Календарь без чисел — как память сна,

Где даты бессильны связать края.

Там время течёт, но не знает дна,

И жизнь — не дорога, а круг, петля.

Висит на стене календарь без числа,

В нём нет начала, и нет конца,

Нет будущего и прошлого следа.

Лишь вечность мерцает в его листках,

И всё начинается снова...как всегда...

Глава 1

Чердак, где прячутся воспоминания

Своим редким именем— Алоний Рыбаков был обязан своей прабабушке какая умерла в аккурат перед его днём рождения и какая взяла слово с его родителей, что мальчика назовут так, а если будет девочка — назвать Алания. Почему ребёнку должны были дать такое имя—было большой загадкой, прабабушка не удосужилась объяснить по причине того, что померла. Его будущие родители конечно были не в восторге от такого странного для советского ребёнка имени, поэтому чтобы с одной стороны не нарушать данное прабабушке обещание, а с другой оградить ребёнка от того, чтобы его потом дразнили в свидетельстве о рождении он был записан как: Рыбаков Алоний Александрович, а в повседневной жизни родители решили звать его созвучным русскому уху именем Антон. Так он и жил по документам Алоний, а в обычной жизни простым Антоном. При этом повзрослев он так и не определился нравится ему это имя или нет?! Когда начал знакомится с девушками это имя называл чаще всего, со стороны оно звучало необычно и придавало дополнительно какого-то шарму ему, кроме того через одну девушки всегда спрашивали, что это имя означает? Он в библиотечных книгах сумел найти его значение с латинского языка, обозначалось, как “Склонный к одиночеству”— в целом оно очень точно описывало его внутреннее состояние души, но при знакомстве с девушками такое объяснение выглядело бы, как минимум странно и неуместным, поэтому он сочинил целую легенду, что один из его предков был в старину уважаемым человеком и носил данное имя, какое ему в свою очередь подарил один из византийских купцов, за какую-то то там большую услугу. Якобы для предка это было большой честью и с тех пор это имя передаётся, как бы по наследству, а в быту его все зовут просто Антоном. Ему исполнилось уже сорок восемь. Жил, как большинство среднестатических людей его возраста ни шатко, ни валко. Звёзд с неба не хватал, к приходу цифры 48 ничего значимого по мнению окружающих в жизни он не добился, если сравнивать его с некоторыми бывшими одноклассниками, многие из которых построили довольно успешную карьеру, выбились так сказать в люди и нашли своё место под солнцем. Работа, семья, ипотека, старый дом за городом оставшийся от умершей матери отца, планёрки по понедельникам, трафик по утрам, “найди уже новую работу или лучше подработку”, “папа мне нужен новый телефон, мой старый не поддерживает новую мобильную связь”, “Антон, надо сделать ремонт в квартире”, “Антон надо съездить к моей маме, она просила на выходных помочь ей”. И так на протяжении уже длительного времени. Как будто жизнь наладилась, устаканилась, утрамбовалась и навсегда застыла в этих бесконечных— “надо…надо…надо…”. Жена — Татьяна, добрая, терпеливая, с характером, который в других обстоятельствах называли бы “надёжный якорь”. Дети — дочь в колледже, сын в поисках кем он хочет быть в этой жизни? Всё шло, вроде относительно, как должно. Но именно в этой правильности Антон всё чаще ловил себя на одном и том же: он стал статистом в собственной биографии. Как он к этому пришёл он уже и сам не мог объяснить, когда тебе 20 лет— кажется вся ещё жизнь впереди и всё успеешь, а потом внезапно однажды ты оборачиваешься назад и осознаёшь, что тебе 40+, жизнь как бы уже большей частью прошла, ты ничего оказывается не добился в ней, никем не стал и живёшь исключительно от зарплаты до зарплаты, летом удаётся съездить куда-нибудь с семьёй на отдых и на этом всё, до следующего лета серые, одинаковые будни с небольшими вкраплениями праздников и дней рождения.