Тот, кому так хотелось покурить, облизал пересохшие губы и метнул взгляд по сторонам, как побитая собака. Потом хрипло сказал:

- Одолжите сигарету. Верну целую пачку, как только вернёмся в крепость.

Его голос дрожал, в нём сквозила ломка. Челюсти сжимались так, что хрустела эмаль. По сути, он готов был пообещать хоть золотые горы, лишь бы затянуться прямо сейчас.

Сигареты в крепости и правда были дорогим удовольствием – пачка стоила под двести рублей.

- А кто сказал, что мы вообще вернёмся живыми? – язвительно отозвался кто-то из темноты. – Чем ты сейчас расплатишься, собственной шкурой?

Косой тяжело выдохнул, качнув головой. Ему всё это напоминало ссору в трактире из-за корки хлеба. Пока где-то в лесу их двое товарищей могли ещё дышать или корчиться от боли, остальные чуть не перегрызлись из-за табака.

Тот самый солдат, которого накрыла абстиненция, начал бледнеть. Его руки дрожали так, будто по ним пустили ток. Лоб покрылся мелкой испариной, капли пота скатывались по вискам. Он трясся и всхлипывал, словно под ним проваливался пол.

Солдаты в крепости курили дорогой табак – явно не ту бурду, что продавалась рабочим за копейки, – но именно поэтому зависимость у них была сильнее и ломка жестче. Если бы сейчас на группу обрушилась опасность, этот несчастный не смог бы даже подняться на ноги, не то что стрелять.

Ярослав бросил взгляд на Синявину. Она сидела неподалёку, глаза широко раскрыты, сна ни в одном глазу. Он негромко спросил:

- Что, чёрт возьми, творится внутри крепости?

Этот вопрос грыз его давно. Он ещё пацаном мечтал оказаться там – в мире, где нет кукурузного хлеба вприкуску с холодной водой, где можно умыться каждый день и где в домах горит электричество. Вместе с Лёшкой Пронырой они грезили крепостной жизнью, думая, что это – настоящий рай. Но теперь всё выглядело совсем иначе.

Синявина заметно оживилась, услышав, что Косой заговорил первым. Она понимала: в этой дикой дороге лучше держаться рядом с ним, чем с остальными. Наклонилась и почти шёпотом заговорила:

- На самом деле, всё это сделали нарочно. Был мятеж в одном из гарнизонов. С тех пор надзиратели начали держать солдат в узде вот такими методами. Сигареты – лучший поводок. Им проще иметь дело с одурманенной, зависимой толпой, чем с амбициозными мужчинами с оружием.

- Нельзя курить так часто, как они? – нахмурился Ярослав.

- Конечно, нет, – покачала головой Любовь. – Некоторые ветераны уже как живые мертвецы. Их жёны сбегают от них к другим, потому что жить рядом с таким – не жизнь.

- И в крепости такой бардак? – вздохнул Ярослав.

- Это ещё ничего, – вдруг с горечью усмехнулась Синявина. – Я видела шестидесятилетнюю старуху с десятком мальчишек. Она им за постель платит, представляешь? Малолетних совращает!

Ярослав аж моргнул от неожиданности.

- Шестьдесят лет? Это как-то… не то слово. Совращение тут не при чём.

- А как ты это назовёшь? – удивлённо спросила Любовь.

Косой потеребил щёку, чуть подумал и серьёзно выдал:

- Рождение детей в старости.

Синявина открыла рот, но слов не нашлось. Вот и скажи потом, что он псих. С виду обычный, даже здравый мужик, но мысли у него всегда шли каким-то странным, искривлённым руслом. Может, в этом и была его сила?

В этот момент из глубины пещеры раздался крик:

- Что это?! Почему тут мокро?!

Голос звенел паникой. Солдаты подскочили и бросились наружу, словно их хлестнули кнутом. Ярослав шагнул к ним и заглянул внутрь.

И застыл.

Пещера опустела.

Только вот в чём фишка, Косой никогда не верил ни в привидения, ни в прочую чепуху, так что первым делом он спокойно осмотрелся и попытался разложить всё по полочкам. В пещере, куда уставились напуганные солдаты, не оказалось ничего подозрительного. Тишина, лишь гул дождя за скалой да редкие потрескивания веток вдалеке.

