— Что, учиться решил в последний момент? Утром придешь.

— Утром я лучше посплю, — ухмыльнулся я, упихивая планшет с заметками в рюкзак. — И ты тут не скучай.

— Думаешь, я на ночь останусь? Щас. Мне вас, бездельников, осталось выгнать, а дверь охрана запрет. Чо, как дела у тебя? — решил он развлечься разговором, пока конвоировал меня к выходу. — Слышал, вы там совершили великий подвиг во благо Приемной комиссии.

— Совершили, и еще совершим.

Глеб усмехнулся, мне показалось, что слегка завистливо. Тут мы догребли до выхода, и я умчался к себе. Наш с Питоном доклад об эволюции обучения органике был готов, а вот к тесту по структурам систем, который Катапульта перенесла на понедельник, чтобы мы могли посетить испытания, я был готов так себе. Швед сказал, что это не я дебил, а курс слишком спрессован, пятилетникам читают более развернутую версию, и скинул мне их учебник. Да, их книжка была гораздо лучше, но она была и больше. А наша была только в библиотеке и только бумажная. Люблю университетские приколы. Какое-то знание раздается на каждом углу, а какое-то сидит в коробочке под семью замками. С точки зрения логики, именно наш курс должен был лежать в открытом доступе, потому что он короче, но на деле ровно наоборот.

В результате я чего-то себе в голову натолкал, на проходной балл должно было хватить. Теоретически материал был довольно полезен, потому что нам и вправду стоило знать, как работают смежники, да и то, чем я занимался в мастерской, было похоже. Но разве что слегка. Укладывалось то мое занятие в самый край схемы, главные проверенные временем принципы мы радостно нарушали.

В общаге наши позвали меня пить чай на кухню, Дима купил мешок творожных ушек, заявил, что их нельзя хранить вечно, ибо творог, и потому надо немедленно съесть. Ха! Вот уж никогда у нас это не было проблемой. Никакая еда не залеживалась, в холодильнике скучал только любимый соус Обы, который никто не ел, потому что тот был настолько острый, что натурально раздирал рот, пока ему самому не надоедало, и заесть его было нельзя.

Ушки закончились минут через пятнадцать, даже раньше чая.

— На такой результат я и не рассчитывал! — заявил довольный Дима.

— А они вкусные, — объяснил Баклан, дожевывая последнее ушко. — Где взял?

— Да тут недалеко. В двух станциях отсюда. Когда проект ездил закрывать.

— Оооо, — застонал Баклан. — Это далекооо!

— Да, — поддержал я. — Мы в такую глухомань не ходим.

— Ничего себе глухомань! Это гораздо ближе к центру, чем кампус, — обиделся Дима.

— Всё, что не мы, всё глухомань, — заспорил я. — Центр мира находится здесь.

Поржали.

— А, кстати, о глухомани. Ты теперь никогда к своей Кире не поедешь? Вы навсегда поссорились? — осторожно спросил Баклан.

— Да. Она меня заблокировала, а я, когда это обнаружил, заблокировал ее в ответ. Дверь должна быть подперта осиновым колом с двух сторон, для надежности.

— Радикально, — нахмурился Макс. — Почему?

— «Приходя, ты включаешь музыку, откидываешься в кресле, делишься с зеркалом чувствами, которые днём экономил, тебя охватывают мысли на тему „что было бы, если“, и ты совершаешь ошибку, например, набираешь номер»*.

— О, питерский вайб! Пронзительно. Из эпохи голосовой связи, а все равно — как сейчас написано. А еще такое есть? — заинтересовался Макс.

— Конечно. Для начала там есть начало. Это же финал стихотворения, просто я его целиком не помню. Но ты прав насчет питерского вайба, он характерный. Помню, было мне лет десять, мама привезла меня в Питер на олимпиаду по математике, где я ничего не выиграл, кстати. Зашли в кафе, а там акция: если придумаешь стих, пирожок дадут. Я немедленно накропал чего-то, и дали. Как сейчас помню — с мандариновым вареньем.

— Ну да. Здесь ни за что не дали бы.

— Сейчас нигде не дадут. Простое четверостишие тебе любая неройсеть напишет. А тогда еще надо было самому.

