- А оно тебе надо? – Элина вздохнула. – Я с радостью простилась с жизнью шлюхи. Теперь я могу начать новую жизнь. Я могу идти куда хочу, и делать что хочу. Я могу очаровать какого-нибудь лорда и стать леди, и никто не посмеет даже по пьяни сказать, что видел меня в таверне – когда я буду в богатом платье. Ты же знаешь что бывает с чернью, что осмеливается такое вякнуть.

Хани поёжилась.

- Но ты не перестаешь ею быть, - робко ответила она. Элина рассмеялась:

- Важно лишь то, что о тебе осмелятся сказать. Если ты будешь великой волшебницей, даже если кто-то узнает – они будут молчать, потому что не хотят превратиться в жаб. Понимаешь?

Хани медленно кивнула, с выражением беспомощности глядя на Элину:

- Но это… больно… отвратительно и унизительно… И это останется со мной! Навсегда! Я буду знать!..

«Да как же ты заебала-то, а…»

А вот это, кстати, мои мысли. Нетерпение юности, чующей целочку и жаждущей её порвать, залив кровью белые простыни. Абсолютный похуизм и отсутствие сострадания и эмпатии к бедной девочке, для которой это – важно. Значит, приступы понимания – навеяны. Продолжим, это, к слову говоря, ценный опыт.

Нужно больше. Через это – я понимаю тебя. Что тебе довелось пережить. Что ты чувствуешь. Я знаю – ты проникла в меня, ты зыбким маревом проходила через мои грёзы, и по пьяни и наяву, ты не осуждала… Хоть и назвала мои вкусы невзыскательными, но это мои вкусы – я не знал лучшего, в отличие от тебя. Теперь я проникаю в тебя. В твои мысли и чувства. Мы встретимся не скоро, и ты снова опалишь меня своим огнём пережитой боли, снова разбередишь свои кровоточащие раны, что не заживают, ибо они – твоя любовь. Твоё отражение – Элина.

Теперь, зная о её прошлом, я вернулся в него на миг взглядом, в тот миг, когда, обнимая её измождённое страстной ночью тело, я сказал «я люблю тебя».

Не это ли соединяет души, если конечно у тебя есть душа… И я прекрасно понимаю, что я не мог призвать тебя в тот первый раз с помощью этого на редкость убогого круга призыва, исковеркав всё, что только можно. Это не я призвал тебя – это ты пришла ко мне, по своей воле. Увидев, почувствовав во мне что-то близкое тебе.

… И я отвергнув первое предложение, попросил то, в чём нуждался, но понял я это только сейчас. Зрение. Видеть истину.

И она в том, что ты не демон. Ты кто угодно, но не демон. Я знал это, но не понимал этого, скованный предрассудками и предубеждениями. И я ошибался в тебе. Ты не пыталась убить бога, защищаемого ордой фанатиков. Ты была…

Краткий проблеск истины… слишком краткий, чтобы понять, объять, осознать, ощутить.

Мне потребуется не одна кружка пива, чтобы ощутить твоё головокружительное падение.

И переосмысление.

И всё это я увидел, глядя на Хани. Вот почему она важна, она – второе отражение. Её глаза – зеркало, что колышется маревом, за которым – стыдливо спряталась ты…

- Как думаешь, что больнее, это – или кинжал в живот? – спросил я. Хани вздрогнула. – Да, ты знаешь ответ. По сравнению с тем, что ты пережила это хуйня.

- Есть не только боль! – возразила она.

Заебись, она уже торгуется.

- Хани, тебя всю дорогу учили и убеждали, что сделанное Элиной – грязно и отвратительно, - сказал я. - И ты, желая стать волшебницей, а волшебники, если ты не в курсе, роют носом землю и тщательно просевают каждую песчинку в поисках знаний, не усомнилась в том, в чём тебя убеждали? Ты, не попробовав – сделала вывод, основываясь на словах тех, кто презирает тебя?

Это, бля, был явно удар ниже пояса. Так держать, милая. Теперь я знаю – ты была такой же, как она. И твоя невинность значила для тебя столько же, сколько для неё. Но ты попробовала.

Есть два способа сделать это. Насиловать, пока не понравится. Или подарить неизведанное ранее наслаждение.

