Ее Кита…
Жив ли он? Кромвель, правда, уверял, что герцог жив, но Дини не верила ни единому его слову. Она прикрыла глаза и попыталась представить Кита в тот момент, когда их разлучали. Палач тащил его из дортуара за ноги, и голова Кита безвольно билась о каменные плиты пола. Пока его выносили, Кит не издал ни одного звука. Лужа крови у кровати Дини осталась единственным свидетельством злодеяния.
Придворные в кавалькаде тем временем живо обсуждали события, связанные с королевой Анной. Ее оставили в Хемптон-Корте, и она на прощание махала платочком удалявшимся всадникам, высунувшись из бойницы башни. Поначалу она было храбро двинулась вслед за двором, но, не успев доехать и до подъемного моста, униженная, вынуждена была вернуться под конвоем Томаса Говарда, герцога Норфолка.
Бедный Кит!
Он сражался за нее, в буквальном смысле он прорубил себе дорогу к дверям ее спальни. А ведь сколько осталось незавершенных дел! Сколько невысказанных слов! Он даже не узнал, какой размер обуви она носит. Не узнал, что у нее аллергия на крабов. И о нем, о Ките, она ничего не знает. Когда, к примеру, его день рождения? Сколько ему лет? Какой цвет ему нравится – синий или зеленый? На кого похожа его мать?
Ее лошадь снова сбилась с ритма – на этот раз из-за того, что тяжелая, заляпанная грязью попона запуталась у животного между ног.
Ах, Дини, Дини! Ты продала душу Кромвелю. Ты согласилась на все его требования, чтобы спасти жизнь Кита. Ты согласилась стать любовницей короля, а может быть – в будущем, – и королевой Англии. И все ради того, чтобы Кромвель сохранил свое положение самого доверенного королевского советника. Ты должна ни словом, ни делом не напоминать ему о Ките, должна следовать всякому совету Кромвеля, так, чтобы у министра не возникло и тени сомнения в твоем послушании.
А может, просто соскользнуть с высокого седла прямо под ноги десяткам возбужденных лошадей? Уж лучше смерть, чем сомнительное покровительство Кромвеля. Но если она умрет, кто, скажите, поможет Киту? Ведь на этом свете им не придется больше увидеться. Нет уж, лучше призрачная надежда, чем небытие.
Глубоко вздохнув, Дини оглянулась – в душе почему-то теплилась странная, сумасшедшая надежда, что вдруг она увидит скачущего по полю Кита со спутанными ветром волосами в развевающемся плаще. Конечно же, она увидела не его, а лишь кучку расфранченных придворных, весело болтающих и швыряющих мелкие монеты оборванным крестьянам, выстроившимся по такому случаю вдоль дороги. Ах, Кит, Кит…
Заботятся ли о нем? Двор с легкостью поверил байке, сочиненной Кромвелем, – дескать, герцог Гамильтон был поражен внезапным приступом неизвестной болезни. Странная история, если подумать, но ни придворные, ни занятый своими прихотями король не дали себе труда в ней усомниться. Такая версия исчезновения герцога всех устраивала – тем более что его кузина Дини подтвердила слова графа Эссекса. Таким образом, Кит был оставлен в Хемптон-Корте вместе с нелюбимой королевой Анной под присмотром слуг и лекарей из ее штата. Генрих VIII с приближенными отбыли в Ричмонд на королевской барке, все прочие – верхом.
Дини нигде не видела Кромвеля, но в ее помыслах он был везде – скрывался за каждым кустом, зловеще ухмылялся из темноты. Да, в прошлую ночь он победил, расположившись в ее спальне, как в собственных покоях. Когда Кита утащили, Дини осталась одна, и столь отчаянного одиночества ей еще не приходилось испытывать.
– Вот так, мистрис Дини, – холодно произнес Кромвель. Он щелкнул пальцами и указал вбежавшему пажу на лужу крови у ее кровати, которую тот моментально вытер и присыпал опилками. Кромвель говорил еще что-то, но Дини была не в состоянии воспринимать его речь – она с ужасом наблюдала за пажом, вытиравшим с пола кровь Кита.
Паж вышел, и Дини невидящими глазами посмотрела на Кромвеля.