И тут его осенило. Ярослав вскинул голову и заметил – с каменного потолка падали капли воды. Медленные, тяжёлые, блестящие в тусклом свете костра, они с мягким шлепком ударялись о землю и разлетались мелкой брызгой.

Дело оказалось простым: вода снаружи просачивалась сквозь слои камня и мха и постепенно собиралась здесь. Солдат, сорвавшийся в панике, просто был на пределе – нервы натянуты, как струна. Вот и показалось ему, будто над ним повис неведомый зверь или мерзкое чудовище, что слюной капает прямо с потолка.

Но для Ярослава это было вовсе не повод для страха – напротив, находка оказалась ценнее золота. Он резко повернулся к остальным и сказал:

- Да вы гляньте, это же самый настоящий дар судьбы! Можно прямо отсюда брать воду. Камень с мхом – лучше любого фильтра, он задерживает всю грязь. Чище, чем в колодце. Ну а если сомневаетесь – закипятите, и всё.

Хромов недоверчиво сощурился и уточнил:

- Ты уверен, Косой? Вода действительно безопасная?

- Да, – твёрдо ответил Ярослав. – Поверь, это один из самых чистых источников, что можно встретить в пустошах. Иногда даже родниковая вода не идёт с этим ни в какое сравнение.

Хромов не стал спорить. Он сразу же схватил свою военную флягу и протянул её под капли. Металл тихо зазвенел, когда первые струйки наполнили её.

До этого солдаты кое-как перебивались жеванием сосновых иголок – сок хоть немного утолял жажду, но едва поддерживал силы. Это был суррогат выживания, не более. Вода же, свежая и прохладная, пахнущая камнем и дождём, оказалась настоящим спасением.

Казалось, даже воздух в пещере стал чище, когда первые капли попали на язык жадных до жизни людей.

Станислав Хромов недолго возился: наполнил флягу, повесил её над костром, и в тусклом, колеблющемся огне забулькала нагревающаяся вода. Он, глядя на товарищей, твёрдо сказал:

- Вы, ребята, должны напиться. Всем хватит хоть по чуть-чуть.

Но у других солдат не было таких фляг – простых, крепких, рассчитанных и на хранение, и на кипячение. Их единственным сосудом оказался собственный рот. Им оставалось лишь ловить холодные капли, скатывающиеся со свода пещеры. Люди толкались плечами, цеплялись друг за друга локтями, норовя занять место под тонкой, неровной струйкой.

Кто-то успевал распахнуть рот и жадно принять три-четыре капли, кто-то – одну. Вода пахла камнем, сыростью и дождём, она была ледяной, и от неё по зубам проходил звонкий озноб. Тем не менее, для изнурённых жаждой солдат каждая капля казалась слаще мёда.

И только Булавкин выглядел особенно жалко: его отталкивали, пихали, и он так и не сумел вкусить даже крошечной капли. Его сухие губы трескались, а глаза наливались злым блеском.

Через какое-то время один из солдат, сорвавшийся на крик, выплюнул сквозь злость:

- Да как нам этого хватит?! Мы по капле слизываем со стены, как крысы, а у Косого в кармане две полные бутылки! Сидит, небось, и пьёт тайком, пока нас заставляет лизать камень и жевать хвойные иголки. И ещё говорит, мол, вода тут чистая! Да может, она вообще гнилая!

В толпе зашевелилось недовольство: раздражённые взгляды, короткие фразы вполголоса. Но всё же ни один не решился перейти грань – Косой и Журавлёва держали в руках пистолеты, и это подавляло всякий протест.

Ярослав нахмурился. Мысль о том, что толпа может сорваться, сидела в нём тяжёлым камнем. "Вот бы всё своё добро можно было хранить во дворце…" – подумал он. Тогда можно было бы просто сунуть туда бутылку и сказать остальным, что потерял. Никто бы и не подумал подозревать. А так… если эти измотанные люди потеряют рассудок, кто-то вполне может решиться на удар в спину.

Он сунул руки в карманы куртки и сжал прохладный пластик бутылок. Попробовал снова – может, получится?

Но откуда-то из глубины, из самого дворца, прозвучал холодный бездушный голос:

"Права на хранение не были получены."

Губы Ярослава дёрнулись. На мгновение ему захотелось заорать, разнести этот голос в клочья.

"Да скажи ты хоть как получить эти чёртовы права! Почему могу хранить там чёрное лекарство, но не воду? Почему?! Что вам, в аду, не нравится в простой воде в бутылках?!"