Опять миг грёз, глаза Хани зажглись пламенем, а кожа покраснела, она сжимала бедра, зажимая между них ладонь. Я моргнул – и видение исчезло. Но истинное зрение не обманешь…

Тебя не брали силой. Ты смотрела – и возжелала. Но что-то мешало тебе переступить через то, во что ты верила. Но однажды ты переступила. И теперь - ты смотришь. И желаешь. Да будет так. Я дам тебе то, чего ты хочешь, но то, в чём действительно нуждаешься – ты получишь много позже… Когда ты получишь то, чего хочешь, и поймешь – что этого – не достаточно. И лишь я могу дать тебе это.

На лице Хани было смятение и непонимание.

- Я видела… это было ужасно… И я не хотела быть на их месте!

- Ты не на их месте, - вставила Элина. – И никогда не будешь!

Хани взглянула на неё, потом на меня. Потом – на свою книгу заклинаний, которую до сих пор прижимала к груди.

- Она, похоже, не может порвать с прошлым, как ты, - притворно вздохнул я, обратившись к Элине. – Жаль.

- Дай ей время, - возразила Элина. – Это непросто. Перечеркнуть жизнь, и начать заново. Особенно если эта жизнь не была такой как у меня. Мне было проще.

Ага, и ножки раздвигать ты уже привыкла. Да-с, вот это уже мои мысли.

- А я не тороплю. Я заебался в край, и хочу спать. Берит сказал что разбудит, если гости пожалуют, так что… - я без тени смущения, а хули мне собственно, стесняться, разделся практически до гола и рухнул в постель. Забрался под одеяло. И закрыл глаза. Мне кажется, вместо пива мои сегодняшние приходы были обусловлены усталостью и бессонной ночью…

***

На этот раз во сне я обошелся без посторонних. Мне снилась какая-то хрень - я, громыхая железом, восседая на коне несусь во весь опор к оскалившему окровавленную пасть дракону посреди горящих древесных остовов и растерзанных трупов. Я опускаю тяжелое копье, его острие выписывает в воздухе восьмерки. "Мне пиздец, щас дыхнёт..." проносится мысль, глядя на зарождающееся в пасти гибельное пламя. Я наклонил голову, чтоб забрало и козырек лучше прикрывали лицо и сжал покрепче копье. Плоть слаба, сталь - выдержит... надеюсь...

...И тут я одетый в серую мантию, стою за кафедрой в полукруглом зале, где-то на треть заполненном людьми.

- Сир, - поднял вверх перо один из присутствующих, оторвавшись от записей. - А на что похожа жизнь апотекария? В смысле... Вот мы тут много учим о том, как исцелять, но...

- Я понял, юноша, - ухмыльнулся я, поглаживая седеющую бороду. - Вы хотите узнать о двух сторонаж жизни. С той частью что является страданием, а также болью и унижениям, вы уже я так посмотрю, знакомы. И хотите узнать о радостях. Я вас огорчу: вы ошиблись аудиторией, то, что вы ищете - находится в кабаках и борделях. Молодость проходит быстро, и если она не оставляет приятных воспоминаний, дальше вам придется хлебать из чаши только горести и отчаянье. Как закончите с бухлом, блядями и драками - возвращайтесь, будем делать из вас рыцаря.

В аудитории пробежали смешки, а покрасневший студент съежился, постаравшись стать незаметным.

- Жизнь апотекария - это либо родовспоможения, ветеринария, пьяные драки и алкоголизм, либо приключения, в которых вас будут называть аптечкой, и вы будете наблюдать подвиги других, оставаясь в стороне. Терять товарищей, задавать себе вопрос - всё ли было сделано для того чтобы спасти их жизни, и поднимать чашу за их души по возвращении. Именно поэтому нам необходимы радости, и именно поэтому мы - орден Чаши, а не орден железной девы или дыбы, или ещё какого-нибудь орудия вечной пытки. Учитесь наслаждаться - музыкой, танцами, женщинами, хорошим вином - каждым блядским мигом вашей ебучей жизни, до самого её конца.

... Я бегу, не чувствуя усталости по извилистой дороге. Сумерки, а впереди - темная башня, чьи окна мерцают зловещим зеленоватым пламенем

- Ну пиздец, не квест, а набор отлётов, - пыхтит кто-то позади. - Слив уровней... Ладно, нагоним. Осталось верх зачистить, щас заходим по тонкому, потом...

Из окна вылетело тело, а затем - зеленоватая молния ударила прямо в меня, вспышка - и я открываю глаза стоя на каменном круге. Возле храма. В Дремолесье, чьи пейзажи я узнаю с закрытыми глазами.