Кровь из прокушенной артерии, фонтаном брызнувшая на выроненную шкатулку, адский крик, наверняка перебудивший всех добропорядочных горожан по соседству. И исходящая от пушистого комка меха подавляющая аура ужаса, которой не каждый королевский волкодав мог похвастаться. Единственный глаз кота в полумраке светился призрачным изумрудом, а клыки и когти уже показали себя в деле.

Не медля, купец подхватил с мостовой шкатулку и кинулся бежать к родному крыльцу, на ходу обтирая с неё рукавом капли крови и припоминая их с Юияль условный стук в дверь. Только бы она услышала! Хотя вопль раненого, разнёсшийся по всей округе, мог и мёртвого разбудить.

Дверь распахнулась почти мгновенно. Встревоженная женщина одним взглядом оценила ситуацию и тут же отступила на пару шагов, пропуская мужа внутрь дома. Убедившись, что он цел и невредим, хотя и слегка потрёпан, Юияль чуть успокоилась, но не до конца. Накопившееся недовольство так просто не стереть, даже если вернуться как герой, отстоявший семейную ценность в неравном бою с ночными грабителями.

Но вслед за купцом в дом проскользнул взъерошенный Темурф в обличии серого полосатика, и женщина внезапно просияла:

— Ой, котик, ты, наверное, голодный! Пойдём, на кухне должно было что-нибудь остаться от вчерашнего мясного карне, я сама тебя угощу.

Бухтияр бы не рискнул назвать Темурфа котиком даже под маской безобидного уличного кота, и, тем более, не потянулся бы погладить. Но жена выглядела так… светло. А ведь он уже успел забыть, когда в последний раз видел её улыбку. И эта улыбка снова погасла, когда женщина перевела взгляд с кота на мужа.

Вместо того, чтобы пойти привести себя в порядок, как подсказывал разум, и лишь потом попытаться объясниться с женой, барр Сеймур внезапно выпалил:

— А помнишь, как мы прятались от твоего отца в книжной лавке за углом? Ты попросила ещё тогда подарить тебе редкий томик стихов Аштрыка, "Лис, шёлк и рис", а у меня не хватило целых двух серебряных рууров, и тогда ты сняла с себя камею и попросила продавца принять в залог, пока я не добуду недостающее. Ещё тогда ты верила в меня, как никто другой… я только теперь начал понимать, что чуть не подвёл твоё доверие.

Серо-зелёные глаза Юияль смотрели внимательно и цепко, а в их глубине Бухияр видел себя — того юного, полного сил и энергии молодого человека, который был готов горы свернуть ради любимой женщины. Даже отказаться от собственного родового имени, пусть и не такого звучного, но…

Сеймуров знало полгорода. Арифов — в лучшем случае лишь соседи по дому. Сын горшечника, не желающий идти по пути отцовского ремесла, и матери, которая присматривала за хозяйством и подрабатывала прислугой по найму. Нет, Бухтияр не стыдился родителей. Но тот, чьё имя не имело никакого веса в обществе, не имел права управлять фамильным предприятием Сеймуров. Решение оборвать корни далось нелегко, но в итоге выиграли все: и мать с отцом, получившие неплохие отступные, и сам юноша, вошедший в род жены и перенявший наряду с ней все права наследования. Конечно, до этого пришлось постараться, чтобы будущий тесть убедился в серьёзности намерений жениха, да и без самой Юияль ничего бы не вышло.

— П-п-помоги мне. Нет, п-п-помоги нам, — заикание вернулось внезапно, но Бухтияр переборол себя и ухитрился договорить фразу, — в-в-всп-помнить, о ч-чём м-мы м-мечтали, — и купец открыл шкатулку, достал один из браслетов и протянул жене.

Медленно, словно нехотя, женщина взяла браслет и защёлкнула на запястье мужа. А затем повторила то же самое со своим. Браслеты негромко загудели, подстраиваясь под изменившийся манар своих владельцев. Жизненная сила, которую жрецы вплетали в свадебные клятвы при венчании, даже в течение пары месяцев могла усилиться или ослабеть. Что уж говорить про четыре года, пока браслеты не надевали.

