Левая рука сильно болела.

Том то просыпался, то вновь засыпал. Во сне он видел танцующую и бессердечно смеющуюся мать; видел голодного Парадокса с выступающими ребрами, не похожего на прежнего игривого котенка; видел труп отца, кружащийся в Воронке Смерти. Он чувствовал руку, но ее не существовало на самом деле. Лишь боль напоминала о ней.

– …проснулся наконец? – услышал он, когда проснулся в очередной раз.

Тома захлестнула волна изнеможения, он не мог даже пошевелиться.

– Я спрашиваю, ты проснулся?.. – повторил Жак, заглядывая через черную мембрану.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Том.

– К тебе посетитель. – Жак исчез из виду.

Том перекатился на левый бок. Он остро чувствовал каждую клеточку несуществующей руки. А если бы она существовала, то была бы сейчас одновременно и на простыне, и на полу. Едва ему удалось сесть, как вошел маэстро да Сильва.

– Доброе утро! Я могу сесть?

– Э-э-э… – сказал Том.

– Воздушную подушку, – приказал учитель фехтования.

Тут же из черной стены выскользнула и повисла в воздухе подушка в форме ромба. Том заморгал.

– Доброе утро, – выговорил он наконец, прочистил горло и повторил: – Доброе утро, маэстро.

Маэстро да Сильва сел на подушку и скрестил ноги.

– Этот акцент… Ты из владения герцога Казнхова?

– Нет, я отсюда. Из этого владения, но… – Том опустил взгляд вниз, на пол.

– Понятно. На сколько страт ниже ты был?

– Я точно не знаю.

Помолчали, глядя друг на друга. Затем, словно рассуждая вслух, маэстро сказал:

– Иногда, когда противник применяет слишком сложную стратегию атаки, можно использовать это в своих интересах.

– Гм… наверно.

– Но ведь ты не спортсмен. – Это был скорее не вопрос, а утверждение. При этом маэстро смотрел не на Тома, а в сторону, будто стеснялся слабости собеседника. – Что тебя интересует?

– Поэзия, сэр. – У Тома пересохло во рту. – И математика… А также языки.

– Хм. – Маэстро указал на ампутированную руку Тома. – Раз ты здесь, значит, наказание за проступок было весьма умеренным. Плохие оценки или что-то вроде этого.

Том кивнул. Тэту в настоящее время приходилось пахать сверхурочно, чтобы исправить двенадцать плохих оценок, которые он заработал, пролив суп на одну из знатных племянниц леди Даринии.

– Тебя предупреждали, чем это может кончиться?

– Да, сэр.

Использование имплантантов никем не контролировалось. Никто даже не заметил, что Том избавился от него. Власть имущим было наплевать на количество рук у слуги.

Если бы Том попытался удалить свою клипсу-идентификатор, все было бы по-другому. В охранных системах дворца сработала бы сигнализация. Соответствующие службы проследили бы за ним, а потом бы его задержали.

– Тебе не кажется, что такая система сознательно провоцирует на совершение дурных поступков? То же касается и очков за заслуги… – Маэстро да Сильва встал. – Ну ладно, всего хорошего.

Парящая подушка отплыла в сторону. Маэстро, не оглянувшись, шагнул через мембрану. А Том смотрел, как стена поглощает подушку.

– Ну? – Вошел Жак. – Чего он хотел? Том покачал головой:

– Без понятия.

– Ранг: лорд без владения. – Младший управляющий запрашивал информацию по дисплею, зажегшемуся над его запястьем. – Имя: Кордувен д’Оврезон.

Том кивнул, когда перед ним появилась топографическая триконка. Ее проецировала щеголеватая полоска на его рубашке.

– Мне кажется, у джентльмена проблема с гардеробом, – продолжил младший управляющий.

– Я разберусь с ней.

Выйдя из кухонного комплекса, Том коснулся тускло светящейся стены и прошептал:

– Это правильно? Третья страта, правая спираль, двенадцатая комната? Имя гостя – д’Оврезон?

По стене в знак подтверждения прошла рябь.

– Э-э, спасибо. – Том благодарно похлопал по стене. Его мысли вдруг запрыгали с одного на другое. Д’Оврезон?!

Пока он добрался до нужной части страты, несуществующая левая рука сильно разболелась. Он мог бы попросить, чтобы дворец ускорил его путешествие – ведь когда молодой лорд Авернон оказался в беде, пол в коридоре превратился в самую настоящую движущуюся ленту… А поздно ночью, когда Том возвращал на кухню матричное лезвие, дворец заставил его уйти сквозь пол коридора на более низкую страту, обладавшую тем же статусом. Дворец был сложно устроен, и существовало множество уловок, чтобы избежать ночного патруля…

Но ни о чем просить Том не стал. Во время длинной дороги была возможность поразмышлять.

Он замедлил шаг.

Мысли его обратились к самому себе. Он думал об извлечении имплантанта и о работе, о том, почему пришел на помощь лорду Авернону и почему сделал это не сразу. И о многом другом…

Но как только юноша остановился перед внешней мембраной покоев лорда д’Оврезона, в его душе подобно сильно натянутой струне завибрировала ненависть.

– Безвкусно, не так ли?

В воздухе чувствовался запах ладана. Стены были украшены движущимися узорами темно-бордового цвета; изображение, нарисованное одной непрерывно движущейся линией, повторялось через регулярные промежутки.

– Я видел залы и получше, – сказал Том, удивляясь сам себе.

Рядом с замысловатой скульптурой, образованной из переплетенных черных и серебристых лент Мебиуса и поверхностей Кляйна, стоял молодой человек. Он был примерно на два стандартных года старше Тома. Белокурые волосы, аккуратное изящное лицо, глубокие серые глаза. Он глубокомысленно постучал по скульптуре ногтем.

– Извините! – легко выдохнул Том, изгоняя из души ненависть.

– Надо починить костюм. – Д’Оврезон поманил пальцем. – Пойдем со мной.

Том последовал за ним в соседнюю комнату. Около кровати лежали множество открытых розовых чемоданов. Сверху был брошен черно-серый комплект одежды с невероятно длинными кружевными оборками.

– Возьми его! – Д’Оврезон бросил костюм на протянутую руку Тома.

Том было поклонился, но костюм шевельнулся и заскользил по его плечу вверх, кружевные оборки обхватили горло, начали сжиматься. Д’Оврезон потянул костюм за рукав и сильно шлепнул по нему. Костюм упал на пол, будто оглушенный.