— Когда выздоровеешь, можешь поносить! — усмехнулась Василиса, словно это было что-то совершенно обычное.

И в её голосе не было ни тени сомнения, что я обязательно выздоровею.

Я уже начала привыкать к здешнему персоналу. Все они были разными — кто-то более строгий, кто-то улыбчивый, но всех объединяло одно: доброта. Эти люди действительно заботились обо мне, и я не уставала их благодарить.

Особенно доктора, которого все здесь звали Яковом Степановичем. Он всегда казался мне таким серьёзным, но однажды, неожиданно для себя, я узнала его маленькую тайну.

— Вообще-то, я не Яков, а Константин, — признался он с легкой улыбкой, склонив голову набок, будто ожидая моей реакции.

Я удивлённо моргнула.

— Правда? Но почему тогда…

Доктор вздохнул и, присев на стул рядом, объяснил:

— В детстве я был слишком худым, и друзья… хотя нет, не друзья, скорее, мальчишки из двора, прозвали меня Кощеем. В какой-то момент это стало не просто шуткой, а кличкой, от которой невозможно было избавиться. Мне не нравилось, как это звучало, так что, когда появилась возможность, я сменил имя. Вот и всё.

Я с улыбкой покачала головой. В конце концов, что странного в смене имени, когда вокруг творится столько всего необъяснимого? Я действительно была благодарна судьбе за доктора и за то, что у меня было счастливое детство. Но сейчас всё уже не казалось таким простым.

Я твёрдо решила для себя: когда Лиаму будут делать операцию, я буду рядом. Я подожду его у операционной, чтобы не терзаться догадками, не мучиться неизвестностью. Я просто сразу узнаю, как всё прошло, и смогу вздохнуть с облегчением. Мне казалось, так будет легче.

Но ночью уснуть не удавалось. Мысли метались, сердце билось как-то слишком быстро, и я никак не могла найти удобное положение. А когда я, наконец, задремала, меня разбудил стук в дверь. Приподнялась на локтях, моргнув несколько раз, пока не сфокусировала взгляд на высоком силуэте в дверном проеме.

Миар.

Он стоял там, словно не был уверен, стоит ли ему вообще заходить. На лице парня читалась нерешительность, словно он боролся с каким-то внутренним сомнением.

— Привет, Ника, — произнес он наконец, голос был чуть тише обычного. Я нахмурилась, ожидая продолжения. — Ты не хочешь подождать Лиама после операции?

Его вопрос застал меня врасплох.

Я уже собиралась это сделать, но почему он спрашивает? Неужели… у него есть какие-то сомнения?

Говорят: «Если ты чувствуешь боль — ты живешь»

Миар, кажется, с облегчением выдохнул, услышав мои слова.

— Я думал, ты не захочешь… — произнес он тихо, будто не был уверен, стоит ли говорить это вслух.

Простая, на первый взгляд, фраза, но почему-то она больно задела меня. Как он мог так подумать? Неужели я произвела впечатление человека, которому всё равно?

— Я сама собиралась это сделать, — ответила твёрже, чем планировала, но тут же смягчила свой голос. — Но раз ты зашёл, то даже лучше. Я боялась, что меня не пустят…

На мгновение замялась, но затем, стараясь говорить как можно спокойнее, спросила:

— Как он? — Мы оба понимали, о ком идёт речь, и мне не нужно было называть имя.

— Всё нормально, держится, — ответил Миар, мельком взглянув на меня. — За утро раз пять о тебе спрашивал.

В груди что-то дрогнуло.

— Но я не знал, что ему ответить, — добавил он с оттенком укоризны.

Я сжала губы. Действительно, мне ведь даже в голову не пришло что-то сказать Лиаму заранее… Как он себя чувствовал? Волновался? Ждал? Этот разговор со старшим братом был, наверное, самым длинным за последнее время, если не считать того дня, когда я решилась рассказать ему свою тайну.

— Поможешь мне с коляской? — попросила я.

Миар кивнул и подкатил её ближе, а я, уже по привычке, внутренне напряглась, собираясь пересесть. Однако в следующий момент он неожиданно наклонился, без усилия подхватил меня на руки и, бережно поддерживая, усадил в кресло. Я на секунду задержала дыхание. Это движение оказалось таким естественным для него, но совершенно неожиданным для меня.

