Сейчас Антон не верил своим глазам, что снова гладит это благородное, умное животное какое было просто сгустком счастья и любви для окружающей её новой семьи, разрешая тискать себя не рыча и не скаля зубы. Но стоило постороннему человеку оказаться на пороге тут же превращалась в злобного пса какой готов был загрызть любого, кто просто даже повысит голос на любого члена семьи и только команда: “Свои Ронка”, “Фу, нельзя”— давали возможность незнакомцу войти в квартиру под её пристальным взглядом на протяжении всего его времени пребывания.
Антон смутно помнил, что случилось с ней в последствии. Он пришёл со школы, а вся заплаканная мать сказала, что Ронка погибла и отец на своей большегрузой машине увёз куда-то её похоронить. Чуть позже он узнал, что соседка по галерее была постоянно недовольна появлением собаки у них в квартире жалуясь, что типа она может покусать детей. Родители сначала пытались доказать ей обратное, но после нескольких скандалов махнули рукой, решив что она ничего не сделает. С годами у Антона появились подозрения, что именно она была причастна к гибели собаки, прямо или косвенно — было не важно, именно она одна из всех живущих на галерее соседей была недовольна, остальные относились либо нейтрально, либо с пониманием, потому что за всё время не было ни одного инцидента, чтобы собака кого-то покусала или даже просто облаяла. Доказать её вину не было возможности, да и что это в сущности изменило бы? Собаку уже не вернёшь, поэтому родители да и сам Антон просто тихо ненавидели её, обдавая каждый раз при встрече на галерее ледяным, презрительным взглядом от которого она прятала глаза и суетливо старалась поскорее скрыться у себя в квартире.
Наступали холода, дни становились короче, а ночи длиннее. По традиции Антон в это время переселялся с лоджии в комнату и спал на кресле-кровати какая в разложенном виде почти в притык касалась дивана на котором спали родители. В школе он не стал отличником, но теперь уроки ему давались не в пример легче, чем раньше и отец теперь больше не сидел с ним делая уроки, когда у Антона никак не ладилось с решением задач по математике и тот злился на него, раздавая щедро подзатыльники, обидные слова и применяя в качестве последнего аргумента свой ремень… Антон тогда ревел в три ручья, боялся ошибиться в решении и молчал даже, когда знал правильный ответ чем ещё сильнее злил отца, какой пытался на карандашах, палочках и примерах на бумаге донести ему подсказку в решении задачи. Если мама бывала дома, то отец не так бушевал, потому что она одёргивала его говоря, что нельзя так орать на ребёнка. Антон подозревал, что именно это стало выражаясь современным языком — триггером, когда уже даже будучи взрослым он цепенел от любого громкого звука или крика. Подзатыльники возможно тоже не прошли даром, частые головные боли в зрелом возрасте также могли быть частью этого.
Теперь это всё осталось в прошлом и он стал прилежным учеником чем вызывал теперь только хвалебные отзывы от отца.
В классе отношения с одноклассниками складывались по разному, многие уже пытались доминировать над более слабыми укрепляя свой авторитет кулаками, если кто-то был с этим не согласен. В прошлом Антон не умел постоять за себя, поэтому быстро очутился практически на последнем месте в этой иерархии, когда никому из класса он не смог бы дать полноценный отпор. Сейчас же всё изменилось, видно за пролетевшие четыре года она всё таки начал усиленно заниматься собой, потому что теперь на уроках физкультуры он мог подтянуться не менее 8-10 раз, без труда лазил по канату практически до самого верха, прыгал через “козла” с трамплина, бегал не задыхаясь наравне с другими пацанами на длинные дистанции, играл в футбол, неплохо прыгал в длину и если кто-то пытался наехать на него, чтобы укрепить свой авторитет, всегда старался дать сдачи не убегая и не пасуя даже, если нападавший был старше и сильнее его. Постепенно многие, кто раньше гнобили его, теперь зауважали и принимали, как равного.
Итак, были исправлены ещё две причины его негативных последствий во взрослой жизни.
1.Он научился давать сдачи и не давать себя в обиду.
