеров ее мысли переключились на Кита, который так любил самолеты и небо…