— Что ж, Ника, — его голос прозвучал тихо, но мне показалось, что в нём сквозила какая-то тревога. — Я пойду. Ты поправляйся, мы позже ещё с тобой поговорим.

Я не отреагировала, но парень продолжил:

— И… я оставлю твой рассказ в тайне. Но всё же думаю, тебе стоит поделиться этим с доктором. Похоже, всё не так радужно, как все думают. — Дверь за моим собеседником закрылась, и я осталась одна.

Реабилитация как она есть

А дальше начались однообразные, почти рутинные будни, в которых дни сливались в серый поток, наполненный одними и теми же действиями. Каждое утро, как по расписанию, ко мне заглядывали родные — мама, папа, Кир. Они старались подбодрить меня, приносили что-то вкусное или интересное, проводили со мной около часа, а потом спешили по своим делам, оставляя после себя уютное, но всё же тягостное чувство одиночества.

Затем приходил доктор, за ним — медсестра: осматривали, проверяли показатели, делали уколы, кормили меня пресной, но полезной едой, после чего я снова оставалась одна. Единственной возможностью сменить обстановку были вечерние занятия по реабилитации, куда меня отвозила Мила.

Мои руки, пусть и медленно, но начинали подчиняться мне всё лучше: пальцы ловчее удерживали ложку, а планшет больше не норовил выскользнуть из рук. А вот с ногами дело обстояло куда хуже — казалось, они просто забыли, как держать тело, и даже самая простая попытка сдвинуться с места оборачивалась мучительной борьбой. Единственное, чем я могла похвастаться, — это небольшие движения пальцев. Крохотное достижение, но для меня оно значило многое.

Когда я наконец собралась с мыслями и позвонила Маше, подруга прибежала ко мне в палату буквально через пару часов. Я едва успела удивиться, как она влетела внутрь с покрасневшими от слёз глазами, тут же обняла меня, крепко прижимая к себе, словно боялась, что я снова исчезну. Она переживала, чувствовала себя виноватой, что не была рядом, ведь учёба отнимала у неё много времени, и приезжать чаще выходило только по выходным. А теперь такая новость!

Мы разговаривали долго, почти без пауз. Я рассказывала ей о своём состоянии, о маленьких успехах, стараясь выглядеть уверенной и даже немного оптимистичной, обещала, что вскоре снова стану прежней. В ответ Маша без умолку болтала обо всём, что произошло у неё за это время: о сессии, преподавателях, подработке, но больше всего, конечно же, о своём парне, Андрее. Его я помнила хорошо, ведь с момента нашей первой встречи прошло не так уж много времени.

В какой-то момент подруга вдруг оживилась, широко улыбнулась и радостно сообщила, что в следующую субботу хочет привезти Андрея в гости, чтобы мы все вместе провели время. Я не возражала. Почему бы и нет? Возможно, прогулка по больничному двору поможет мне хоть ненадолго забыть о бесконечных процедурах и тяжести беспомощности.

Каждый день, словно по расписанию, ко мне заходили Лиам с Миаром. Однако их визиты проходили по одному и тому же сценарию: старший брат едва здоровался, обменивался несколькими дежурными фразами и тут же исчезал, оставляя нас с Лиамом наедине. Однажды он объяснил своё поведение довольно просто — хотел, чтобы я получше узнала его младшего брата. Казалось, Миар действительно намеренно отступал в сторону, предоставляя мне возможность сблизиться с Лиамом, и, что самое важное, сдержал своё обещание: никому не рассказал о моём странном провале в памяти.

Но чем больше времени я проводила с Лиамом, тем чаще задумывалась, а стоит ли вообще скрывать это от родных и врача? Может быть, мне стоит набраться смелости и признаться, что какие-то моменты из моей жизни просто стёрлись, будто их никогда и не было?

Общение с Лиамом стало для меня чем-то особенным. Он говорил много и увлечённо, рассказывал разные забавные истории, а иногда, в порыве эмоций, начинал размахивать руками, весело изображая детали происходящего. В такие моменты я ловила себя на том, что совершенно забываю о его слепоте — настолько живо и образно он передавал свои мысли. Но самое странное заключалось в другом: каждое его слово отзывалось во мне чем-то тёплым, глубоко личным, сердце начинало биться быстрее, а внутри вспыхивало необъяснимое желание прикоснуться к нему, запустить пальцы в его темные волосы или просто обнять.