2.Отец с матерью начали видеть в нём не неудачника, какой ничего в этой жизни не добьётся, а уже личность у какой есть все шансы добиться успеха.
Неведомая сила какая забросила его сюда, на следующий день разбудила в 7-30 утра, в октябре 1988 года, в теле 15 летнего подростка на квартире в какую они переехали, когда вернулись с севера.
Это было новым для него потрясением, потому что он никак не мог привыкнуть к этим скачкам во времени и до конца не понимал их природу. Он лежал на железной кровати в застеклённой лоджии, очень похожей на ту в какой он жил с родителями до этого. Жёлто-бежевые обои покрывали стены вокруг, над кроватью у него красовались несколько чёрно-белых фото на одной был изображён Джон Рэмбо стреляющий по супостатам из пулемёта, а на другой калейдоскоп кадров из разных фильмов ужасов и надписью на английском “Еvil Dead”( “Зловещие мертвецы “), фильм фанатом какого он был в то время. Кооператоры в это время нашли золотую жилу делая фотоснимки из иностранных журналов с популярными в то время героями боевиков и объединяли их с различными кадрами из фильмов, получалась очень крутая фотография с правда с отвратительным качеством изображения, но для мальчишек 80-х эти фото заходили на “Ура!”
Дом, в который они переехали тогда имел 4 этажа и также был галерейного типа — длинный, протяжённый, с открытым коридором веранд, уходящих вдаль. Жили они теперь на первом этаже, в квартире с видом на заросший палисадник. И именно здесь, рядом с его дверью жила Катя.
Антон увидел её почти сразу. Она выходила на галерею в простом тёмном свитере и джинсах, волосы — коротко подстрижены, как у мальчишки. В отличие от старшей сестры Татьяны, у которой были длинные, роскошные русые волосы, она держалась уверенно и даже с вызовом, в отличии от Кати какая улыбалась застенчивой улыбкой, была молчаливая, словно старалась быть незаметной. Но от этого — притягательной.
Младшей в семье была Оля — смешливая девочка с косичками, лет 10. Родители у них были строгие. Мать — уже немолодая, грузная с тяжёлым взглядом женщина, преподавала в школе русский язык и литературу. Отца звали Валентин Николаевич — высокий, угрюмый мужчина, с вечно сдержанным лицом и громким голосом, особенно когда был навеселе, работал автослесарем на заводе, был заядлым охотником и рыбаком. Часто приходил домой выпивший отчего возникали скандалы с женой из-за этого.
Антон долго не решался зайти к ним. Внутри всё сжималось при мысли, что он сможет увидеть Катю ещё совсем молодой и не забитой жизнью девочкой. И всё же однажды, собравшись с духом, держа под мышкой учебник по алгебре позвонил к ним в двери.
Открыла Татьяна и увидев Антона слегка удивлённо приподняла одну бровь. Они часто пересекались на галерее, здоровались по соседски и больше ничего.
— Привет… Слушай, у меня вот с математикой не ладится. Ты ведь в десятом? Не могла бы объяснить пару тем?
Та смерила его насмешливым взглядом, чуть прищурившись.
— Сам не справляешься?
— Вообще никак, — признался он.
— Ладно, проходи, посмотрим, что там у тебя не получается.
Татьяна объясняла быстро и грубовато, но по делу. Антон нарочно чуть медлил с пониманием, ловя на себе взгляды Кати, которая сидела чуть поодаль за письменным столом и тоже делала уроки. Она старалась не смотреть, но Антон чувствовал: она слушает, замечает, присутствует.
Когда он уходил, Татьяна сказала:
— Завтра продолжим, если не запомнишь.
Их мать предложила ему остаться поужинать с ними, но для первого раза он вежливо отказался.
Он вернулся к себе, мама сегодня была на сутках, отец с утра уехал на два дня в командировку в другой город, так что он был сам. Не прошло и десяти минут, как в дверь, кто-то постучал, на пороге стояла чуть смущаясь Катя и протягивала ему тарелку на какой лежали сделанные на электровафельнице, сладкие трубочки печенья.