— А наши андроиды пишут стихи? — вскинулся Баклан.

— Ну а почему нет? У них что, нет доступа в сеть?

— А давай спросим.

— А давай!

И мы тут же написали в наш чат с Софьей.

Риц:@Софья, привет, ты умеешь писать стихи?

Софья:@Риц, На своих ресурсах — нет. Но у меня есть внешний инструмент. Про что надо написать стихи?

Риц: Напиши, как ты собираешь грибы

Софья:(печатает)

Риц: Большое стихотворение не надо, напиши маленькое, 4 строки, не больше

Софья: Поняла.

Софья: В лесу, где ветер не спит, Андроид с корзиной крадётся, В траве, где скрыт ноутбук, Гриб от него отвернется.

Баклан: Супер!

Дима: Круто!

Риц:@Софья, спасибо!

Софья: Рада была помочь.

— В этом что-то есть, — задумчиво прокомментировал Макс.

— Что-то…

— Да уж. Хорошо, что нам не надо завтра сдавать никаких стихов. Я чувствую, прогресс в этом направлении несколько преувеличен, — хмыкнул Дима.

— Да ну, зря ты, интересное видение, — заступился за творчество Софьи Баклан.

— Интересное, да, — не стал спорить Дима. — Народ, кажется, мы всё съели.

— И чай выпили.

— По домам?

— Спасибо этому дому, пойдем к другому.

И мы поднялись на этаж.

Баклан плюхнулся на кровать и, разрываясь от конфликта лояльностей, написал в мессенджер.

Баклан: Привет. Ты просила узнать, закончилось ли там все. Ответ — да. Закончилось

Олич: Спсб. Я могила

Баклан: Знаю я твою могильность

Олич: Все во имя добра

Баклан: Надеюсь

Заседание в Министерстве по поводу органических проблем два раза переносилось, пока не приземлилось в девятичасовой слот понедельника. Не самое лучшее время для полета мысли. Однако неудобство времени и места компенсировалось малым коллективом и отсутствием вестников прогресса. Гелий своим глазам не поверил, когда не обнаружил их за столом в переговорной, и передоверил проверку своему зрительному кристаллу и трости. Послушно проверив участников встречи, устройства заверили его, что действительно отдел прогресса отсутствует в полном составе. Был только министр, два его зама, четыре ректора и три главы органических отделений, включая Гелия. От Константиновки был только ректор, поскольку чистой органики у них еще не было. Терпимое количество участников.

Кофейник уже стоял на столе, участники весело завозились, разливая себе кофе по чашкам.

— Какой красивый! — одобрил Седов, ректор Старого университета. — Неужто серебряный?

Министр Астахов ухмыльнулся.

— Только притворяется таким. На самом деле, он немного термос, но вот сделали под серебро.

— Хорошая вещь, полезная.

Еще пять минут потратили на беседы о пользе и вреде кофе, и, наконец, приступили. Слово взял министр.

— Господа, вы все прекрасно знаете, что мы с вами ожидаем массовых проблем с элементной базой.

Присутствующие закивали.

— Мы считали, что у нас есть время, и серьезных отказов не будет до конца следующего года. Я помню, что мы вообще не собирались обсуждать этот момент сегодня, а планировали решить вопрос с расширением отделений, но произошли изменения. У нас есть информация, что отказы уже начались. Гелий, вам слово.

Участники синхронно нахмурились и повернулись к Гелию. Профессор поднял брови, он не ожидал, что Астахов возьмет с места в карьер, но отказываться не стал. — Краткий итог. Потом расскажу подробнее, если будет желание слушать. Мы обнаружили, что большая группа типовых элементов библиотек утратила прежнюю прочность. Если конкретней, это коснулось элемента «ячейка». Элемент, который в библиотеке выглядит совершенно нормальным и здоровым, после встраивания в крупную структуру начинает разрушаться будучи незаполненным. Этот эффект коснулся всех элементов этого типа, до которых в последние три дня мы смогли дотянуться. В данный момент мы изготовили заплатку, то есть элемент «ячейка», который снабжен более слабым модулем разрушения. Он ведет себя несколько приличней. Этот элемент уже загружен в библиотеку нашего университета и в Министерскую библиотеку.