Нередко по ночам ему снилась квартира его деда и бабы, где он провёл бо́льшую часть своего детства, дворовые качели, выкрашенные в салатовый цвет эмульсионкой стены комнат с обязательным коврами на них, тот самый незабываемый запах, мебель, обстановка… А днём он работал,чаще всего на улице в любую погоду, где не было кондиционера и прочих прелестей, работал тяжело, чтобы заработать на жизнь. В наступившем году летом они вместо поездки куда-то на море поехали за город, дом матери его отца нуждался в ремонте и походу придётся потратить весь свой отпуск на то что бы привезти его в жилой вид. На 12 день их нахождения здесь ему до смерти хотелось поскорее свалить отсюда в город, в цивилизацию. Где не надо идти на улицу в туалет, есть холодная и горячая вода, можно заказать на дом пиццу и суши, когда лень готовить. Он только, что закончил сбивать из фанеры и досок новый умывальник по типу “Мойдодыр”, так как старый решил развалиться, едва дочка облокатилась на него рукой, когда вечером чистила зубы. Пришлось с раннего утра заняться его починкой. Выйдя на крыльцо, ужасно довольный собой, Антон сжимая в руках шуроповёрт увидел, что на заднем дворе жена с дочкой садят цветы. Сын зевал, уткнувшись в телефон сидя в плетёном кресле на улице и не проявлял большого энтузиазма, что-то делать. Антон прошёл к клумбе и отчитался стоящей в согнутом положении Татьяне:— Докладываю госпожа Татьяна, умывальник починен, вода в нём залита, можете пользоваться.Она распрямилась, взглянула на него смахнув прядь волос с лица:— Ох, ты ж мой хозяин. Ну что ж молодец. Сегодня испеку пирогов, так и быть заслужил.— Она слегка улыбнулась ему дразнящей улыбкой. Дочка одобрительно закивала.— Да, да мамуль, давно ты нас и вправду пирогами своими не баловала. — Ну будешь помогать тогда, раз такое дело.— Татьяна вновь наклонилась делая ямки в клумбе.Антон повернувшись решил, что он сегодня сделал уже достаточно поэтому можно отдохнуть. Но едва прошёл пару шагов, как Татьяна ласково окликнула его.— Антош, ты давно обещал на чердаке хлам разобрать, по моему самое время. Я боюсь скоро потолок не выдержит и всё рухнет. Попроси Виталика пусть тебе поможет. Антон стоял у чердачного люка, вцепившись в старую деревянную стремянку, покрытую паутиной.— Пап, ты говорил, что там доски возможно прогнили совсем, вдвоём может не стоит нам туда лезть? Давай ты будешь сбрасывать, что не нужно, а я складировать в кучу.— Сказал сын придерживая лестницу снизу.— Хорошо, пойду пока осмотра его внутри.Он подтянулся, втянул голову в прохладную темноту чердака. В нос ударил знакомый запах — пыль, старый картон и что-то ещё… может быть, прошлое.Там, среди перекрытий и паутины, лежали забытые сокровища: патефон с отколотой ручкой, чёрно-белый телевизор «Рекорд», сломанный самокат, коробка с книгами из серии “Школьная библиотека”, какие-то картонные коробки, узлы с тряпьём, стулья, старые санки с поржавевшими полозьями, холщовые мешки в какие видимо собирали картошку, старомодные чемоданы в одном из которых он обнаружил несколько пухлых, потрёпанных фотоальбомов с жёлтыми уголками и выцветшими страницами.Антони открыл первый попавшийся.Пожелтевшее фото — он, восьмилетний, в коротких шортах, улыбается, рядом — мать в красивом платье с модным тогда начёсом волос на голове, они вдвоём сидят на траве, ниже на фото подпись, где было сделано фото “Дом отдыха. Днепродзержинск. 1980 год”. А вот он совсем маленький стоит с отцом на фоне пальм, отец тут красивый статный, молодой мужчина, в брюках и жутко модной в то время футболке с рисунком каких-то забугорных певцов сидящих на мотоцикле. В углу фото стоит надпись: “Крым. Ялта. 1979 год”, а вот на этом фото пляж из каменистой гальки, его батя в плавках ещё совсем молодой и неженатый, рядом с ним родноц старший брат Виктор, какой стал гражданским лётчиком, и снова подпись в углу фото: “Геленджик, 1972 год”. Летний свет прошлого всё ещё теплился на бумаге.Он медленно перелистывал страницы. Смех и какие-то обрывки фраз из прошлого словно продолжали звучать его в голове, будто кто-то прокручивал на плёнке. Глаза защипало.“Господи, как давно это было…” — подумал он. — “Когда я последний раз видел эти фото?”..Ему захотелось показать детям эти фотоснимки и поделиться с ними воспоминаниями. Сказать: "Вот, смотрите. Это всё было. Я был маленький, и время тогда было другое. Неспешное. Настоящее".Он поднялся, прижал альбом к груди и пошёл к люку, к лестнице вниз.Но когда подошёл к проёмучто-то… сдвинулось, его качнуло в сторону и резко закружилась голова, пол под ним ему показалось завибрировал, а воздух плотным слоем ударил в уши. Всё стало вязким, как вода. Пространство заколебалось — незаметно, но ощутимо. Вдруг резко запахло отцовским одеколоном, маминым духами и чем-то ещё… странным, детским.Он попытался сделать шаг, но ноги не слушались — тело стало лёгким, как во сне. Голоса с улицы исчезли.А потом… резкий хлопок. Не звук — скорее вспышка внутри.