Слушая гудение, Юияль задумчиво смотрела на опустевшую шкатулку, а затем отобрала её у мужа, закрыла и принялась вертеть, словно что-то искала. Перевернула вверх дном, потрясла. Трижды постучала по одной из боковых стенок, надавила на вторую — и в самом центре днища откинулась плотно пригнанная планка, открывая небольшое углубление, обитое войлоком. В тайнике обнаружилось пять старинных золотых монет и небольшой предмет, завёрнутый в старые газеты — всё уложенно друг к другу впритык, чтобы не звенело.

Взглядом испросив разрешения, Бухтияр потянулся к свёртку, осторожно его распаковал и вытряхнул на ладонь устаревший цилиндр, который некогда применяли для записей разговоров. Он помнил своё удивление, когда впервые с ним познакомился. Конечно, за это время техника шагнула далеко вперёд, но в то время фонографы были редкостью, и далеко не каждое семейство могло ими похвастаться. В доме Сеймуров записывающее устройство тоже было, хотя далеко не каждый знал о его существовании.

Но какой секрет содержался в записи? Ведь не пустышку же Юияль спрятала так надёжно. Торговец не успел даже задать вопрос, как позабытый Темурф коротко мрявкнул, напоминая о себе, и женщина всплеснула руками:

— Иду-иду, сейчас-сейчас! А ты, — она кивнула в сторону мужа, — живо приведи себя в порядок и возвращайся. Похоже, разговор предстоит непростой. И тебе есть, что мне поведать. И мне настало время поделиться одним постыдным секретом, пусть даже и не моим. Но если я потом узнаю, что ты разболтал кому-то ещё!..

Бухтияр поёжился. Юияль слов на ветер никогда не бросала, и надо было быть последним идиотом, чтобы не внять предупреждению. Аруна не в счёт. Судя по всему, он уже откуда-то знал то, что должно произойти. Или, по крайней мере, догадывался. Вот только как рассказать жене о загадочном аристократе и его странностях, если при первой же попытке объяснить всё начистоту язык словно что-то сковывало, а мысли начинали путаться?

И куда, интересно, подевался старый фонограф? Может, с его помощью удастся прослушать запись?

На кухне успокаивающе потрескивали дрова в каменной печи. Многие предпочли заменить старые печи новомодными аритовыми, обеспечивающим то же тепло, но без надоедливого дыма и необходимости подкладывать поленья. Ари́ты, солнечные камни, несмотря на свою стоимость, были вполне доступны даже для горожан среднего класса, и одного такого камушка, размером с горошину, хватало на неделю-другую обеспечения дома, начиная от подогрева воды и приготовления пищи на всех домочадцев, заканчивая техническими новинками. Но Юияль нравился живой огонь, да и она сама порой любила состряпать что-нибудь вкусненькое. Да, знатные леди не готовят. Всё, что они должны делать по хозяйству — это распоряжаться прислугой, даже если её немного как у Сеймуров: лакей, горничная, экономка и повар. Но если женщина что-нибудь хочет, то кто ж ей запретит? Тем более, если эта женщина с характером.

Поэтому печей было две. И с обеими Юияль могла, в случае чего, справиться самостоятельно. Вот и сейчас, заварив для себя и для мужа ароматный чиар и не забыв положить коту полную миску обещанного карне, она сидела в ожидании Бухтияра на высокой скамье, совсем не по-аристократически положив локти на стол и обхватив обеими ладонями большую чашку с напитком. На противоположной части стола неуклюже пристроился старый фонограф. Женщина не только самолично разыскала устройство в кладовке, но и протёрла пыль и подготовила к работе, заменив выдохшийся аритовый накопитель на новый. Оставалось лишь вставить цилиндр с записью.

Горничную, выскочившую вместе с хозяйкой на шум, Юияль ещё раньше предусмотрительно отослала со строгим наказом не появляться на глаза, пока не позовут. То же касалось и остальных слуг, включая повара.

Предстоящий разговор не для посторонних ушей, и кухня, располагающаяся наособицу, вполне подходила для того, чтобы побеседовать с глазу на глаз. К тому же все технические новинки находились в гостиной и жилых комнатах, и чтобы подслушать беседу Бухтияра с женой, требовалось подкрасться и приложить ухо к полуоткрытой двери. В присутствии Темурфа сделать это незаметно не удалось бы никому.