Пар, поднимающийся над чашкой, золотился в лучах солнечного света, льющегося через высокое окно. Помощник регистратора («Зовите меня Анна-Мари») сидела за шестиугольным столом и потягивала чай.

– В институте «Виа лучис» вас, Карин, встретят довольно прохладно. – Она отхлебнула из чашки. – Но в глазах студентов Технического университета вы станете своего рода героиней.

Пар почти скрывал ее бегающие глаза.

– Замечательно! – Карин взглянула через окно на университетский городок. – Это – все, что мне нужно.

– Не думаю, что вы стремитесь только к тому, чтобы чувствовать себя комфортно, – заметила Анна-Мари.

– Да. Но если жизнь в университетском городке не заставит меня измениться, то остальное и подавно не подействует.

– Точно, – зрачки слепых глаз Анны-Мари продолжали бегать и после того, как она поставила чашку на стол.

Карин знала, что будет жесткий график. В течение трех месяцев она продолжит обучение – включая физическую подготовку – самостоятельно. Никаких лекторов, никаких преподавателей. Даже сэнсея.

Это было частью испытания. Они знали, что она умеет подчиняться дисциплине. Они хотели проверить, как у нее с самодисциплиной.

– Есть ли еще кандидаты в Пилоты в университетском городке?

Анна-Мари улыбнулась:

– Остался один из предыдущего набора.

– Понятно.

Карин не хотелось спрашивать, сколько их было первоначально. Норма отсеивания здесь, на заключительном этапе, была очень высока.

– Его зовут Дарт. Он будет проходить испытания. Карин не удержалась, чтобы не спросить:

– А как насчет меня? Вы думаете, я дойду до конца?

– Неверный вопрос, – сказала Анна-Мари, улыбнувшись. – Не знаю. Но я очень надеюсь, что вы не пройдете. Потому что вы мне нравитесь.

«Что это, – подумала Карин. – Часть подготовки? Или искренняя забота обо мне?»

– Понятно, – она вздохнула. – Вы, Анна-Мари, наверное, считаете нас сумасшедшими или круглыми дураками?

– Нет, – Анна-Мари замолчала на мгновение, затем добавила серьезным голосом: – Чаще всего я считаю, что все вы храбры, как черти.

«Чаще всего, – подумала Карин. – А что же вы считаете в оставшееся время?»

Музыка неслась из коридора рядом с факультетом медицинской физики. На ярко-желтой голограмме было выведено название бара: «Пузырьки из газировки». Карин покачала головой, но вошла внутрь.

– Чего желает симпатичная леди? – Перед нею стоял молодой человек с кожей цвета слоновой кости, волосы падали ему на глаза. – Пузырьков или газировки? Кстати, вы играете в слов-мозаику?

Карин только хмыкнула и посмотрела в ту сторону, куда он кивнул.

В отдельном кабинете сидело несколько молодых студентов. Текстовая голограмма проецировалась с плоского дисплея, висящего над черным стеклянным столом, который они окружали.

– Меня зовут Чоджун.

– Карин.

Когда она протиснулась в кабинет, студенты потеснились.

– Ваша очередь, Аказава, – один из них протянул Чоджуну несколько курсоров, управляя которыми тот мог исправлять текст.

– Хорошо, – Чоджун подмигнул Карин. – Сейчас вы увидите мастера в действии.

Игнорируя ироническое посвистывание других игроков, он подошел к дисплею.

Карин изучала текст. Ссылки на языке рагнарек придавали ему некоторый смысл, но сложные каламбуры, геометрические плоскости, образованные ключевыми словами, были недоступны для ее понимания. Карин наблюдала, как Чоджун – он был всего на несколько лет моложе ее – быстро перестраивал слова и диктовал текст. Внезапно Карин почувствовала себя старой и несовременной.

Чоджун жестикулировал и бормотал инструкции с бешеной скоростью. Не останавливаясь ни на минуту, он продолжал создавать новый текст, а его друзья восхищенно восклицали или отпускали саркастические замечания. Гексаграммы складывались в рассказ, который назывался «Сумерки Богов, комическая интерпретация». Это была и игра, и одновременно нечто большее.

Для Карин все это было недоступно.

Она тихо выскользнула из кабинета, пробормотав:

– Извините!

Ни Чоджун – на его влажном от пота лице пролегли глубокие морщины, так он был сконцентрирован на игре, – ни другие не обратили на это никакого внимания.

Кроме небольшого десятилапого робота, стоявшего на никелированной стойке, в баре был и настоящий бармен. На полках за его спиной выстроились ряды бутылок.

– Надеюсь, – пробормотала Карин, залезая на табурет, – что по крайней мере знаю, как пользоваться этим роботом.

Рядом на табурете сидел высокий мужчина, одетый в черный костюм.

– Играют в мозаику, – сказал он.

– Извините! – Карин нажала на сенсор робота. – Коктейль. Любой. Самый крепкий, какой у вас есть.

Высокий человек присвистнул от удивления:

– У вас серьезные намерения, как я погляжу.

– Обычно я не пью.

Бармен, смахивающий внешностью на студента, внимательно следил за всеми действиями робота. Вероятно, этот робот был его собственным инженерным детищем.

– Игра в мозаику, – незнакомец кивнул в сторону кабинета, который только что покинула Карин. – Бессмысленное занятие.

Перед нею появился ярко-оранжевый стакан. Около стакана лежала маленькая пипетка.

– Не знаю, не знаю. – Карин посмотрела на высокого мужчину. – Возможно, нам это уже недоступно.

Лицо мужчины было некрасивое, будто вырезанное из дерева. Вместе с тем в нем чувствовалась этакая надежность. Его левую щеку украшала переводная картинка с изображением черной молнии.

– Возможно. Но это не повод для того, чтобы отравлять свой мозг.

Карин, не слушая, взяла стакан с подставки робота и сделала глоток. Жидкость обожгла ей горло подобно кислоте, и Карин, задохнувшись, едва не выронила стакан из рук.

– Господи!

Сквозь слезы, рекой хлынувшие из глаз, она обнаружила, что стены бара качнулись из стороны в сторону. Перед глазами поплыло.

– Вы должны были предупредить меня.

– Я старался. – Мужчина широко усмехнулся. Его улыбка производила очень сильное, почти физическое воздействие. – Надо было капать напиток пипеткой на язык. По одной капле, время от времени. Эффект мгновенный.