— Спасибо, — выдохнула, ощущая странное смешанное чувство — смущение, благодарность и лёгкую неловкость.

— Пойдём? — поспешила сменить тему, нарушая повисшую паузу.

Парень молча кивнул. Мы выехали из палаты и направились к двери Лиама, но не успели добраться до неё, как из-за угла появились врачи. Они выходили один за другим, их лица были сосредоточены, а вслед за ними санитары осторожно выкатывали каталку.

Лиам. Его силуэт, бледное лицо, закрытые глаза… Всё сжалось внутри. Сердце застучало где-то в горле, а пальцы сами сжались на подлокотниках коляски.

— Миар… — голос предательски дрогнул.

Но он уже остановился рядом со мной, не сводя взгляда с брата, и его пальцы едва заметно дрогнули.

Мы двигались молчаливой процессией, я катилась за ними, стараясь не отставать. Гулкие шаги санитаров, ровное дыхание Миара и моё собственное напряжённое сердцебиение — всё слилось в единую тревожную симфонию ожидания.

На нужном этаже лифт открылся с тихим звуком, и нас вывезли в широкий коридор. Лиама повезли налево, и я, будто очнувшись, резко подалась вперёд, стараясь догнать санитаров. Мне хотелось что-то сказать, хоть как-то дать ему понять, что я рядом. Но слова застряли в горле.

Тогда я просто позвала:

— Лиам…

Это было всё, на что меня хватило, но этого оказалось достаточно. Он замер, слабо сжал запястье одного из санитаров и едва слышно прошептал:

— Ника? Ты здесь? — Я кивнула. Но тут же осознала, насколько глуп был этот жест. Он ведь не видит.

— Да, я здесь, — поспешила поправиться. Голос дрожал, и я с трудом сдерживала слёзы. — Лиам… Я буду ждать. — Хотела сказать больше. Хотела поддержать, но просто не смогла — слова застряли в горле вместе с комком отчаяния.

Санитары, заметив моё состояние, ускорили шаг, словно боялись, что я своим волнением передам пациенту тревогу. Лиам не сопротивлялся, его пальцы медленно разжались, и вскоре его увезли за двойные двери.

А я осталась всего в нескольких метрах, не в силах отвести взгляд.

— Ника, всё будет хорошо, — тихо сказал Миар, положив руку мне на плечо. — Его оперируют лучшие врачи страны. Лиам справится, — голос моего собеседника был полон уверенности.

Такой спокойный, такой твёрдый…

Ожидание тянулось невыносимо долго. Шесть часов — шесть бесконечно мучительных часов. Мне казалось, я искусала все ногти, несколько раз пересчитала плитки на полу и вдоль и поперёк изъездила коридор.

Миар же сидел неподвижно, словно каменная статуя. Я завидовала его выдержке, но, возможно, просто не замечала, как он справлялся с тревогой по-своему. Каждый раз, когда кто-то выходил из операционной, я вздрагивала, но это оказывались медсёстры или ассистенты. И вот, когда дверь наконец открылась, когда показался врач, Миар подскочил так резко, что я едва не вздрогнула.

— Всё хорошо, операция прошла успешно, — сообщил доктор. Коротко, сухо, но этих слов было достаточно, чтобы тяжесть ушла с моих плеч. — Его переведут в реанимацию, — продолжил врач, — мы будем наблюдать, но, уверен, пациент быстро очнётся. — Я кивнула и поблагодарила его, ощущая, как усталость свинцовой тяжестью накатывает на плечи.

А Миар…

Я смотрела на него и вдруг поняла, что зря завидовала его стойкости. Парень буквально осел на пол, опускаясь на колени прямо в коридоре. Его руки дрожали, а дыхание сбилось. Он не говорил ни слова, просто закрыл глаза, будто собираясь с силами.

И только сейчас я поняла, насколько ему было тяжело все эти шесть часов. Я считала Нагорного-старшего сильным, думала, что он спокойнее меня, но теперь ясно видела, как напряжение наконец прорвалось наружу.

Какая же я была глупая…

Через несколько минут Лиама вывезли. Я напряглась, но нас тут же остановили — в реанимацию посторонних не пускали. Мы могли только ждать. Вскоре подошла медсестра.