Кстати, о волосах… Я не сразу заметила, но в них отчётливо просматривались странные зеленоватые пряди — такие же, как у Миара. Только у Лиама они были мягче, светлее, словно вплетённые в солнечные лучи. Интересно, это какая-то модная тенденция или особенность их семьи? Хотя в таких вещах я не разбираюсь, да и неважно это.

А как только Лиам уходил, меня сразу накрывала пустота. Я не могла понять, почему мне так трудно отпускать его, ведь в памяти этот парень по-прежнему оставался почти незнакомцем. Я ведь не помню его, не так ли? Тогда почему сердце сжимается от тоски, стоит ему закрыть за собой дверь?

Сейчас мой «новый» старый знакомый готовился к операции, и я, хоть и старалась не показывать, переживала за него гораздо больше, чем хотелось бы. Меня тревожило даже не само вмешательство, а неизвестность: как он будет чувствовать себя после? Что изменится? Я пыталась расспрашивать парня об этом, задавала десятки вопросов, делая вид, будто просто интересуюсь, но в действительности отчаянно искала хоть что-то, что могло бы меня успокоить. Хоть малейшую зацепку, которая развеет этот тягостный ком в груди.

Я с нетерпением ждала вечера, потому что ночь приносила с собой особенные сны — те, что волновали, будоражили воображение и заставляли сердце биться быстрее. Именно тогда мне снились ОНИ. Два великолепных дракона, чьи образы прочно засели в моем сознании, не оставляя ни малейшего шанса забыть их.

Первый был черным, словно безлунная ночь, но его чешуйчатые пластины отливали глубоким изумрудным светом, поблескивая в воображаемых лучах. Они выглядели такими гладкими, теплыми, что мне казалось, стоит протянуть руку — и я почувствую под пальцами их прохладную шелковистость. А второй… Второй был буро-зеленым, его оттенки напоминали старый, покрытый мхом дуб, мощный и живой. Но самое странное — именно он, а не величественный черный, манил меня больше всего. Стоило мне увидеть его, и внутри словно что-то щёлкало, наполняя меня ощущением притяжения, таким сильным, что трудно было дышать. Он был, словно магнит, к которому невозможно не потянуться.

С самого первого сна я осознала, что этот мир — иной. Он не просто снился мне, он звал, увлекал, будто пытаясь напомнить о чём-то важном, почти забытом. И вместе с этим сладким, необъяснимым ощущением меня охватывал страх. Страх перед неизведанным. Перед тем, что ждёт меня там, если я сделаю шаг навстречу.

Но дни проходили в реальности, где меня ждала реабилитация и моя новая наставница. Её звали Егулина Тимофеевна, но коллеги называли её просто Ягулькой, и в этом прозвище было что-то магическое, словно оно действительно связывало её с Бабой Ягой. Казалось бы, миниатюрная бабушка, но энергии в ней хватило бы на целый десяток молодых. Она обращалась со мной так тепло, что порой мне казалось, будто я действительно её внучка, но в то же время гоняла меня без всякой жалости. В её глазах не было ни капли сомнения, что я встану на ноги, и уверенность этой удивительной женщины передавалась мне, заставляя стараться, стиснув зубы, даже когда мышцы горели от напряжения.

Но если Ягулька была строгой и тёплой одновременно, то её замена, Василиса, была чем-то совершенно иным. Дерзкая, непринуждённая, она сразу же дала понять, что не собирается меня жалеть. В первый же день эта девушка — с яркими, словно пламя, волосами — сделала нечто неожиданное.

— Хочешь примерить? — с ухмылкой спросила она, перехватив мой взгляд, когда я задержалась на её прядях.

Я не сразу поняла, о чём она, но потом, не удержавшись, протянула руку и осторожно коснулась её волос. Они показались мне знакомыми, как будто… напоминали мои прежние.