– Таким образом, – закончил свою мысль Кромвель, выдержав паузу, – у вас в душе останется чувство удовлетворения от того, что вы спасли жизнь герцогу Гамильтону. – При этом Кромвель перевел дух, словно добрый дядюшка, увещевающий нерадивую племянницу. – Чтобы между нами не возникло недопонимания, я готов повторить: делайте, что вам прикажут. Когда король соизволит вас пожелать, вы обязаны это ему позволить. Так или иначе, вы будете принадлежать Генриху. И выбор у вас, признаться, не велик: либо вы станете мне противодействовать – тогда смерть Гамильтона только вопрос времени, либо будете поступать в соответствии с моими советами, то есть делать то, что я вам прикажу. К примеру, не навязывайтесь Генриху со своими услугами. Не поддавайтесь ему слишком легко – пусть король знает, что вами не слишком просто завладеть. Дайте ему почувствовать себя завоевателем. Разумеется, вы станете его фавориткой, а со временем – кто знает? – и королевой. Помните об одном: все это время превозносите перед Генрихом мои достоинства. Если вы обеспечите мне королевские милости, мы оба выиграем. Но стоит вам проявить упрямство или сделать какую-нибудь глупость – герцог Гамильтон умрет в мучениях. Ваша кара тоже не заставит себя долго ждать: стоит вам попытаться затеять со мной игру, как вам предъявят обвинение в ереси. Карой за непослушание является смерть.
Дини попыталась вспомнить, что она отвечала Кромвелю, но так и не смогла. В сущности, какая разница? Ведь она согласилась действовать по его приказу? Да, у нее не было выбора.
Граф Эссекс добавил кое-что еще: в случае, если она проговорится о случившемся королю или последний узнает о происшедшем из какой-нибудь дворцовой сплетни, герцог Гамильтон будет убит. Тут Кромвель зябко поежился и спрятал ладони в меховые рукава своей суконной накидки.
– Согласитесь, – сказал он, – все уже поверили, что герцог болен, поэтому его внезапная смерть никого не удивит. Король, разумеется, будет огорчен, но скоро изберет себе нового фаворита из молодых дворян, чтобы было с кем потолковать об ушедших днях молодости.
В отдалении Дини заметила герольдов, которые возглавляли кавалькаду. Они прокладывали путь кортежу и предупреждали всех и вся – от Хемптона до Ричмонда – о скором прибытии его величества. Затем следовала другая группа придворных – пэры со своими родственниками, которые и в дороге постоянно подкреплялись жареным мясом и густым красным вином, громко смеялись и болтали. Замыкали кортеж всевозможные повозки и экипажи, нагруженные провизией и кухонной утварью, которые двигались в сопровождении пажей и слуг.
А где-то далеко позади в Хемптон-Корте, в обществе королевы Анны и ее двора, состоящего преимущественно из иностранцев, остался раненый Кит. Ну и конечно, там было с полдюжины клевретов Кромвеля, готовых в любой момент «убедить» герцога в правоте своего хозяина.
Дини снова стерла крошечные капельки пота с верхней губы. Когда Кэтрин предложила ей глотнуть из бурдюка, наполненного вином, отказалась – Дини знала, что не может ни есть, ни пить. Однако вместо того, чтобы пожаловаться Кэтрин на терзавшие ее страхи, она одарила девушку ослепительной улыбкой.
Ничего не поделаешь, приходилось выполнять инструкции Кромвеля.
Вонь стояла непереносимая: запахи немытых тел, жира, и специй перемешались самым причудливым образом.
У него на лбу лежала ладонь, добрая и мягкая. Где-то в глубине сознания зародилась мысль о Дини. Но что же случилось? Он с легкостью мог представить себе ее лицо, блестящие глаза и красную отметину на шее, на том самом месте, где ее сжала грубая рука Кромвеля.
Ну почему он не взял с собой никого из своих людей? Как можно было в одиночку противостоять Кромвелю?
С другой стороны, он, конечно же, не знал планов графа Эссекса – не мог знать, что Кромвель решится идти ва-банк. Прошло больше двадцати минут после ухода Дини, когда Кит наконец понял: если они хотят быть вместе, необходимо бежать из Англии. Теперь ясно, что он опоздал. Король положил на Дини глаз, а когда его величество проявлял подобное внимание к женщине, остановить его не мог никто. Как-никак Генрих порвал с римской церковью именно из-за женщины. Да, они могли бы бежать в Кале или Мадрид, но эта мысль пришла ему слишком поздно.
