– Ради любви, которую Альберт питал к вам, я продолжу выплачивать вам пособие, но вы не можете остаться со мной. Я немедленно напишу, чтобы мне наняли новую компаньонку, и, когда она приедет, вы сможете отправляться, куда захотите, лишь бы подальше от меня.

– О, но, дорогая моя…

Элинор отвернулась к окну, а мисс Блэйксли принялась изливать свою обиду слезами. Что ж, возможно, это и к лучшему. Элинор приехала в Лондон чтобы развлечься, а это довольно затруднительно, когда каждый твой шаг критикуют. Молодая компаньонка, вот что ей нужно.

Та, которая поможет предотвратить сплетни, но не станет мешать ей делать то, что хочется. И необходимо предпринять что-то, чтобы оттолкнуть женихов, которые видели в ней лишь наивную и богатую молодую вдову, которую ничего не стоит заполучить.

Оксфордшир, апрель, 1818

Талия Обри с нарастающим отчаянием рылась в бумагах на столе в кабинете отца. Рукопись ее новой поэмы была тут еще утром. Она не сомневается в этом. Когда поиски ничего не дали, девушка бросила их, выругавшись, чего бы не одобрила ее мать, и вышла из кабинета.

Она прошла по коридору в комнату, которую делили ее младшие брат и сестра, Урания и Эдвард. Никого из детей там не оказалось, но в комнате валялись перо и опрокинутая чернильница, содержимое которой медленно растекалось по рассыпавшейся стопке страниц. С растущим страхом Талия пробралась между разбросанными вещами, чтобы вытащить первую из страниц. Это действительно была ее рукопись: около пятидесяти стихотворений, переписанных ее изящным почерком для отправки лондонскому издателю.

Теперь стихи оказались перепачканы семилетним мальчиком: отпечаток большого пальца тут, брызги чернил там, а поперек ее любимого стихотворения – череп ужасного чудовища, похожий на птичий, с длинным клювом и зубами.

Стиснув губы, Талия собрала исписанные листы, вернула их на свой стол, а затем принесла из кухни тряпку и немного воды, чтобы смыть чернила.

Унижался ли Шекспир подобным образом, убирая за ребенком? Она подозревала, что нет: о чем-то подобном позаботилась бы его жена. Или сестра. Или мать.

Когда Талия несла обратно на кухню испачканные чернилами тряпки, Эдвард промчался по коридору так быстро, что едва не сбил ее с ног. Он заскочил к себе в комнату и почти сразу вылетел обратно.

– Талия! Что ты сделала с моими рисунками?

– Твоими рисунками? – откликнулась она. – Это были мои стихи.

Мальчик пожал плечами.

– Папа не разрешает трогать его бумаги, а мне нужно на чем-то рисовать. – Он просиял. – Ты видела моего монстра?

– Да. Что это вообще такое?

– Гигантская рыба-монстр. Грация рассказала мне о ней. Ее нашли недалеко от Лайм-Риджиса. Представляешь, идешь на рыбалку и ловишь такую штуку!

Талия вздрогнула.

– Я бы предпочла обойтись без этого.

– Очень хороший рисунок, правда?

– Да, очень продуманный, но тебе и правда не стоит портить мою работу.

Эдвард сморщил нос.

– Это всего лишь стихи. – Затем разговор, похоже, ему наскучил, он побежал назад по коридору и скрылся в направлении кухни.

Талия вздохнула. Что ей нужно, так это комната с замком на двери. А еще лучше – комната в Лондоне, где она могла бы общаться с другими поэтами и начинающими писателями, где могла бы искать издателей. Примерно через год после катастрофического лондонского сезона она начала ощущать возвращающийся интерес к интеллектуальному миру, который едва не разрушил ее бывший поклонник Джеймс Дарби. Он соблазнил девушку стихами и искрометными салонными фразами, убедил сбежать с ним и только в последний момент признался, что не испытывает к ней настоящей любви. У Талии не было ни малейшего желания возвращаться в Лондон, чтобы участвовать в ярмарке невест, но она тосковала по обществу единомышленников.

Однако тетя Гармония не собиралась открывать свой лондонский дом, пока Грация оставалась с мужем за границей, в Индии. А мать Талии не могла ни позволить себе снять дом, ни выделить время на то, чтобы сопровождать дочь в Лондон. Вместе с тетей Гармонией она решила, что не стоит тратить деньги на сезон, если Талия всерьез не намерена искать себе мужа, и, возможно, лучше дать улечься прошлогодним сплетням о Талии и мистере Дарби. В следующем году, пообещала тетя Гармония.

Талия не хотела ждать год.

Она вернулась в кабинет отца и взяла со стола газету. Если повезет, там найдется подходящее объявление – хотя за последние недели поиски не дали результатов.

Но удача – может быть, в награду за то, что она оставила свои стихи на растерзание Эдварду, – оказалась на ее стороне. Забившись в уголок, Талия прочла: «Овдовевшая дама, недавно завершившая траур, ищет в компаньонки честную, умную, послушную молодую леди, которая сопровождала бы ее в поездках и на некоторых общественных мероприятиях. Заинтересованные лица могут обратиться по адресу: Керзон-стрит, 10, Лондон».

Талия перечитала объявление еще раз. Она, безусловно, была честной, умной и молодой, и с ней можно легко договориться, если это давало шанс вернуться в Лондон. Сопровождать пожилую леди по городу – звучало довольно успокаивающе, особенно после того, как дома она присматривала за двойняшками. И конечно, у нее будут выходные или хотя бы частично свободные дни, когда она сможет заниматься своими делами или посещать интеллектуальные салоны. Без сомнения, многое будет зависеть от характера почтенной дамы, подавшей объявление, но Талия готова рискнуть.

Она устроилась за письменным столом, отодвинула в сторону испорченные бумаги и принялась писать.

Три дня спустя, ожидая отца, который должен был вернуться из города вместе с почтой, Талия стояла на лужайке перед домом, когда к ней галопом подъехал всадник.

– Адам! – воскликнула она, обняв долговязого молодого человека, когда тот спешился. В детстве Адам был ее близким другом, но их лондонский сезон все изменил. Теперь Адам был помолвлен с Калли, сестрой Талии, хотя, как священнику, ему приходилось ждать еще несколько лет, прежде чем у него появится возможность содержать жену. По закону он не мог быть рукоположен, а значит, и получать средства к существованию, пока ему не исполнится двадцать четыре года, то есть примерно еще три года. Пока же Адам учился у отца Талии и время от времени писал для него проповеди.

– Как продвигается твоя работа? – поинтересовалась Талия.

– Исследование движется быстро… но, если ты спрашивала о моей новой проповеди, кажется, на этой неделе она усыпила не так уж много прихожан, так что мы делаем успехи. – Адам улыбнулся немного печально, склонив голову так, что солнечный свет заиграл на его очках.

Калли вышла из дома как раз вовремя, чтобы услышать его последние слова, и покачала головой.

– Адам скромничает. Ты слышала, как папа читал проповедь о долге по отношению ко всем нашим братьям и сестрам, а не только к тем, кто нам нравится. – Она привстала на цыпочки и поцеловала Адама.

– Ах, – воскликнула Талия. – Что ж, с моего благословения, забирай себе Эдварда.

Калли рассмеялась, она уже слышала о его рисунке.

Талия увидела отца, который возвращался домой пешком. Она оставила сестру и Адама, и бросилась к нему.

Когда он улыбнулся дочери, вокруг его глаз появились морщинки.

– Меня не было всего два часа, Талия, но я польщен, что ты так по мне скучала.

Она промолчала и прикусила губу, пытаясь сдержать свое нетерпение.